Четверть часа спустя мы с Настей входили в Зелёную гостиную, где меня (и Анастасию заодно) ожидали неожиданные гости.
— Что случилось?
Елизавета Ломоносова промокнула платочком глаза. Судя по кругам вокруг глаз, плакала она много.
— Ваше Императорское Высочество, Кронпринц Петер, вы так добры к нашей семье и к моему Мишеньке. Земной поклон вам за хлопоты по спасению моего мужа из темницы. Буду молиться о вашем здоровье Господу Богу и Пресвятой Деве Марии…
Так, поток сознания надо прекращать, она не знает, как перейти к сути.
— Bitte stoppt! Говорите, что случилось, — остановил я причитающую на немецком женщину.
— Государь, вашими хлопотами Михайло моего перевели под домашний арест.
Киваю.
— Да. Я знаю. И что? Всё лучше, чем в камере Тайной Канцелярии сидеть.
Она закивала тоже.
— Да, Кронпринц, да! И я вам…
Скрещиваю руки перед своим лицом.
— Хватит. Елизавета Андреевна, давайте по сути вопроса. С чем пришли?
— Ваше Императорское Высочество, Михайло уже полгода не получает жалованье в Академии. Другого дохода у нас нет. Он не может выходить из дома. Мы заняли деньги у кого только смогли. Одни соглашаются ждать, другие уже требуют. Грозят. Мы не знаем, что нам делать, «Государ» наш. Мы уже голодаем. Может есть для меня или брата моего какая служба на дому? Хоть какая копейка. Миша и сам готов, но его из дома не выпускают. Подскажите, как мне поступить? Я уже не знаю. Я не могу уже…
Она заплакала.
Анастасия подошла и обняла её.
Что-то начала ещё шептать и даже обещать. Я сделал за спиной Ломоносовой жест, чтобы она ротик свой закрыла и не мешала мне работать и думать.
Настя, хоть местами и недалекая дурочка, но, когда надо, вполне понятлива. Замолчала. Лишь успокаивающе держала жену Михайла Васильевича за руку.
Да, наломал Ломоносов дров. Оскорбить весь научный состав Академии — это надо уметь. Немцы академики его и раньше затирали. Теперь уж точно не будут спешить отдать ему положенное содержание. Причин найдут сотни. А, я, как-то упустил тему из виду.
Что ж, придётся ехать к Матушке. Настя пусть тут с Ломоносовским семейством посидит.
Глава 4Шахматы с Тайной канцелярией
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 28 июня 1743 года.
— Матушка.
Кивок.
— Здравствуй, Петруша. Твоего любимого чаю?
— Если на то будет ваше настроение и благоволение.
Императрица хмыкнула.
— Судя по несвойственным тебе высоким политесам с глазу на глаз, ты по делу и дело это непростое? Сейчас распоряжусь на предмет чаю и готова тебя слушать.
Через пару минут она внимательно на меня посмотрела:
— Итак?
— Ломоносов.
Удивлённо поднятая бровь.
— Да? А что с ним? Я ж его домой отпустила под арест пока суть да дело. Или что-то не так?
Киваю.
— Всё так, Матушка.
Нам подали и разлили по чашкам чай.
— Тогда в чём твоё беспокойство?
— Дело в том, Матушка, что ему Академия уже половину года не платит жалованье. Семья буквально голодает.
Елизавета Петровна отпила чай из чашки и хмуро заметила:
— Болтать надо меньше. И зубы обещать повыбивать иностранным учёным.
Склоняю голову.
— Всё так, Матушка. Тут нет и не может быть сомнений. Но, какова польза нашему Отечеству от того, что он просто просиживает штаны у себя дома? Он же там ничем не занимается. Никаких исследований. У него даже оборудования толком дома нет. Какая России польза от его домашнего ареста?
— Петруша, тут я с тобой не соглашусь. Я не могу его просто выпустить после случившегося. Это дело уже обросло скандальными подробностями. И уже утекло в Европу. На мнение Европы нам начхать, но, нанимать и переманивать специалистов станет труднее.
— Это так, Матушка.
— К тому же, как после всего случившегося он появится среди обидчиков в Академии? Того и гляди всё выльется в отвратительную драку. И тогда что мне делать с ним?
— Согласен, Матушка, но, что делать?
Усмешка.
— Ну-ну, и что делать? У тебя же есть предложение? Иначе ты бы не приехал.
— Матушка, ваша мудрость сделала бы честь Царю Соломону и всем мудрецам Древности.
Смех.
— Подхалим ты знатный! Ладно, что ты хочешь?
— Я думаю, что России было бы полезно, чтобы местом отбывания домашнего ареста Ломоносова был бы избран Итальянский дворец. И у меня под присмотром, и оборудование есть, и Отечеству польза. Да и охрана у меня вашими стараниями лучшая что ни на есть.
— Любопытно, — наслаждаясь вкусом чая проговорила Императрица, — так же можно и других толковых арестантов собирать в одном месте да работу давать по уму.
Вот сметлива Елисавета Петровна! Не даром говорят, что ума у неё много, хоть ум тот и женский.
— Именно так, Матушка, — «поддерживаю» Высочайшую идею, — пока срок и дознание платить им скромное, но подъёмное жалованье, семью радовать продуктами. И пусть работают наши светлые головы на Россию.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. САД. 8 июля 1743 года.
— Так, да?
Пауза.
— Я вот так тогда.
Киваю.
Ушаков отпивает чай из чашки.
