И опять мне захотелось пить. Как видно, жажда решила не отступать от меня на моем последнем перегоне. Впереди, чуть левее дороги, над пшеницей показалась какая-то зелень. Сперва я подумал, что это мелкие кустарники, но, подойдя ближе, понял, что вижу вершины деревьев, растущих ниже того уровня, по которому пролегала дорога. Ну что ж. В этом краю, насколько я заметил, деревья росли возле человека. А где живет человек, там непременно есть вода.
Скоро я разглядел эти деревья сверху донизу. Они росли в такой же продолговатой впадине, какую я уже пересекал. Может быть, она была продолжением той же впадины, оставшись от какой-нибудь очень древней реки. Она выгнулась в направлении дороги и некоторое время тянулась рядом. С дороги она была мне видна во всю свою ширину, равную примерно тридцати или сорока метрам. А по другую ее сторону до самого горизонта расстилались те же хлеба.
Идя по краю дороги рядом с этой продолговатой впадиной, я высматривал в ней воду. Листва деревьев мешала мне просматривать ее насквозь, а спуститься вниз я не решался, потому что деревья в ней наполовину были фруктовые. Стало быть, это был чей-то сад. Я видел сверху яблони и груши, унизанные плодами, видел ягодные кустарники и даже клубничные грядки, с которых ягоды уже были сняты, но нигде не заметил ни ручья, ни колодца.
В одном месте моя дорога дала ответвление вниз. Это отсюда, должно быть, выехали те две машины, обдавшие меня запахом яблок. Здесь я поколебался немного, но не вытерпел и спустился вниз, оставив на время свою дорогу. Войдя в глубину сада, я первым делом спросил громко:
— Алло! Есть тут кто-нибудь?
Но никто мне не ответил. Тогда я оставил в стороне следы грузовых машин и двинулся вдоль сада к северу, высматривая воду. Конечно, проще было бы набрать в карманы яблок и снова вернуться на дорогу. Их было так много вокруг — и спелых, и полуспелых, и совсем еще зеленых. Ветки яблонь гнулись под их тяжестью, подпертые рогатками. И трава под яблонями тоже была ими усеяна. Кто упрекнул бы меня за несколько штук, подобранных с земли?
Груши казались менее спелыми, чем яблоки. Сливы — тоже. Кроме них, по обе стороны сада тянулись заросли вишневых деревьев. Они, как и клубничные грядки, уже успели отдать человеку дары этого года, и только по отдельным застрявшим в их ветвях ягодам, крупным, черно-красным, наполовину исклеванным птицами, можно было догадаться, каким богатым был этот дар. Виднелись кое-где ряды кустов красной смородины и малины — тоже близких к спелости.
Проходя мимо всей этой благодати, я не только еще сильнее захотел пить, но и вдобавок проголодался. Надо было скорей выбираться из этого рая, пока руки не соблазнились и не потянулись к запретному. Я прошел вдоль сада метров двести и не встретил ни колодца, ни людей. Конечно, время было такое, когда люди уже выполнили свою долю работы в саду, и теперь все зависело от солнца и от самих растений. От их корней и листьев зависело налить плоды соками разной сладости и кислоты. Но все же кому-то следовало охранять эти растения. Сад не был огорожен. С любой стороны в него могла вторгнуться ватага озорных мальчишек, любящих полакомиться чужими яблоками. Или он располагался далеко от них? Или они имели свои сады? А может быть, они сами были хозяевами этого сада, как те мальчуганы у реки Оки?
Я прошел вдоль сада еще с полкилометра и поравнялся с маленьким домиком в одно окно, сколоченным из досок. Дверь домика была открыта, и я спросил:
— Тут есть кто-нибудь?
И опять мне никто не ответил. Я еще два раза, уже громче, повторил свой вопрос, поворачиваясь на все стороны. Но тихо было кругом. Даже птицы в листве деревьев приумолкли на минутку, испуганные моим криком. Но люди не откликнулись. И воды тоже нигде не было видно.
Лишь пройдя еще метров триста сквозь все эти ароматные соблазны, я услыхал людские голоса и скоро увидел двух рослых мужчин, с трудом несших за ручки большую круглую корзину, полную спелых яблок. Оба были коричневые от загара, в намокших от пота линялых рубахах. Один из них, что был постарше, спросил меня:
— То вы там шумели?
Я молча покивал головой, потому что рот у меня пересох и звуки из него не захотели выскочить сразу. Он спросил опять:
— А що там таке зробылось?
Я не совсем понял его, и он, видя это, спросил уже совсем по-русски:
— А что случилось?
Я ответил:
— Ничего… только я хотел… если можно… воды…
Он сказал:
— Да вы же три колонки прошли — не заметили? В ягодниках.
— Нет…
Он указал свободной рукой назад:
— Вот, пожалуйста, там еще одна, за теми сливами.
Я прошел за сливы и действительно увидел металлическую колонку, выкрашенную в зеленый цвет. Возле колонки лежал свернутый резиновый шланг с наконечником для поливки. А на кране колонки висела зацепленная ручкой большая алюминиевая кружка. Я отвернул край и, нацедив полную кружку, выпил ее одним духом. Вторую кружку я не смог допить и, выплеснув остатки в кустарник, повесил кружку на место.
Мужчины тем временем вывалили яблоки на траву в тени вишневых зарослей. Там уже красовалась изрядная груда яблок. Возле нее хлопотали две черноволосые загорелые женщины в легких платьях без рукавов. Они раскладывали яблоки по ящикам, которые тоже высились позади них целым штабелем.
