«В глухую деревню приезжает комиссия из центра. Все бегают, председатель вызывает Василия и приказывает, чтоб он все подготовил к приему гостей. Приехали гости. Встречает их Василий. Ведет в свинарник. Кругом чистота, поросята все розовенькие. Всем понравилось, пошли дальше. Приходят в курятник. Все куры на насестах сидят, чисто, тепло. Комиссия довольна. Идут дальше. Заводит Василий их в коровник. По колено в навозе стоит огромный бык, в носу кольцо. Председатель опешил:
— Куда ты нас привел?! Кругом грязь, вонь.
— Щас, Борька, давай!
Бык расставил пошире ноги, поднял голову и замычал:
— М-м-малая земля-я-я…»
Глава 21«К ВАМ ТОЛЬКО ПОПАДИ — ЗАЛЕЧИТЕ»
«Голова моя качается под облаками — но как слабы ноги». Известно, что могущество и смерть тесно связаны между собой. Не случайно носитель высшей власти — Ленин — в советское время находился в Мавзолее, то есть был мертв. А живой обладатель короны должен непрерывно сражаться со смертью во всех обличьях — в виде покушений, мятежей или болезней. Фольклор 80-х годов прекрасно отразил эту взаимосвязь, ставшую особенно очевидной после смерти Леонида Ильича. Один из анекдотов того времени:
«— Почему Андропов, а потом Черненко на заседаниях Политбюро были выбраны единогласно?
— Потому что у Андропова был самый плохой анализ почек, а у Черненко самая плохая кардиограмма».
Обладание высшей властью равносильно смерти — эта мысль с предельной ясностью звучит в таком, например, анекдоте:
«Политбюро постановило:
1. Назначить Черненко К. У. Генеральным секретарем ЦК КПСС.
2. Похоронить его на Красной площади».
Но ведется это сражение не только за жизнь одного человека. Сейчас трудно не признать, что именно с момента смерти Брежнева начался отсчет последних лет, дней и часов огромной империи, раскинувшейся от Таллина до Ашхабада и даже от Берлина до Пномпеня.
Жизнь необъятной страны оказалась связана с жизнью одного человека. И — странное дело — в решающий час эту империю не смогли защитить ни ее бесчисленные ядерные ракеты в шахтах, ни боевые самолеты, ни атомные подводные лодки. Как оказалось, у нее был один-единственный настоящий защитник, и этим защитником был он, пожилой человек в маршальском мундире. Пока он жил — жила и она. И ему предстояло его последнее сражение. Самое трудное сражение его жизни — потому что здесь все было против него!
Между прочим, Брежнев хорошо чувствовал эту связь между своим всемогуществом и слабостью и однажды выразил ее в таких словах: «Голова моя качается под облаками. Но как слабы ноги…»
«Переболел всеми болезнями, кроме сифилиса». Леонид Ильич шутливо говорил о себе, что за свою жизнь он переболел всеми болезнями, кроме сифилиса. В годы гражданской войны он перенес сыпной тиф, в Молдавии — инфаркт. На фронте получил легкое ранение — как писала Л. Брежнева, «осколком снаряда во время войны Леониду выбило челюсть». Последствия этого ранения доставили нашему герою немало неприятных минут позднее, в 70-е годы. Над его нечетким произношением в те годы потешалась в анекдотах вся страна (правда, никто не знал, что это результат фронтового ранения).
Но главная болезнь его жизни заключалась в ином — она была порождена самой властью. Мы уже говорили, как работали государственные люди вплоть до 1956 года — до полуночи, часто до двух часов ночи. Тем более так было в годы войны. К. Грушевой описывал свою встречу с Брежневым в 1941 году: «Выглядел он плохо: похудел, белки глаз покраснели от бессонницы, лицо не то загорело, не то потемнело от усталости». На вопрос о положении дел ответил: “Трудно. Держимся на пределе”».
В воспоминаниях Брежнева о его здоровье сказано немного, но весьма красноречиво. Он описывает, как в 50-е годы в Казахстане «спал урывками». «И однажды в Целинограде почувствовал себя плохо. Очнулся на носилках. До этого меня один раз уже доставляли с сердечным приступом из Семипалатинска в Алма-Ату. Пришлось отлеживаться дома, отбиваясь от врачей, которые норовили упечь меня в больницу. Отшучивался: мол, к вам только попади — залечите».
Можно сказать, что недосыпание было стилем жизни поколения «до 1956 года». Почти неизбежным последствием такого образа жизни становилась бессонница. Чтобы справиться с ней, приходилось пить снотворные. В. Кеворков рассказывал: «Брежнев страдал бессонницей… Постоянно сопровождавший его повсюду врач имел при себе небольшой темный чемоданчик, набитый небольшими пакетиками со снотворными различной силы воздействия. В шутку саквояжик называли «черным ящиком». В случае, если желаемый эффект содержимым одного пакетика достичь не удавалось, из «черного ящика» извлекался следующий пакетик». Если снотворное не действовало, Брежнев обращался к врачу: «Не берет, дай покрепче!»
В 1969 году В. Медведев стал свидетелем такого эпизода. Леонид Ильич, еще молодой и сильный, плавал в море, догонял в воде своего доктора и шутливо кричал тому:
— Сейчас я тебя утоплю!
— Не надо, не надо, — просил тот, безуспешно пытаясь увеличить разрыв.
— А ноксирон дашь?
— Дам-дам-дам, только не топите.
«Я сама видела, — вспоминала Любовь Брежнева, — как дядя, высыпав сразу несколько разноцветных пилюль, выпивал их залпом». Но даже лекарства Леониду Ильичу не очень помогали. «Выпив горсть таблеток, — писал В. Медведев, — он хотел засыпать моментально. Жаловался: “Вон, смотри, сколько принимаю и то не могу уснуть”».
Брежнев спрашивал у коллег: «Ты как спишь? Снотворными пользуешься? Какими? Помогает? Дай попробовать».
Любопытный выход нашел Юрий Андропов. «Андропов по моей рекомендации, — писал Е. Чазов, — когда Брежнев потребовал от него снотворное, вышел из положения, передавая ему «пустышки», похожие на венгерский препарат ативан… Они и сегодня хранятся у меня в кабинете». Эти пустышки, по словам Чазова, заполнялись «безвредным нейтральным порошком».
Но применение пустышек тоже создавало опасность для жизни генсека. В. Медведев отмечал: «Андропов почти всегда передавал безвредные пустышки, по виду очень похожие на настоящие лекарства… Леонид Ильич глотал горстями пустышки, сон не наступал, он натыкался на настоящие таблетки и такими же горстями глотал их. Он мог своими руками убить себя». Генерал Д. Волкогонов отметил в дневнике Брежнева частые непонятные записи в 1981–1982 годах: «Получил желтенькие по 28 включительно… Получил от Ю. В. желтенькие». Видимо, это и были те самые таблетки-пустышки от Юрия Владимировича…
От снотворных у Брежнева часто возникала сонливость, а порой — сильная слабость, когда он еле мог ходить. Рут Брандт вспоминала о встречах с ним в 1973 году: «Нас известили, что Брежнев запаздывает, он просто разоспался после обеда. Насколько я помню, он опаздывал постоянно и так сильно, что переговоры проводились без него, либо отменялись вовсе».
И все-таки в Кремль Брежнев пришел еще вполне здоровым и крепким человеком. В. Суходрев вспоминал впечатление от первой встречи с ним в 1956 году: «Выше среднего роста, крепкий, молодцеватый, с зачесанной назад шевелюрой, он словно излучал здоровье и силу. Вышел из машины и чуть ли не бегом поднялся по лестнице». А в 1964 году о Брежневе можно было услышать: «Это ничего, что он Никиту Хрущева спихнул. Зато молодой, энергичный, красивый…»
«Жалуются на вас — совсем не отдыхаете». Вместе с короной ее обладатель невольно взваливал на себя и весь груз сопровождающих ее болезней. Это совсем не странно, — удивительно то, что целых 18 лет Брежнев все-таки сумел прожить, оставаясь у власти! Он стал старейшим руководителем страны — за всю историю СССР и несколько веков истории России никому не удавалось отпраздновать на троне свое 75-летие. Как же Брежнев сумел так долго сохранить себя на троне? Вероятно, это ему удалось потому, что он чередовал управление страной с охотой, автовождением, плаванием и другими развлечениями, о которых мы уже говорили.
«Хочу ли я действовать на вашу жизнь? Иметь влияние?» — спрашивал он как-то в беседе. И сам отвечал: «Не особенно…»
Кроме того, напомним, что в 1956 году в стране произошла описанная выше «сонная революция», и Брежнев неукоснительно придерживался ее принципов. И для себя, и для других. В его воспоминаниях приведен такой разговор с главным конструктором Сергеем Королевым. Брежнев шутливо сказал:
— Жалуются на вас, Сергей Павлович: совсем не отдыхаете.
— Преувеличивают, — с улыбкой возразил тот. — В выходные сплю целый день.
В этом веселом разговоре, как мы понимаем, однако, только доля шутки. А своему зятю Леонид Ильич вполне серьезно говорил:
— Ты все работаешь, так нельзя, руководитель должен больше доверять своим подчиненным и не делать все сам, а ты лучше найди время, чтобы заняться семьей!
«Вы подумали, что Брежнев напился и ударился бровью…». Леонад Ильич понимал, что его здоровье постоянно привлекает всеобщее внимание и любопытство. И старался это любопытство как-то удовлетворять, если это было возможно.
В 1974 году он прилетел в Казахстан на празднование юбилея целины. Журналист Александр Мурзин вспоминал такую сценку: «В дверях появляется Брежнев, и на его знаменитой брови белый пластырь. По залу легкий шумок. Только что вроде на концерте сидел без пластыря. Брежнев пошутил: “Вы, конечно, уже подумали, что Брежнев напился и ударился бровью об угол. Это не так. Это — фурункул. Я ведь прилетел из Пицунды с переговоров с Помпиду. Там солнце, а у вас тут март, холод. Вот немного простудился. Так что первый тост буду произносить я…”»
В 1975 году на совещании в Будапеште Леонид Ильич сказал: «Я очень просил бы товарищей иметь в виду, что, хотя я действительно некоторое время был нездоров, мы у себя твердо условились не говорить об этом публично. Мне нужно некоторое время и соответствующий режим, чтобы снять утомляемость. Ничего другого у меня нет… Хочу, пользуясь этим случаем, заявить вам, что я боец и буду им до конца».
В 1976 году Брежневу предлагали выступить на съезде партии кратко, но он решительно отказался: «Не хочу, чтобы кто-то мог подумать, что я немощный и больной».