— Хороший у тебя чай, Государь. Только остывает быстро.
Разглядываю фигуры на шахматной доске и отвечаю:
— Это поправимо, Андрей Иванович, поправимо, — кричу, — Катя!
Горничная появилась из ниоткуда почти сразу. Это она умеет.
— Да, барин?
— Катюш, завари нам снова чаю. И к чаю обнови.
— Слушаюсь, барин!
Исчезла она так же быстро, как и появилась. Почти бесшумно. Юбки только шуршат при ходьбе.
Глава Тайной канцелярии поглядел ей вслед.
— Хорошая у тебя горничная, Государь.
Киваю.
— Да, не жалуюсь. Расторопна и понятлива.
— Ты, Государь, как я слышал, её к Анастасии Павловне приставил?
Делаю неопределённый жест.
— А я вот сюда. Шах.
Генерал вновь обозрел поле битвы на нашем столике.
— Хм… А мы — сюда.
Двигаю другую фигуру.
— Всё равно шах. Только с другой стороны.
— Да, всё верно. Есть такое наблюдение. И как поживает Настасья Пална?
Задумчиво отвечаю:
— Ты, Андрей Иванович, о сём знаешь, лучше, чем я.
— С чего бы, Государь? Она — твоя фаворитка, а не моя.
Кивок.
— Это да. Но, смотрят-то за ней и её семейством твои люди. Я её вижу только здесь, да у Матушки на балах. А как там у неё и что — я ведать не ведаю.
— И она ничего не рассказывает?
Усмехаюсь.
— Андрей Иванович, со всем уважением, но, тебе я этого не скажу. Причину ты сам понимаешь. Если что-то касается или коснётся Матушки и её интересов, то Государыня узнает от меня об этом первая. И уж она будет решать передавать дело в твою Тайную канцелярию или нет. Мат, кстати.
— Да… действительно. А ты хорошо играешь, Государь. Приятно иметь дело с хорошим игроком.
Киваю.
— Твоими молитвами, Андрей Иванович, твоими молитвами. Ну, что, ещё партийку?
— Пожалуй. А вот, кстати, и твоя Катя с чаем.
«Катя» он выделил интонацией, связав вместе с «твоя». И речь явно шла не о том, что Екатерина — моя крепостная.
— Ваш чай, барин!
— Спасибо, Катюш.
Я подыграл Ушакову в части «твоя». Соблаговолил Кате сказать спасибо. Крепостной. При нём.
Екатерина метнула быстрый взгляд, на Ушакова, и снова обратилась ко мне:
— Будут ещё приказания, барин?
— Пока нет, Катюш. Я позову, когда понадобишься.
Горничная изобразила подобие реверанса и отошла на исходные позиции.
Глава Тайной канцелярии усмехнулся, глядя ей вслед.
— Действительно хороша, Государь.
— На том и стоим.
Я протянул Ушакову две сжатые в кулак руки. Тот мгновение подумал и хлопнул слегка по левой руке. Открываю ладонь — черная пешка.
Что ж, в этот раз я буду играть за белых.
Первый ход. Сразу ответ. И я. И Ушаков. И так далее. Начало партии шло быстро, буквально на автомате.
— Давно хотел тебя спросить, Государь. А почему Катя обращается к тебе «барин», а не «Государь», как все?
Пожимаю плечами.
— Ну, во-первых, не только Катя, а все мои крепостные, которых я с собой из Москвы в Петербург привёз. Во-вторых, я для них действительно барин. А, в-третьих, например, мои голштинцы обращаются ко мне «мой Герцог», хотя я для них тоже Государь, как суверен Гольштинии. Так что, как-то так, Андрей Иванович.
Тот кивнул. Ничего не ответил. Но, явно, зарубку в памяти у себя сделал.
Поглядим, что дальше.
— Твой ход, Андрей Иванович.
Ушаков часто бывал у меня. Нет, не с визитами, и, тем более, не по службе. Просто поиграть в шахматы. Он меня прощупывал и присматривался, я то же самое делал в отношение него. С главой самой могущественной спецслужбы Империи нужно поддерживать ровные отношения. Нет, мы не приятельствовали и никогда не будем. Ничего личного, как сказали бы американцы. Только дело.
Знала ли о наших играх Лизавета? Конечно. Там всегда вокруг неё находятся умные и коварные люди, которые сообщат Матушке всё что было и чего не было тоже. Лесток, например. Говорят, что Шетарди скоро вернётся в Россию. Будет ещё интереснее партия.
— Что скажешь о мире со Швецией, Государь?
Пожимаю плечами.
— Матушке виднее. Хотя я бы предпочёл, чтобы Гельсингфорс отошёл к России.
Кивок.
— Понимаю, Государь, ты там кровь проливал свою и чужую.
Соглашаюсь.
— И это тоже. Но, там и гавань хорошая. Нашему флоту пригодилась бы передовая база на Балтике. К моему разочарованию, дипломаты договорились иначе. А жаль. Пей чай, Андрей Иванович, а то опять остынет.
Усмешка.
— Ничего. Думаю, что ТВОЯ КАТЯ, порадует нас ещё свежезаваренным чайком. У неё хорошо получается. Сразу видно, что У НЕЁ ВСЁ ХОРОШО ПОЛУЧАЕТСЯ.
Киваю, глядя на шахматы, отвечаю неопределённо.
— Да. За что и ценю.
Мой гость ответил тоже с неопределённым намёком: