— Ничего. Так. Прогулялся тут и прилег немножко…
Но я не заметил, что позади меня скопилась вся та ватага детворы, которую я видел с дороги. Они дружно запротестовали против моего утверждения, и самый бойкий из них сказал:
— Да, прилег! Хотел перейти канаву, да ка-ак брякнется! Мы же видели.
Я приподнялся, опираясь на руки. Человек с проседью в волосах отпустил мою голову. Действуя руками и ногами, я передвинулся повыше и уселся на верхнем краю канавы, упираясь каблуками в травянистый скат. Человек с проседью в волосах спросил меня:
— Вы сами-то откуда?
Это был тот самый вопрос, которого мне не хватало для полноты веселья. Скрывать что-либо не было пользы, и я ответил напрямик:
— Оттуда. Стрелял и убивал…
Он переспросил удивленно:
— Простите, как?
Но у меня язык очень трудно ворочался во рту, а объяснять предстояло долго. Я молча вынул бумажник и протянул ему. Он принял его и шагнул на дорогу. Там они все минут десять рассматривали мои бумаги. А потом худощавый человек с проседью сказал:
— Все ясно, ребятки. Это он самый. Вчера о нем сельсовет и милицию оповестили. Предлагается всяческое содействие оказывать. Они думают, что он где-то там, в районе новой ГЭС, а он — нате, за сутки семьдесят километров отмахал! Но это на них похоже. Я знаю их.
Снова шагнув через канаву, он вернул мне бумажник и присел рядом. А я ждал, когда он уйдет. Просмотрел бумаги — и хватит с тебя. Голова у меня сделалась почему-то непомерно тяжелой. Я положил ее подбородком на ладони и сидел так, упираясь локтями в колени. Он спросил меня:
— Сегодня конец вашему отпуску?
Я кивнул, держа голову в ладонях. Он спросил:
— Завтра на работу?
Я опять кивнул. Этот человек понимал, как видно, самое главное, что во мне сидело. Понимая это, он спросил:
— А как думаете успеть?
Это уж был другой вопрос, который я сам готов был задавать себе сотни раз без всякого успеха. Но что-то надо было ответить, и я сказал:
— Успею как-нибудь.
Он хмыкнул и встал, шагнув опять через канаву к своим. Там, на дороге, у них состоялся весьма оживленный разговор. Мальчики и девочки с корзинками тоже перебрались туда, впутывая свои звонкие голоса в общий говор. А самый бойкий мальчик воскликнул:
— Я точно знаю! Он из Минска летит. А у нас будет в пятнадцать сорок пять!
Человек с проседью сказал:
— Правильно, Гришух. А стоит он всего десять минут. Значит, полчаса остается до отлета. Все дело в том, чтобы вовремя подоспеть.
Он озабоченно глянул вправо и влево вдоль дороги и остановил свой взгляд на свирепом встрепанном парне. Тот к этому времени проверил что-то у себя в моторе и, хлопнув капотом, прохрипел:
— А ну, женская команда, хватит прохлаждаться! Залезай! Поехали!
Но худощавый человек с проседью остановил его:
— Минуточку, Степа! Погоди! Вот какое дело. Сгонять за своей машиной нам не успеть. На телеге не доскакать. Придется тебе подбросить.
Темное от загара лицо свирепого парня налилось вдруг еще большей свирепостью. Опираясь руками о радиатор и слегка подавшись вперед, он прохрипел удивленно:
— Чего-о?
Тот повторил спокойно:
— Придется тебе его доставить.
— А пошел ты…
И тут этот разбойного вида парень применил несколько таких слов, какие, кажется, не встречаются у них в словарях. Только от Лехи я слышал что-то схожее. Но худое бритое лицо человека с проседью тоже выразило свирепость, и он крикнул грозно: «Степа-ан!». Можно было подумать, что он сейчас подойдет и ударит лохматого желтоволосого парня по его разъяренному лицу. И, понимая, что это может кончиться плохо для него самого, два других парня приблизились к нему для поддержки. И хотя в росте они тоже уступали разбойноподобному парню, но их мускулатура, едва прикрытая у одного майкой, а у другого безрукавкой, кое-чего все же стоила. Худощавый человек с проседью сказал уже спокойнее:
— Ты бы хоть женщин и детей постеснялся. Стыдись!
Но тот прохрипел сердито:
— Женщин! А что мне женщины? У меня еще два рейса сегодня. И ночной один.
— И все-таки придется подвезти.
— Вези! А мне не прикажешь. У меня свой начальник есть.
— Надо, чтобы и совесть своя была.
— Совесть! Х-ха! Совесть — это такой продукт: или пускай у всех будет, или совсем ее не надо.
— Она у всех есть, но в разной пропорции. У некоторых в микродолях, к сожалению.
— Ладно. Хватит мне зубы крутить! Женщины! Полезай наверх! Поехали домой!
Но женщины не полезли наверх. Они стояли на дороге и смотрели на него с укоризной. Человек с проседью сказал ему:
— Ты же смотрел документы. Неужели ничего не понял?
— А ну вас всех к…
Парень яростно хлопнул дверцей кабины и отвернулся от всех, закуривая папиросу. Человек с проседью сказал мне, застегивая на все пуговицы свой изрядно потертый пиджак:
— Едем, товарищ! Мы доставим вас в аэропорт. А оттуда через двадцать пять минут есть самолет на Ленинград.
Но я ответил, покачав головой:
— Нет, спасибо. Я лучше так… Я люблю пешком прогуляться.
Сказав это, я попробовал встать с места и уйти от них — тут же, так сказать, подкрепить свои слова действием. Но у меня ничего не получилось. Ноги не захотели подо мной выпрямиться, и я остался сидеть, как сидел. А они все стояли и смотрели на меня с дороги — взрослые и дети. И внимательнее всех смотрел полуседой сухощавый человек в потрепанном сером пиджаке и в коротких сапогах, залепленных землей. Из таких въедливых ко всему людей, наверно, и получаются у них парторги. Всмотревшись в меня сколько ему было нужно, он обернулся к остальным и сказал негромко:
— Все понятно, ребятки! Бумажник-то видели? Пустой. В деньгах все дело. Но разве он скажет? О, это такие люди — я знаю их. Сколько же стоит билет до Ленинграда? Кто знает?
Парень в майке ответил первый:
— Не знаю. В Москву летал, а в Ленинград не приходилось. Около ста, вероятно.
Человек с проседью проверил свои карманы:
— А у меня только сорок два рубля. Эка незадача!
Парень в майке сказал:
— И у меня тридцать найдется. Я сейчас!
И он побежал на картофельное поле, где их поджидали лошади, мирно поедавшие ботву. Парень в безрукавке крикнул ему вслед:
— И у меня в правом кармане возьми четвертак!
Пока парень в майке бегал туда и обратно, старшая из женщин тоже извлекла что-то из-под белого халата.
Принимая от них деньги, человек с проседью сказал весело:
Ермило парень грамотный,
Да некогда записывать,
Успей лишь сосчитать!
Потом он спросил:
— А у тебя как с деньгами, Степа?
Тот сверкнул на него свирепым взглядом и, раздавив сапогом окурок, сунул руку в кабину. Выхватив оттуда замусоленный пиджак, он не глядя вынул что-то из кармана и не глядя протянул человеку с проседью. Тот сказал весело:
— Все в порядке, ребятки! Хоть в Москву лети!
Но я к этому времени уже встал. Не сразу это мне далось. Три попытки пришлось мне сделать, прежде чем ноги выполнили мою волю. И, поднявшись на ноги, я сразу двинулся прочь от этих русских, что-то там ради меня затевавших. Не хотел я, чтобы они опять совершили относительно меня ошибку, как совершали ее много раз до этого в разных других местах своей беспредельной России. Не стоил я их заботы. Совсем другое было определено мне судьбой за мои грехи перед миром. И, помня об этом, я зашагал от них прочь к своей последней березе. Но худощавый полуседой человек закричал мне вслед:
— Куда же вы? Стойте! Ребята, держите его. Ведите сюда. С ними иначе нельзя. Они такие! Я знаю их.
Я услыхал за собой торопливые шаги и обернулся. Что надо было им от меня, этим неугомонным русским? Неужели им так трудно было оставить меня в покое? Не нуждался я в их заботе. Не хотел я ее, перкеле! Ну куда вас опять несет? Ну, выходи сюда все — сколько вас там! Выходи по десять на одну руку! Не испугался я вас!
Вышли двое, и каждый взял меня под одну руку. Я попытался вырваться, но не смог. Вежливо и настоятельно они вернули меня к дороге. А канавы я даже не коснулся ногами — так аккуратно они перенесли меня через нее прямо к машине. У машины полуседой человек опять внимательно всмотрелся в мое лицо из-под нахмуренных темных бровей и сказал:
— Ребятки, а нет ли у кого хлебца или чего другого перекусить?
Никто не отозвался на его вопрос. Тогда он покрутил головой туда-сюда и даже к детям заглянул в корзины с ягодами. И вдруг его осенило:
— А молоко-то! Дашенька, как бы это, а? Молочка бы немного — человеку подкрепиться.
Старшая женщина ответила:
— Можно бы, да ведь как? Прямо из подойника неудобно…
Тот согласился:
— Да. Кружку бы надо. — Он опять обернулся к детям, глядя на них вопросительно. Те не отозвались. Он обернулся к водителю: — Как у тебя, Степа, нет ли чего?..
Тот обвел всех таким свирепым взглядом, будто готовился приступить к всеобщему избиению и только примерялся, с кого бы начать. Полуседой человек смотрел на него спокойно снизу вверх, и его твердо сжатые губы не то чтобы улыбались, но как-то так сложились, что выдавили своими уголками ямки в его впалых щеках. Разбойный парень сверкнул на него яростно светло-серыми глазами, очень заметными на его крупном темном лице, но бить, кажется, раздумал. Сунув руку в кабину, он извлек оттуда синюю кружку, объемом в пол-литра, и протянул младшей женщине. Та поднялась в кузов, где стояли четыре больших бидона, и раскупорила один из них. Накренив его, она отлила немного молока в подойник, а из подойника налила в кружку.
Парни перестали держать меня под руки, и я уже начал подумывать о том, чтобы опять двинуться вдоль дороги своим путем. Но в это время перед моими глазами появилась полная кружка молока. Ее протягивала мне через борт кузова молодая женщина в белом халате. И, протягивая молоко, она улыбалась мне, улыбалась как-то неуверенно, виновато, словно прося извинения за то, что осмелива