Конечно, создатели Мавзолея (до марта 1953 года это слово писалось со строчной буквы) и связанных с ним ритуалов не придумали все это в одночасье. Они шли шаг за шагом, можно сказать, на ощупь, повинуясь духовным потребностям и привычкам общества.
«Что же людей-то мучить?» Из Мавзолея, из этого загробного мира, в дни праздничных демонстраций поднимались на трибуну вожди государства. Но трибуна не сразу совместилась с Мавзолеем — на это ушло несколько лет. В 1924 году принимавшие парад стояли еще только на ступенях склепа. Первоначально от дерзкой мысли подняться прямо на гробницу, вероятно, захватывало дух. Затем появились две небольшие низкие трибуны. И лишь в 1944 году на гробнице возникла одна широкая и высокая трибуна.
Какой символический смысл вкладывался в эту традицию? В сказках герой, чтобы родиться заново, приобрести бессмертие и вечную молодость, должен омыться мертвой и живой водой. Иначе говоря, умереть и воскреснуть. Проходя через гробницу, вожди государства переживали не что иное, как символическую смерть. Чтобы затем, поднявшись на трибуну, омыться живой водой, текущей по площади. Именно такой смысл обряда, вольно или невольно, вкладывался в него народным сознанием.
Что такое мертвая вода, в чем ее смысл? Она вносит в мир совершенный порядок, порядок кристалла, символом которого может служить сам Мавзолей. Но это неживой порядок. Кстати говоря, в поэме Твардовского «Теркин на том свете» герою подробно разъясняют это фольклорное значение мертвой воды:
— Здесь лишь мертвая вода.
— Ну, давайте мертвой.
— Это — если 6 сверху к нам, —
Поясняет некто, —
явился по частям,
То есть некомплектно.
Мы бы той тебя водой
Малость покропили,
Все детали меж собой
В точности скрепили.
И готов — хоть на парад —
Ты во всей натуре…
Живая вода — напротив, воплощенный хаос, беспорядок. Ее воплощает свободная праздничная толпа, текущая по площади. (Или живая очередь, ниткой проходящая сквозь Мавзолей.) Этот поток как бы омывает строгий кристалл Мавзолея, растворяет его в себе и соединяется с ним. Смерть и новое рождение — вот что, по замыслу, происходило на Красной площади в дни демонстраций. Правда, к 70-м годам этот первоначальный смысл обряда постепенно стал забываться…
Вершиной этого обряда был момент, когда дети — самые юные участники демонстрации — взбегали по ступеням гробницы наверх. Они вручали стоявшим здесь праздничные букеты цветов и прикалывали им на грудь большие алые банты. Те в ответ дарили коробки самых дорогих и изысканных конфет, сделанных по особому кремлевскому заказу. Часто эти дети бывали наряжены в национальную одежду народов СССР…
Демонстрация на Красной площади была главным ежегодным карнавалом Советской страны. Первоначально в колоннах действительно можно было увидеть многие карнавальные образы — например, огромную свинью в два человеческих роста, гигантскую колбасу, гору шоколада, флакон одеколона, огромную фигуру из консервных банок… В начале 60-х по площади несли макеты спутников, в 1980 году — сотни олимпийских Мишек. Встречались и «страшные» предметы. В конце 30-х годов это были знаменитые «ежовы рукавицы» — их носили, надев на палки. А, например, в Первомай 1964 года по площади двигалось несколько больших панно:
— девочка, закрывшая руками лицо на фоне атомного взрыва;
— женщина с погибшим ребенком на руках;
— руины городских домов…
Все это сопровождал вопрос: «Хотят ли русские войны?»
К 60-м годам главным «карнавальным» украшением Красной площади стали исполинские ракеты с ядерными боеголовками. Их впечатляющее появление венчало ежегодные военные парады. Так, о параде 1 Мая 1967 года «Правда» писала: «На площади ракеты стратегического назначения… — Глобальные!.. — уважительно проносится по трибунам. Замыкая военный парад, движутся гигантские ракеты… Границы дальности полета ракет подобного класса безграничны, мощность ядерных боеголовок — фантастична». Между прочим, глобальные ракеты долгое время оставались именно фантастикой. По площади провозили только их пустые макеты, поскольку самих ракет еще не существовало. Но вероятный противник об этом не догадывался…
К 70-м годам демонстрация на Красной площади окончательно превратилась в тщательно выверенный парадный ритуал. Кажется, ничто не могло изменить его течение. Піава правительства Косыгин остался на трибуне Мавзолея даже тогда, когда в больнице скончалась его жена.
Сам Брежнев признавался: «Не люблю стоять на Мавзолее. Бррр…»
Конечно, возникает вопрос: почему Леониду Ильичу, человеку, очень любившему праздники, не нравилось стоять на Мавзолее? Может быть, ему было не по душе само место — Красная площадь? Нет, не так: он всю жизнь с удовольствием вспоминал свое участие в Параде Победы. Видимо, тогда, в 1945 году, здесь было что-то такое, чего уже недоставало тридцать лет спустя. Можно вспомнить, что Теркин, угодив на тот свет, безуспешно искал там воды напиться, иначе говоря — живой воды. Но ее там не было: даже душ был «безводным». Что-то похожее произошло и с Брежневым — праздничная демонстрация к 70-м годам из «живой воды» превратилась в «безводный душ», утратила черты настоящего карнавала.
