ь конвоиров… Но даже столь разительное превращение показалось некоторым недостаточным. Как писал журнал, в редакции «затрезвонили телефоны». Читатели возмущались, что подсудимый одет в обычную одежду, а не в тюремную робу и руку держит в кармане: «Уж не в былые ли времена снялся на память среди подчиненных тогдашний генерал-полковник Чурбанов?» «Не в охотничий ли домик на очередное застолье» он направляется?»
Журнал объяснял и в то же время возмущался: «До оглашения приговора и вступления его в законную силу обвиняемые имеют право носить хоть смокинг, хоть малахай — что кому принесут родственники из домашнего гардероба. А вот шагать под конвоем с такой показной ленцой да еще держа руки в карманах на глазах аж шести конвоиров — это, увольте, запрещено. И все же — позволили!»
Развенчание Брежнева шло не только в Советском Союзе. Польский сейм в 1991 году лишил его ордена «Виртуги Милитари». Это была одна из самых почетных военных наград Польши, учрежденная еще в 1919 году. Орден разделялся на пять классов:
— Большой крест со Звездой;
— Командорский крест;
— Рыцарский крест;
— Золотой крест;
— Серебряный крест.
У Леонида Ильича был орден первого класса — Большой крест со Звездой, который кроме него во всем мире имели всего одиннадцать человек.
Любопытно, что это «разоблачение памяти» Леонида Ильича тоже высмеивалось в довольно едких анекдотах. Например, таком: «В школе идут занятия. Учительница спрашивает:
— Иванов, скажи, кто такой Сталин?
— Сволочь.
— Правильно, пять, садись. Петров, кто такой Брежнев?
— Сволочь.
— Правильно, пять, садись. Сидоров, кто такой Черненко?
— Сволочь.
— Правильно, пять, садись. Кузнецов, кто такой Горбачев?
Ученик мнется.
— Ну смелей, смелей.
— Тоже… МММ… МММ… сво…
— Неправильно, четыре.
— А почему четыре?
— Торопишься. Вот умрет — тогда из газет узнаем».
Именно тогда появились и анекдоты, где «хороший» Брежнев ставится в пример «плохому» Горбачеву. Например, такой: «Горбачев жалуется: «О Брежневе говорили, будто он весь в орденах, а я — весь в талонах…»
Другой: «За заслуги перед Родиной вручили Ленину «Чайку» и платиновые часы. Сталину — «Волгу» и золотые часы. Хрущеву — «Жигули» и серебряные часы. Брежневу — «Яву» и простые часы. Брежнев стоит и смеется. У него спрашивают:
— Чего ты?
— Я представляю себе Горбачева на велосипеде и с будильником…»
Еще один: «Встречаются в раю Сталин, Брежнев и Горбачев. Идут по дороге и видят распятого Иисуса. Ну, думают, подойдем, спросим: кому и в чем в жизни повезло. Первым по старшинству подходит Сталин:
— Скажи, дорогой, в чем мне повезло?
— Тебе повезло, что войну выиграл.
Брежнев спрашивает:
— А мне в чем повезло?
— Тебе повезло, что сам ел и другим давал.
Последним подходит Горбачев:
— А мне?
— А тебе, — дернулся Христос, — повезло, что у меня руки прибиты!»
О том же и частушка, сочиненная в те годы:
Брежнев, эй! Открой-ка глазки!
Нет ни сыра, ни колбаски,
Нет ни водки, ни вина —
Радиация одна.
Глава 23«ЕСЛИ РАССКАЗЫВАЮТ, ЗНАЧИТ, ЛЮБЯТ»
Анекдоты в советскую эпоху, как и карикатура, были еще одним карнавальным зеркалом, в котором отражался весь мир. В печати появлялись, конечно, только самые мягкие из них. Например, в 1963 году А. Аджубей на Пленуме ЦК рассказал такой анекдот про Хрущева:
— Никита Сергеевич, совершая инспекционную поездку по Вселенной, заглянул в рай. Его туда не пускают. Апостол Петр говорит: «Нельзя вам сюда, вы же коммунист, безбожник». Но потом апостол Петр решил все-таки доложить о приезде гостя богу. Бог говорит: «Пусти господина Хрущева, но только смотри за ним в оба». Проходит одна или две недели. Бог вызывает апостола Петра: «Почему ты мне ничего не докладываешь насчет гостя и его поведения?» Апостол Петр отвечает: «Товарищ бог, все в порядке. Беспартийных в раю не осталось». (Оживление в зале, аплодисменты).
В 70-е годы официальный стиль эпохи стал еще более серьезным, и даже такие мягкие анекдоты в печать уже не попадали. Зато устный фольклор расцвел особенно пышно.
«Хорошо при коммунизме… как при батюшке-царе!» Леониду Ильичу нравились анекдоты. Вилли Брандт замечал: «Ему доставляло огромное удовольствие слушать и рассказывать анекдоты». «Некоторые его истории, — добавлял германский дипломат Андреас Майер-Ландруг, — были, так сказать, с антисоветским душком. Помню такую. Приходит агитатор в деревню уговаривать старую бабушку, как хорошо при коммунизме — у всех все будет. А бабуля и говорит: замечательно, значит, снова все станет, как при батюшке-царе!»
