Брат уезжал в имение довольный. Не так как после того, как топор мимо пронесло. Сказывал что понесла его Анна Гавриловна, а ведь в летах баба. Знающие люди шутят что на дыбе ты и сам родишь. Но. Дай им Бог здоровья. А опала? А что опала? Алексей Петрович смотрел на жизнь трезво. Царица его ценит. Он при власти. Ослаб немного, но своё отыграет. А там и брата через год-два в столицу вернёт. В коллегию, или куда посланником. Сейчас только больше спотыкаться не надо. И осторожнее быть с вчерашними друзьями и Наследником. Умен мальчишка. Далеко пойдет.
Второго дня Елисавет Петровна вызывала. Справлялась мнения о невестах для наследника. Марию Саксонскую и Польскую отмела. Католичка мол. Возражать не стал что она за корону русскую хоть в магометанство перейдёт. Не в том обида Государыни. Подставил их Ботта с этим заговором. Да ещё Лопухин с Антарктической экспедицией изволения прошлой Правительнице искать пытался. Чем разозлил Государыню и подставил Цесаревича. То-то его теперь женить торопятся. Что б наследник поскорее был. Законный. Царственный и по матери. Русские кандидатки не тянут до этого статуса.
Англичанок подходящих нет. Незамужние в летах Государыни. Посланник Корф Предложил Луизу Датскую. Она Вену и Лондон устраивает. Иоганна Корфа же Императрица уважает. Может и прислушается. Передал Ей вчера последние из Копенгагена реляции. Луиза немного старше Петра. Но это и хорошо — наследник ему нужен безотлагательно. Впрочем, Цесаревичу вроде постарше и нравятся. С то же Каролиной Гессен-Дармштадской у них частая переписка. В основном об опытах. Но отношения то можно прочитать и между строчек.
Государыня спросила мнения о той Каролине. Не стал её расстраивать. Отозвался лестно. Но сдержано. По депешам, не зная лично что ещё скажешь. Дармштадт воюет за Вену. Против принцессы Дармштадской цессарцы писем не слали. Так что какие могут быть претензии к Бестужеву у Марии Терезии Австрийской? Он не будет конечно Каролину продвигать, но и противиться ей не станет. Ежели у цесаревича там серьёзно, то зачем такого врага наживать? Потому пусть Лесток за французских протеже бодается. А вице-канцлер всегда поддержит против них Петра Фёдоровича.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 8 сентября 1743 года
— Так говоришь смеялся, Отто? — говорю я улыбаясь фон Брюммеры стоящему перед столом.
— Смеялся, мой Герцог, на весь дом, — улыбается барон.
Что придется ему разрешить сеть. Заслужил.
— Что стоишь как не родной? — делаю удивлённое лицо, — садись, «в ногах правды нет».
Говорим на немецком. Этот старый кабанчик не первый год и раз в России, но русского так и не выучил.
— Да я, — мямлит, не веря своему счастью Брюммер.
— Садись и рассказывай, — махаю рукой на стул со спинкой, — а то начнешь смеяться, ещё уронишься, растянешься, лечи тебя потом.
Еле сдерживаю смех. Брюммер тупит. Но потом доходит. Глазёнки его одновременно недоумевают и радуются. Я вроде пошутил. А сразу о всех его грешках напомнил. И о дыбе. Она предмет простой. Как стояла в подвале — так там и стоит.
Отто сел. Но спина прямая. Солдафон не доделанный.
— Сказывай подробней!
— Да чё там сказывать? Иоганн значит мне посетовал что выскочила Ангальт-Цербстская замуж и тут же Йоханну Вильгельмину Ангальт-Кетенскую предложил. Мол справная и по возрасту подходит, — начал Отто.
Ага. По возрасту. По запросам Парижа с Берлинам она походит. Какова же сама — так откуда мне знать. Я и пробывать не буду.
— А я ему значит тот ваш анекдот про сына из семьи карликов что ещё меньшую невесту привел рассказ, — продолжает барон.
— А он?
— После слов «до мышей…» чуть под стол не упал, — довольно завершает Отто.
— А потом? — пытаюсь понять итог визита моего гофмаршала.
— Так спросил чей, анекдот, — вещает Брюммер, — я запираться не стал, сказал, что Ваш
— А архиятор?
— Оценил! — расправил грудь Отто, — согласился что у той Йоханны матушка уж сильно родом худа, хоть и графиня.
— Что ещё сказывал? — продолжаю моего агента пытать.
— Что умны Вы не по годам и у него то возражение против вашей Каролины нет, но вот Париж может и свою принцессу послать тогда он отказать не сможет, — додавив смех показывает свою полезность фон Брюммер.
Ну, Генриетту Анну партия хорошая. Предложат её Матушка не сможет отказать. Франция -первейшая монархия в Европе. Только вот Людовик XV за меня её не отдадут, или с переход в православие не согласует. Зачем ему дочь в «этой варварской России» если для того что б тут власти свергать у него такие как де ла Шеттарди есть. Да и бабушкой мой венценосный дед насмешить Европу постарался. Побрезгуют в общем.
Только вот Лесток уже матушке портреты двух Гессен-Кассельских принцесс приносил. Он же хоть и Иван Иванович, но, по сути, как был, так и остался кальвинистом. Как и принцессы кассельсие. Там варианты помоложе моей Лины есть. Та же Вельгельмина может и глянуться Елизавете Петровне.
— А больше ни о ком не спрашивал?
— Нет. На отвлечённые темы поговорили, — с некоторой досадой завершает Отто.
— Молодец, можешь идти, — завершаю беззаботно я.
Ага. Спроси на кухне пирожок. Там два твой средний. Ты мне пока за Гельсингфорс, сучек, не отпахал. Так что старайся. А там посмотрим. Может тоже тебя того. Женим.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЦАРСКОЕ СЕЛО. РЕГУЛЯРНЫЙ ПАРК. 9 сентября 1743 года.
Вчера было Вознесение Пресвятой Богородицы. Отстоял я всю службу в Петропавловском соборе рядышком с Матушкой-Императрицей. Она набожная. Я же… Никогда особо не верил. Крещен в обеих жизнях. Венчан в первой (после сорока лет брака). Даже наверно отпет благополучно по всем канонам. Но, до попадания сюда — ни разу не исповедовался. Всегда душила гордыня — считал, что раз Бог всевидящ и всемогущ, то моё искреннее покаяние Он и так услышит, а в посредниках я не нуждаюсь. В общем, «православный атеист», как и положено русскому профессору теплотехники. Тётка же богомольная. Вроде кроме чревоугодия собой и не грешила сильно. Прежнее отмолила. Даже меня старается с собой таскать. И понимаю я что мне здесь так положено. Но не могу. Вот убейте! Даже после нового шанса на жизнь НЕ ВЕРЮ!
Не видел я того или тех, кто меня переместил. А значит это не воля. А сила. Сила природы. Великая. Неизведанная. Что мы вообще знаем о ней? Даже я теперь понимаю, что ведомы мне только разные мелочи. А уж хроноаборигены… Детский сад если честно в глаза посмотреть. Себе. Учить их ещё и учить. И самому учится.
В общем, вчера день для «делов» моих праведных пропал. Но, в храме было благостно. Народ степенный. Убранство красивое. Пели хорошо… Только ноги затекли. А так, я не жалею, что туда пошел. Да и матушка довольна. А мне с ней надо о Лине сговорится.
Вот потому сегодня мы и в Царском Селе. Гуляем к Зверинцу. В июне я до него не дошел. Да и не очень стремился. Теперь же… Вокруг закат Бабьего лета. Последние погожие дни. Я много таких видел за свою жизнь в Екатеринбурге и в экспедициях. Грех их не на природе провести. Впервые за прошедший год чувствую, что и Иринушка моя где-то здесь кружит спокойной сизокрылой птицей.
— Матушка, я давно хотел поговорить, — начинаю острожно.
— О женитьбе? — улыбаясь отвечает Императрица, — так я затем тебя сюда и позвала.
Неделю назад я, обдумав всё приехать к Ней не решился. Лине открытой почтой письмо послал. Об успехах моих с насосом. И статистику Блюментростов по снижению случаев родовой горячке при соблюдении асептики в моей сельской и Московской городской больницах. Поблагодарил за перевод. Каролина поймет. Поняла и русская Царица.
— Ответил ли ты на переданное тебе письмо? — играет со мной Елисавета.
— Ответил, и следующее получил в срок, — отвечаю фактическим вопросом.
— Не читают их боле, шли беспрепятственно через Киль, — усмехается тетушка.
— Почто так?
— Да всё ясно с тобой, — отвечает она взохнув, — то чьи были стихи?
— Мои.
— На русском? — удивляется тётка.
— Это перевод Лины, — отвечаю, глядя на падающие листья, — я же писал на немецком.
— Ты у меня поэт, Петруша — удовлетворённо произносит Царица, — ты влюбился?
Умеет она вот так поймать вопросом. И что ответить. Не врать же. Хотя бы себе.
— Кажется да, Матушка, — отвечаю в тон её похвале, — правда я её никогда не видел.
— Ну то поправимо, — легко снимает мои опасения Елисавета Петровна, — я прямо завтра её родителям письмо пошлю, приглашу до зимы приехать с дочкой.
— Правда, Матушка? — радуюсь я удивлённо.
— Правда, Петенька, — отвечает она, — только не вся.
Я аж останавливаюсь. Что она ещё удумала?
— Свадьба твоя дело государственное, — повернувшись ко мне вещает тётка, — там много резонов надо учесть и не тянуть.
Киваю задумчиво. Молчу. Пусть продолжает.
— Потому я со знающими людьми посоветовалась, и приглашу ещё Луизу Датскую и Бернардину Саксен-Веймар-Эйзенахскую.
Подбираюсь. Первой я предполагал. Знаю как её если что отвести. А вот вторая…
— Д’Алион ещё вчера о трёх сказывал, — продолжает тётка, — но те так быстро не приедут, да и я его о Генриетте Анне Французской прознать просила.
Смурнею.
— Не отдадут её, Елисавета Петровна, — отвечаю напряженно, — не признают они нашего имперства.
— Не признают, а вдруг признают, — говорит тётка задорно, — да ты Петруша не напрягайся!
Она смеётся.
— Тётушка зачем так много звать? — пытаюсь сократить список претенденток.
— Так ты сам говорил, на нашей с Алёшенькой свадьбе, что величайшее счастье жениться по любви, — ровно и заботливо говорит Елисавета.
— Я и сейчас так считаю.
— Вот, а Лину свою ты даже не видел, — продолжает тётка, — вот приедет она, не глянитесь вы друг другу, что мне каждый месяц тебе новую невесту привозить?
Резон в её словах есть. «Огласите весь список пожалуйста». Но, надо его сократить.