«Не подписывайте, — вмешался Брежнев, — он не захотел меняться со мной машинами».
Глава 16 «МЫ ЕЩЕ ПОЖИВЕМ, МЫ ЕЩЕ ПООХОТИМСЯ»
«Давняя страсть к охоте…» Наряду с автовождением охота была одним из любимых увлечений Леонида Брежнева. Кстати, эти две его страсти удачно сочетались: на охоте он нередко сам управлял «газиком» или «уазом». Чаще всего Брежнев посещал охотничье хозяйство Завидово и проводил здесь почти все выходные дни и праздники. «При малейшей возможности, — замечал Е. Чазов, — он «вырывался» на охоту в Завидово, которое стало его вторым домом».
«Там, на воздухе, — говорил генсек, — лучше отдыха-ется».
Дневниковые записи Брежнева пестрят пометками вроде таких: «Убил трех кабанов в Завидове», «Завидово — лось», «Вечером был на охоте (вечерка). Убили 34 гуся»… «На охоте он загорался, — писал генерал КГБ Михаил Докучаев, — становился веселым, бодрым…»
Какие только насмешливые легенды не складывали об этих охотах! Рассказывали, например, что Леонид Ильич стреляет в привязанного кабана. Один из сотрудников генсека Виктор Афанасьев вспоминал: «Мы… между собой злословили, говорили, зачем, мол, разыгрывать такой спектакль, когда можно пойти на колхозную или совхозную ферму и там застрелить пару свиней». На охоту авторы таких шуток, конечно, сами не ходили.
В действительности привязывать дичь не было никакой нужды: Брежнев был метким стрелком, еще с военных времен. Генерал КГБ Сергей Королев вспоминал случай на охоте: «Когда мы поставили мишени и началась пристрелка… я удивился, как Леонид Ильич навскидку поражал десятку в этих мишенях. Причем несколько раз. Я впервые видел такого стрелка и такого охотника, который навскидку может так здорово и метко стрелять из оружия». Охранник Брежнева В. Медведев также подтверждал меткость генсека: «Стрелял Леонид Ильич блестяще — мастер пулевой стрельбы, без преувеличения, и в ружьях толк знал. Товарищи, соратники — и наши, и зарубежные, — зная его слабость, дарили ему в дни рождения и в любые другие подходящие дни самые роскошные ружья. На ближней даче, в Заречье, в специальной комнате у него хранилось в трех больших сейфах примерно девяносто стволов!». А ведь хорошее ружье в ту пору могло равняться по цене двум-трем автомобилям «Волга».
Все без исключения ружья содержались в образцовом порядке, раз в несколько месяцев их чистили, протирали, смазывали. Эту работу проделывали четыре охранника, она занимала у них несколько дней. Но любимых ружей у Леонида Ильича было меньше: три-четыре гладкоствольных, для некрупной добычи, и столько же нарезных, для крупного зверя. Все это любимое оружие было импортным, только одно нарезное ружье — тульское. Когда в 1977 году генсек побывал в Туле, он захотел обязательно посетить оружейный завод. Его отговаривали: это не очень сочеталось с образом «архитектора разрядки», как называли Брежнева.
«Как же так! — настаивал Леонид Ильич. — Приехал в Тулу. Они мне сколько лет охотничьи ружья дарят, делают по моему заказу. А я даже не схожу к ним. Нехорошо!»
И 17 января генсек все-таки побывал у оружейников. А в газетах подробно описали посещение им загадочного «крупнейшего Тульского машиностроительного завода». Только не объяснили, какие же таинственные «изделия» и «лучшие образцы», отмеченные знаком качества, осматривал здесь генсек. (Добавим, что само существование оружейного завода в «городе оружейников», конечно, не было секретом.)
«Он любил оружие, всякое, — замечал Анатолий Черняев. — Бывало, спустится к нам в зимний сад с каким-нибудь очередным пистолетом за поясом брюк. Окружаем, он объясняет, что за пистолет и откуда». Его оружейная коллекция начала пополняться еще на фронте: в 1943 году гвардии полковника Брежнева наградили именным маузером… О том, что генсек ценит хорошее и редкое оружие, знали во всем мире. Например, в Америке президент Никсон вручил ему не только автомобиль, но и охотничье ружье с золотой инкрустацией. Ав Польше генсеку подарили настоящую булаву… Даже кондитерская фабрика «Большевик» преподнесла генсеку не что-нибудь, а шоколадное ружье, которое он с интересом попробовал (его предшественнику, Хрущеву, здесь подарили сладкий сноп колосьев).
В печати о любви генсека к охоте и оружию прямо не сообщалось. Хотя, например, в юбилейном альбоме его фотографий могла появиться такая: он стоит в осеннем лесу с сигаретой в руке, добродушно смеется. За ленту шляпы легкомысленно воткнута сосновая веточка (знак удачной охоты). На поясе — кольт в красивой кобуре, расшитой узорами…
А в начале 1983 года появилась глава воспоминаний Брежнева, где описывалась его «давняя страсть к охоте». Еще в Молдавии он отдавался этому увлечению: «В пойме Реута были тогда необозримые камышовые плавни, полные дичи… Утром, чуть свет, мы с ружьями уже в лодке. Плавни для охотников — это, конечно, рай».