А Леонид Ильич, насколько можно судить, ценил именно особое, праздничное настроение, а не соблюдение ритуала во что бы то ни стало. Однажды Первомай выдался холодный, с неба сыпался снег пополам с дождем. «Когда въехали на Кутузовский проспект, — вспоминал В. Медведев, — Леонид Ильич увидел стоящие колонны мокрых, съежившихся людей».
— Что же людей-то мучить, а? — спросил он. — Вон, дети мерзнут, мокрые, с зонтиками… — И спросил у соратников: — Что это, сегодня — обязательно?
— Нет, нет, — согласились те.
По предложению Брежнева демонстрацию в этот день отменили.
«Какой-то дурак тут выдумал закрыть ГУМ». Некоторые в высшем руководстве считали, что церемонии на Красной площади надо сделать, напротив, еще более серьезными, возвышенными, священными. При Брежневе, например, на Красной площади разрешалось курить — когда же его не стало, здесь появились строгие таблички с изображением перечеркнутой сигареты и надписью: «На Красной площади не курят»…
Не раз возникала и мысль о том, чтобы прекратить торговлю в здании ГУМа, по соседству со святынями. Бывший управделами правительства Михаил Смиртюков вспоминал: «Как-то, помню, Брежнев ушел в отпуск… Суслов через Политбюро, не просто так, проводит решение о закрытии торговли в ГУМе и передаче здания под выставочный зал. Мол, негоже рядом с Мавзолеем торжище устраивать… Брежневу мгновенно доложили. Когда тот вернулся из отпуска, перед первым же заседанием Политбюро сказал: «Вы слышали? Какой-то дурак тут выдумал закрыть ГУМ. И открыть там какую-то кунсткамеру».
Расселись. Он спрашивает: «Ну что, вопрос по ГУМу решен?» Все, в том числе и Суслов, закивали головами. Проблему без обсуждения закрыли раз и навсегда».
Горячее вино на Мавзолее. Советские граждане 70-х годов были бы немало удивлены и даже шокированы, если бы узнали, что стоящие на гробнице пьют вино. И тем не менее это было именно так. В. Медведев писал: «Если прохладно, то уже часам к одиннадцати появляются два официанта с термосами и набором хрустящих белоснежных пластмассовых стаканчиков (если не холодно, приходят чуть позже). В термосах — горячее вино с какими-то вкусными добавками. Ширина прохода на Мавзолее метра полтора, не меньше. Когда позади вождей проходят официанты или охрана, с площади не видно. От стены Мавзолея идут два выступа, которые служат столиками, выбиты ниши, они покрыты деревом и обшиты сверху материалом — удобные сиденья. Всего шаг назад — Леонид Ильич садится за стол, выпивает, отдыхает и возвращается в строй. Точно так же после него пригубляют, согреваются остальные. Исчезновение их на краткое время незаметно ни тысячам людей с площади, ни тем более телезрителям».
По соседству с гробницей располагался незаметный вход в буфет, куда также время от времени отлучались те, кто стоял на трибуне. Садились за стол, выпивали там рюмку-другую…
В действительности, конечно, это подогретое вино на трибуне склепа как нельзя точно отвечало первоначальному карнавальному духу празднества. Но в 60-е годы сам этот дух уже казался чем-то неправильным, с ним боролись. В архивах сохранилось довольно характерное письмо на имя Брежнева, отправленное в 1965 году. Член партии Ронский писал: «Прошу о следующем:
1). Всем, невзирая на лица, строго и навсегда запретить курение на трибуне Мавзолея В.И. Ленина…
2). Убрать с трибуны Мавзолея буфет. Если некоторые товарищи не в состоянии прожить 2–3 часа без курения и жевания — установить для них этот буфет вне трибун Мавзолея (чтобы его и видно не было). Нельзя забывать, что в такие часы к Мавзолею прикованы взоры миллионов людей (экраны телевизоров)… Как пример своеобразной демонстрации неуважения можно отметить, что даже во время выступления Первого секретаря ЦК КПСС (на митинге 23.Ш.65 г.) некоторые товарищи продолжали пить, жевать, курить буквально за его спиной».
«Вы все в шляпах, а я — в шапке!» Даже в мелочах ритуалы, связанные с Мавзолеем, становились все более отточенными и строгими. На похоронах Сталина, например, его соратники стояли на Мавзолее в самых разнокалиберных головных уборах — меховых шапках, кепках, Берия — в огромной широкополой шляпе. В 70-е годы даже такого разнобоя старались избежать. В. Медведев описывал характерную для этого времени сценку:
«Брежнев оглядывает всех:
— О-о, вы все в шляпах, а я — в шапке!
— Правильно, правильно, Леонид Ильич, на трибуне холодно, ветер.
— Но вы-то в шляпах, а я — в шапке.
— И мы, и мы, Леонид Ильич, будем в шапках.
Я уже вижу, наши ребята, охрана — все держат шапки за спинами. Мгновение — и у всех на головах шапки, как в волшебном кино».