Не все соратники генсека столь терпимо относились к политическим анекдотам. «Если Брежнев, — писал советский дипломат-перебежчик Аркадий Шевченко, — как говорили, сам иногда любил послушать антисоветские анекдоты, то Громыко их терпеть не мог».
Бывало, Брежнев использовал анекдоты и для того, чтобы шуткой сказать то, чего нельзя было сказать напрямую. В 1968 году, в разгар «Пражской весны», он беседовал с польскими и чехословацкими руководителями. Разумеется, генсек не мог откровенно предупредить их, что все может кончиться вводом советских войск. Но он рассказал им более чем выразительный анекдот…
Эдвард Терек вспоминал: «Брежнев был грубовато-веселым, но и явно раздраженным осложнениями в связи с «Пражской весной». Он начал рассказывать прямо-таки омерзительный анекдот: «Однажды медведь пригласил в гости зайца. Вкусно угощал гостя, всячески его развлекал, и тот чувствовал себя как дома. А уж когда заяц выпил, решил, что он совсем медведю ровня. Домой заяц притащился под утро. Зайчиха, видя, что он едва держится на ногах, сразу его уложила, укутала и стала расспрашивать в подробностях, как там было у медведя. Когда заяц рассказал, и что ел, и что пил, зайчиха спрашивает:
— А почему ты так устал?
— Потому что медведь велел нам всем много пить.
— А почему ты такой грязный? И чем это от тебя так несет?
— А это когда медведь после ужина облегчился, взял меня за уши и подтерся моим мехом.
Брежнев был очень доволен своим рассказом. Советская делегация была в восторге».
— А вы? — спросил беседовавший с Гереком журналист.
— Мы поспешили поскорее закончить этот «дружеский» ужин… так как все члены нашей делегации были возмущены бестактностью Брежнева. Я после этого совещания был очень обижен на русских.
«Дорогой товарищ Урхо Горло Нос». Брежнев за годы его правления стал героем различных жанров фольклора — в том числе частушек, загадок, тостов и даже скороговорок (вот пример последней: «Рыбаки в рубке барки брали буряк, рыбу и баранину, выбирали барину барокамеру; брату Брежнева брови выбрили»).
Но больше всего, конечно, о нем было сложено анекдотов. Слышал ли их сам Леонид Ильич и как он к ним относился? По утверждению Ю. Чурбанова, Леонид Ильич многие из этих анекдотов знал: «Они вызывали у него разве что добродушную улыбку». Подтверждает подобное отношение генсека и его бывший охранник В. Медведев: «Сплетен — не любил, а анекдоты о себе, более-менее мягкие, которые мог слышать только от родных и близких, переносил вполне нормально».
Леонид Ильич понимал, что анекдоты — знак общественного внимания, показатель его значимости как политика. Ведь общество всегда смеется над тем, что привлекает его внимание. Если бы над ним не смеялись — это означало бы только то, что как политик он бесцветен и никому не интересен. Про соратников генсека — например, главу правительства Косыгина — анекдотов сочиняли во много раз меньше. Один из них, впрочем, однажды пересказал сам Леонид Ильич: если выпустить из страны всех желающих, «мы с Косыгиным одни останемся, да и тот при случае удерет». «Страна напоминает неприступную крепость, — пошутил как-то генсек, — осаждаемую изнутри».
Говорили, что Брежнев любил рассказывать анекдоты о себе своим зарубежным гостям и даже сам был автором некоторых таких шуток. Например, той, где Брежнев по ошибке называет финляндского президента Урхо Калеви Кекконена «дорогой товарищ Урхо Горло Нос». Иногда пищу для шуток давали оговорки генсека. В Азербайджане однажды Брежнев, оговорившись, сказал:
— Здравствуйте, дорогие афганские нефтяники!
Это фраза немедленно стала расхожим шуточным приветствием среди жителей Баку.
Какие именно анекдоты «про Брежнева» слышал сам Леонид Ильич? Об этом судить труднее, но, видимо, разные — и мягкие, и жесткие. Вот один из таких анекдотов, дошедших до ушей генсека:«— Слышали? Брежневу сделали операцию?» — «Какую?» — «Грудь расширили: не хватает места для орденов». Этот анекдот рассказал генсеку его соратник, Николай Подгорный, убеждая его не принимать новые награды: «Хватит, Леонид Ильич, уже анекдоты рассказывают…» Но Брежнев возражал: «Если рассказывают обо мне, значит, любят меня…»
Конечно, Брежнев из анекдотов и реальный Брежнев — разные люди. Надо ли это доказывать? Вот пример. Не один десяток анекдотов высмеивает забывчивость «Брежнева». Но настоящий Брежнев обладал совсем неплохой памятью. Жискар д’Эстен писал, как на переговорах 1979 года удивлялся тому, насколько точно Брежнев запомнил целые фразы из их бесед четырехлетней давности. В. Печенев рассказывал, как в 1981 году Леонид Ильич стал вспоминать события 20-х годов и приводил точные даты, имена и фамилии.
Но несмотря на то что «Брежнев» и Брежнев — разные люди, нечто общее у них, вероятно, все же было. Возможно, поэтому реальный Брежнев относился к своему «двойнику» достаточно добродушно.
Почему нельзя смеяться в анекдотах. В анекдотах про вождя отражается не только и не столько он сам, сколько общество, которое их создает. Какое же общество мы видим из анекдотов про Брежнева? Возможно, самая характерная черта этого общества — то, что в нем не полагается смеяться.