«Что, я плохо стреляю?» Брежнев охотился на различную дичь — лосей, оленей, маралов, архаров, уток, гусей, фазанов. Излюбленным же его занятием было «стрелять кабанов». После охоты Леонид Ильич с удовольствием рассказывал, как подкрадывался, выжидал зверей на смотровой вышке. «Этого зверя развелось много, — писал В. Медведев, — охота на него была просто праздником, тут сходилось все — и огромный спортивный азарт, и риск, и наслаждение удачей». Автомобиль следовало останавливать не ближе километра к месту охоты. В. Медведев: «Каждый раз егерь предупреждает, чтобы из машины выходили аккуратно, без шума, дверцей не хлопать. Двигаемся осторожно, чтобы не зацепить корень дерева, не хрустнуть веткой. Так крадемся километра полтора; где-то рядом кормятся кабаны, тут же, неподалеку, пасутся пятнистые олени. Вожак стада, почувствовав наше приближение, издает пронзительный свист, невольно останавливаешься, слышишь топот и треск веток — это разбегаются кабаны. Общий вздох разочарования, иногда смех, у кого-то вырвется крепкое словцо».
После подкрадывания начиналась следующая часть охоты — выжидание на вышке. Туда шли втроем — Леонид Ильич, егерь и охранник. «Начинается долгое выжидание. Час, два, три. Где-то хрустнула сухая ветка… Напряжение нарастает, иногда хочется кашлянуть — нельзя, даже слюну нельзя сглотнуть, приспичит — хватаешь шапку, в нее выдохнешь. Наконец появляется осторожное стадо. Впереди — мелочь, небольшие подсвинки, потом — самки, и только после них замыкают шествие матерые кабаны, хозяева стада. Матерые не торопятся, ждут, когда молодняк начнет хватать подкормку… Потихоньку на площадку выйдут самки, прислушаются, успокоятся и тоже примутся за подкормку. И уже затем выходит самец-хряк — очень осторожно, с поднятой головой, принюхиваясь и сопя… Спуг-цул нечаянным вздохом или легким движением — все. Сиди и жди еще часа два».
Обычно Леонид Ильич укладывал зверя с одного выстрела. «Брежнев убивал кабана и радовался, как ребенок», — вспоминал А. Дойников. Сделав выстрел, Леонид Ильич непременно спускался с вышки, подходил к добыче, смотрел, куда попал его ружейный заряд. Фотографировался возле убитого кабана. Большим охотничьим ножом полагалось, как говорили охотники, «спустить зверю кровь». Здесь же, прямо возле добычи, происходил и еще один обязательный ритуал — охотники выпивали по стопке водки, поздравляя друг друга «с полем». Брежнев тоже пригублял рюмку.
Бывали и опасные происшествия, но спортивный риск охоты вполне отвечал натуре Брежнева. «Однажды он повалил огромного зверя, — писал В. Медведев, — по привычке спустился, направился к нему. Когда оставалось метров двадцать, кабан вдруг вскочил и двинулся на Брежнева». Оказалось, зверь был только ранен и теперь очнулся. Разъяренный кабан бывает смертельно опасен для охотников: нередко они получают тяжелые ранения от его клыков. Егерь дважды выстрелил в кабана, но промахнулся. К счастью, зверь испугался звуков выстрелов и ринулся в другую сторону. Стоявший на его пути охранник попятился, споткнулся и… рухнул прямо в болото. Кабан перепрыгнул через него и умчался в густой лес (потом его так и не нашли). Брежнев наблюдал всю эту сценку с полным хладнокровием и, по словам очевидцев, даже не изменился в лице. Охранник поднялся из болотной жижи весь вымокший и грязный, с его одежды свисали водоросли.
— А что ты там делал, Борис? — шутливо спросил Брежнев.
— Вас защищал, Леонид Ильич, — засмеялся тот.
— Это еще ничего, — сказал Брежнев. — А то вот с Гречко как-то случай был. Раненый кабан тоже бросился на него. Наш бравый маршал — к вышке. И его охранник тоже. Как-то так получилось, что Гречко еще бежит, а охранник уже на самом верху. Маршал удивился: «А ты как здесь впереди меня оказался?» Охранник не растерялся: а я, говорит, вам дорогу показывал, товарищ маршал!
Один раз В. Медведеву пришлось вступить в поединок с огромным подраненным кабаном. Он попытался прикончить его ножом — не удалось. Уложил выстрелом из карабина. А Брежнев рассердился:
— Ты чего там стрелял! Кабанов всех разогнал, они, наверное, рядом были!
— Стрелять надо уметь, — разозлился в ответ охранник, — тогда и мне стрелять не придется.
— Что, я плохо стреляю? — обиделся Леонид Ильич.
«Конечно, Брежнев в сгустившихся сумерках не видел мою борьбу с кабаном. Я рассказал, и он улыбнулся.
— Ладно, успокойся. Не переживай».
Иногда подраненного зверя приходилось преследовать — и Брежнев пробирался несколько километров сквозь лесную чащу, завалы, зимой — по глубоким снежным сугробам. Рукавиц он никогда не надевал, даже в сильные морозы. Часто пренебрегал и теплой одеждой. В ответ на уговоры надеть что-нибудь потеплее только отмахивался:
— Тебе надо? Надень.
Ради полноты картины добавим, что в природе бывали разные встречи — в том числе и такие, при которых Леонид Ильич терял свое знаменитое хладнокровие. Один случай, бывший в Крыму, описывала Любовь Брежнева: «Леонид Ильич панически боялся змей. Отец рассказывал, как однажды, гуляя с братом, они зашли с ним в виноградник по «насущным делам». Вдруг Леонид увидел у себя под ногами настоящую гадюку… «Видела бы ты, как Ленька сиганул из этого виноградника! — сказал мне отец вечером. — Он пере