«Слушай, тут у меня Райкин». Из эстрадных артистов Леонид Ильич особенно любил Аркадия Райкина. Его личное знакомство с Райкиным произошло… за день до нападения Германии на СССР. Дочь артиста Екатерина вспоминала: «Как-то в Днепропетровске в честь приезда артистов состоялся банкет. Они прибыли с концертами в воскресенье, а уже в понедельник на страну напал Гитлер. Принимал их у себя руководитель обкома партии, «отец» города Леонид Брежнев. Он был настоящий донжуан! Без конца приглашал маму танцевать, оказывал ей всяческие знаки внимания. Она мне потом рассказывала, что папа устроил ей из-за этого сцену ревности и влепил пощечину». (Уточним, что 22 июня было именно воскресеньем, так что, очевидно, банкет происходил в субботу.)
Несмотря на такое начало, отношения Брежнева и Райкина остались самыми дружескими. Спустя несколько дней Брежнев помог Райкину и его труппе эвакуироваться из города. Артист приезжал на фронт в 18-ю армию, где служил Леонид Ильич, выступал перед красноармейцами. Однажды, уже став генсеком, Брежнев поинтересовался у артиста: «Говорят, что я плохо произношу речи. Как ты думаешь, что нужно, чтобы хорошо говорить?»
«Но Райкин, — писал историк Рой Медведев, — заверил Брежнева, что у него все нормально и с произношением, и с речью». Генсек настойчиво упрашивал артиста называть его на «ты» и не «Леонид Ильич», а «Леня». В 1981 году Брежнев подписал указ о присвоении Райкину звания Героя Социалистического Труда.
«В Москву Райкин перебрался благодаря Брежневу, который очень его любил, — рассказывала Екатерина Райкина. — На каком-то приеме Леонид Ильич спросил: «Может, тебе что-то нужно?» — «Мне бы в Москву с театром переехать. Но меня из города не отпустят, и не потому, что я там нужен, а просто чтобы сделать больно». Брежнев тут же позвонил Романову: «Слушай, тут у меня Райкин. Он хочет переехать в Москву. Я — за, а ты?» Так мгновенно проблема была решена».
«Ни один человек без слез не уходит…» Известны и другие случаи вмешательства Брежнева в театральную жизнь. Несколько раз он заступался за московский Театр на Таганке, которому угрожало закрытие. «Спасать Любимова удавалось несколько раз, — говорил Г. Арбатов. — Юрия Любимова из Театра на Таганке, над которым нависали грозовые тучи… Во время работы начинали с ним (Брежневым) говорить, удавалось убедить; он брал трубку, звонил и как-то это делал».
Громкий скандал разразился в 1969 году из-за спектакля «Живой» по повести Бориса Можаева. «За «клеветнический» спектакль, — писал Юрий Любимов, — меня сняли с работы и исключили из партии. И тогда я написал письмо Брежневу. И он смилостивился, сказал: пускай работает. Недели через две меня вновь приняли в партию: ну, Юрий Петрович, ну, погорячились, вы уж извините…» Сам Леонид Ильич говорил в 70-е годы о спектакле театра «А зори здесь тихие…»: «Вот недавно приносит мне Самотейкин письмо от Любимова с Таганки. Тот пишет, что горком его хочет исключить из партии: что-то он не так поставил, «им» не понравилось, видите ли! Звоню Гришину, говорю: отмени решение, если уже приняли. Так нельзя с интеллигенцией. Отменил и даже будто встретился с Любимовым. И вот смотрите: через несколько месяцев он поставил такую пьесу… Ни один человек без слез не уходит из театра».
«И сам прослезился, сглотнул комок в горле», — добавлял А. Черняев, вспоминавший эти слова генсека.
Поддержку Любимову генсек оказывал и позднее. В 1977 году, в связи с юбилеем режиссера, Брежнев подписал указ о награждении его орденом Трудового Красного Знамени.
«Бренчат там что-то, слушать нечего». О музыкальных вкусах генсека рассказывал Ю. Чурбанов: «Ему нравились песни Пахмутовой и Добронравова, он с удовольствием слушал Кобзона, в какой-то мере — Лещенко, особенно его «День Победы». Леониду Ильичу вообще очень нравились песни военно-патриотической тематики… Ему нравилась София Ротару — и исполнением, и своей внешностью; Леонид Ильич был уже немолод, но, как и все мужчины, наверное, ценил женскую красоту… Из молодых звезд эстрады Леонид Ильич выделял Пугачеву». «Во время войны и после нее, — писал В. Кеворков, — Брежнев любил и подолгу слушал пластинки с записями известнейшего эстрадного певца Леонида Утесова».
Рок-музыку Брежнев не любил, говорил о ней пренебрежительно: «Бренчат там что-то, слушать нечего».
Впрочем, в отличие от предшественника на «троне» вкусов своих Брежнев никому не навязывал. Ему не очень нравились песни Владимира Высоцкого, но он не мешал внукам крутить его записи на полной мощности, так что голос певца разносился по всей даче.
Глава 19«ХВАТИТ ТОГО, ЧТО У ТЕБЯ ОТЕЦ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ…»
Леонид Ильич всегда отделял свою семейную жизнь от государственной. Он считал, что его родные не должны вмешиваться в дела государства. До такой степени, что даже запретил своей дочери Галине вступать в партию: «Хватит того, что у тебя отец Генеральный секретарь, я в партии и без тебя разберусь, что к чему».