Я сказал им всем «спасибо» и двинулся было поперек этого бесконечного сада, чтобы разом из него выбраться. Но в это время старший из мужчин спросил меня:
— В Продолговатое направляетесь?
Я остановился, недоумевая, но потом понял, что он шутит, намекая на продолговатый ящик, в который мне очень скоро предстояло лечь. И, улыбаясь в ответ на шутку, я сказал: «Да». Мне, правда, следовало удивиться тому, что он догадался насчет предстоящего мне ящика. Но он опять заговорил, не оставляя мне времени на удивление. Он спросил:
— А за что вы на наши яблоки так сердиты? С километр прошли по саду и ни одного не попробовали. Мы смотрели отсюда и удивлялись. Может, возьмете на дорожку?
Я не знал, что ответить на это, и промолчал, пожав плечами. А он взял из груды яблок несколько штук и, протягивая мне, сказал:
— Вот, возьмите, пожалуйста. Оксана, подбери товарищу поспелее да с дерева розмаринчику сними. А это вот в первую очередь покушайте и запомните, что этот сорт Яшка Долгоух вывел.
И он вложил мне в ладони яблоко размером в два кулака. Я хотел ему сказать, что мне нельзя давать яблоки, потому что я финн, который воевал с ними, стрелял в них, убивал и морил голодом в своих лагерях. Но я ничего не успел сказать. Он вложил мне в ладони еще несколько яблок и уступил место женщине. А она принесла яблоки в переднике и смущенно заулыбалась, видя, что высыпать их мне некуда. Все же я принял от нее тоже несколько штук, держа ладони перед грудью. При этом я твердил:
— Спасибо. Хватит. Куда мне столько? Что вы! Спасибо.
А она сказала: «Кушайте на здоровье». И, завалив мне руки яблоками до самых локтей, отошла с улыбкой. Но в улыбке ее на этот раз было лукавство. Поглядывая на меня искоса своими красивыми черными глазами, она как бы говорила: «Посмотрю я, как ты с места тронешься с этим грузом». И мужчины тоже поулыбались, прежде чем уйти с пустой корзиной на сбор новых яблок.
Я покивал им всем и снова, уже медленнее, двинулся поперек сада, выбирая такие места, где меня не могли зацепить ветви деревьев. Поднимаясь вверх по боковому скату впадины, я старался не нагибаться вперед, чтобы не выронить из рук яблоки, и только наверху опустился на колени, осторожно вывалив их на траву. Распихивая яблоки по карманам, я насчитал их одиннадцать штук. Три яблока не уместились в карманах. Держа их в руках, я бросил последний взгляд на этот сад, у которого не было конца. Вдали я увидел в нем еще группу людей, занятых сбором плодов. А еще дальше в просветах зелени мне почудились крыши домиков. Очень может быть, что в таких вдавленностях земли, кроме садов, размещались также их селения. Иначе как было объяснить, что на своем пути от станции Задолье до этих мест я видел вокруг только посевы — и ничего больше?
Дороги моей наверху уже не было. Она успела отойти от края этой вдавленности. Вернее вдавленность сама отклонилась от нее к западу. Мне пришлось на добрых полкилометра вернуться по верхнему краю сада назад, чтобы опять ступить на свою дорогу.
55
И снова я торопливо шагал по этой дороге в направлении Ленинграда, до которого мне уже не суждено было дойти. Однако вода и яблоки прибавили мне силы и, конечно, переместили на сколько-то километров к северу то место, где мне предстояло свалиться и не встать.
Яблоки я съел не все сразу. Медленно, один за другим освобождал я от них свои карманы. Разные по вкусу и аромату, они скоро приглушили вкус яблока Яшки Долгоуха, которое я съел первым. Конечно, я бы не заполучил этих яблок, если бы сразу честно сказал, кто я такой. Но я не сказал. Я обманул этих людей и обманом продлил на сколько-то часов свою жалкую, недостойную жизнь.
И, шагая так среди посевов пшеницы, подсолнечника и кукурузы, я попробовал представить себе, как повернулось бы дело, узнай они, кто стоял перед ними. Старший из мужчин тут же двинул бы меня кулаком по морде и потом принялся бы добивать меня на земле ногами. И второй — помоложе — кинулся бы ему помогать, норовя ударить меня сапогом в зубы. И даже обе женщины, узнав, какой страшный враг проник на их землю, тоже кинулись бы добивать меня чем попало.
А может быть, им даже не пришлось бы меня добивать. Просто им нечего было бы добивать. Я вспомнил, какая рука была у старшего мужчины. В одной его ладони уместились четыре крупных яблока. И стоял он, глядя на меня сверху вниз, и голос его гудел, как колокол. Нет, не понадобилось бы им добивать меня на земле. Одним ударом кулака отправил бы он меня кушать совсем иного сорта яблоки в иной, далекий мир.
Да, так вот мог внезапно оборваться мой путь к Ленинграду, если предположить, что та рука, столь щедро протянувшая мне плоды своего труда, была бы способна вдруг сжаться в кулак для удара по мне, а все те лица, смотревшие на меня с таким доброжелательством, смогли бы вдруг исказиться от ярости. Но ничего не получалось у меня: никак не мог я представить себе ничего подобного, как ни силился. Рука старшего из мужчин не переставала держать протянутые мне яблоки, а на обращенных ко мне лицах не угасала добродушная улыбка.