«Леонид Ильич, — писала Любовь Брежнева, — будучи по натуре мягким и терпимым человеком, тем не менее осаждал каждого из членов семьи при малейшем намеке на вмешательство в его работу. Тут он был непримирим и даже груб». В остальном же генсек всегда оставался благожелательным и говорил родным: «Пользуйтесь всем, пока я жив».
«Мать отказалась от переезда». Мать Леонида Ильича Наталья Денисовна надолго пережила своего супруга. Она очень гордилась, когда с фронта ее первенец пришел в орденах и медалях. Чистила эти награды мелом, полировала для большего блеска бархаткой… Она еще увидела своего сына во главе страны. Однако вплоть до 1966 года Наталья Денисовна продолжала скромно жить в Днепродзержинске, в двухэтажном коммунальном доме номер 40 на проспекте Пелина. «Здесь мои подружки, — отвечала она на уговоры перебраться в столицу. — Да и Лене есть куда приехать ко мне». «Я уже работал в Москве, — читаем в воспоминаниях Брежнева, — а мать все никак не соглашалась переехать ко мне, жила в том же доме… все в той же тесной квартирке — с сестрой и ее мужем».
Когда сын скромной старушки сделался секретарем ЦК, местные власти забеспокоились — не упрекнут ли их за невнимание к ней? И ей предложили переехать в новую квартиру — просторную, светлую, со всеми удобствами. «Однако мать, как ни уговаривали ее, отказалась от переезда, продолжала жить в прежнем доме. Ходила в магазин с кошелкой, сердилась, если пытались уступить ей очередь, вела по-прежнему все домашнее хозяйство, очень любила угостить людей. До сих пор вспоминаю ее домашней выделки лапшу: никогда такой вкусной не ел. А вечерами в своей старушечьей кофте, в темном платочке она выходила на улицу, садилась на скамейке у ворот и все говорила о чем-то с соседками».
Иногда к Наталье Денисовне обращались с различными просьбами и жалобами, адресованными ее могущественному сыну. Если верить «Воспоминаниям» Брежнева, на эти просьбы она отвечала так: «Вот мои две руки. — И поднимала жилистые, изработавшиеся, старые руки. — Чем могу, я всем тебе помогу. Но сыну наказывать, чего ему делать, я не могу. Так что извини, если можешь».
В нежелании матери Брежнева переезжать в столицу, ее скромности и даже бедности можно было усмотреть что-то вызывающее, чуть ли не оппозиционное. И это послужило поводом для анекдота, ставшего вскоре всемирно известным. Даже Рональд Рейган как-то рассказал его в одной из речей, а Никсон — привел в мемуарах. В анекдоте, конечно, все гротескно преувеличено, но он хорошо показывает расстояние, пройденное советским обществом после революции.
«Мать Брежнева приехала в Москву навестить сына. Увидев его апартаменты, дорогие вещи, прислугу, гаражи, она расплакалась:
— Я вспомнила, сынок, семнадцатый год, и мне стало страшно. А вдруг снова придут красные?»
«Она дождалась правнуков…» «В 1966 году мать переехала ко мне в Москву, — завершается рассказ генсека. — Она дождалась правнуков, жила спокойно, в ладу со своей совестью… И для меня великим счастьем было после всех трудов сидеть рядом с мамой, слушать ее родной голос, смотреть в ее добрые, лучистые глаза».
Еще при жизни Леонида Ильича в газетах появилась фотография с подписью: «Леонид Ильич Брежнев с супругой — Викторией Петровной и матерью — Наталией Денисовной». На снимке генсек держит под руку жену, а та под держивает невысокую старушку в очках. Фотография была сделана в декабре 1966 года, сразу после награждения Леонида Ильича первой Звездой Героя Советского Союза. На лацкане его пиджака приколот новенький орден Ленина, и настроение у всех троих явно праздничное…
Умерла Наталья Денисовна в возрасте 87 лет, в 1975 году. Ее похоронили в Москве на Новодевичьем кладбище. Кремлевский могильщик Георгий Коваленко вспоминал о ее похоронах: «Когда Леонид Ильич маму свою хоронил, то плакал все время, таблетки глотал. Я тогда подошел и обнял его. Он тепло так сказал: «Спасибо, Георгий!», а сам: «Мама, мамочка…» И плачет. А уж когда в машину садился, то не забыл сказать управделами, чтобы нас не обидели. Тут нам сразу по конверту сунули, а в каждом было по тридцать сторублевок. Такую большую премию мы даже за членов Политбюро не получали». Ю. Чурбанов добавлял: «Леонид Ильич быстро взял себя в руки, быстро отошел от горя, хотя переживал очень тяжело. Он умел руководить своей волей и своими чувствами».
«Спросите у Вити, она все знает». Домашними делами Леонид Ильич занимался довольно мало.
«Леня детей почти не видел, — рассказывала Виктория Петровна, — всегда на работе… Приходил в два и три часа ночи — дети уже спят, а утром дети в школу идут — он еще спит… И по воскресеньям — сядем все за стол, он очень любил, чтобы вся семья сидела, и только начнем обед — звонок: вызывают. Срочное дело».
Сам Брежнев говорил о своих детях — Галине и Юрии:
«Я же их совсем не видел. Приеду домой усталый, они уже спят. Зайду в детскую, по щечкам поглажу, а утром уже служебная машина у подъезда ждет. Так и промотался по великим стройкам, по целинным землям, по военным дорогам, по съездам и заседаниям».