ии. Чем должна стать история Украины – историей украинского народа или историей народов Украины? Отсутствие опыта традиционного национального государства воспринимается как вызов исторической справедливости. Таким образом, создаются основания для развития эссенциалистского исторического нарратива, который в контексте современного гуманитарного дискурса несколько устарел. Ставится задача выработать классический нарратив национального государства, то есть нарратив истории украинского народа.
Неукраинцы в такой картине прошлого неизбежно оказываются на вторых ролях. Разделение исторической памяти, наличие нескольких ее «архивов» (определение А. Ассман) – следствие распространенности такой позиции[229]. Независимость Украины не внесла в эту версию нарратива ничего принципиально нового. Она остается вполне советской. Достаточно указать фундаментальное академическое издание истории Украины (1982), в котором нет ни одного упоминания о евреях. Пожалуй, наиболее яркой иллюстрацией может служить мемориализация Бабьего Яра[230]. Сегодня здесь размещены три мемориала, каждый из которых олицетворяет свой вариант памяти: советский (тут погибли советские граждане, убитые оккупантами), еврейский и украинский. Каждый из мемориалов увековечивает память только своих жертв. Планируется установка единого монумента. Но каким он будет, неизвестно. Конкурс только объявлен.
Особого внимания заслуживает активно используемая в политических целях концепция «двух Украин». Она была частично спровоцирована разработками С. Хантингтона в «Столкновении цивилизаций» и распространена в Украине с легкой руки М. Рябчука[231]. Картина «двух Украин» могла бы стать полем научных и публицистических дискуссий, если бы не применялась в политической борьбе. На протяжении всего существования независимой Украины взаимная демонизация Галичины и Донбасса велась политическими силами самых разных направлений, а в последние годы приобрела трагические очертания в проекте Новороссии и «русской весны». Другой выступает здесь носителем зла.
Складывается парадоксальная ситуация: при наличии мощной академической критики идеи национального государства (Н. Яковенко и др.) и концепции «двух Украин» (Я. Грицак, А. Портнов и др.) общество настолько нетребовательно к качеству исторического нарратива, что с готовностью воспринимает как героизированные, так и демонизированные образы. Примером может служить фигура С. Бандеры – предмет споров украинского общества[232]. При этом политические ориентации украинского общества за четверть столетия никогда не были радикальными – достаточно посмотреть на результаты парламентских или президентских выборов 2014 года, когда политические настроения максимально радикализировались.
События 2013–2014 годов, как представляется, могут наметить иной путь развития украинского исторического нарратива. Европейские устремления украинского общества создают условия для оформления европейской модели будущего, что неизбежно сказывается на способе репрезентации прошлого. Единство в многообразии, наивысшая ценность жизни человека и его достоинство составляют ядро европейских ценностей. Мощные движения гражданского общества, начавшиеся в 2013 году, дали импульс обсуждению проблем прошлого, актуализации концепции «двадцати двух Украин» Я. Грицака и актуализации «архивных» нарративов. Одновременно внешнее вмешательство заставляет воспринимать Другого как врага и вызывает желание очистить Украину от всего неукраинского.
Укоренение идеи политической нации в связи с событиями 2013–2014 годов приводит к серьезным сдвигам в понимании роли Другого как в политическом, так и в историческом нарративе. Другой становится необходимым элементом своеобразия истории и проекта будущего, который формируется на данной территории. Чувство принадлежности к исторической традиции возникает не на основании генетической общности с людьми, которые проживали здесь прежде, а на основании единства с людьми прошлого, переживавшими опыт пребывания в том же пространстве. В 2015 году началась реализация проекта «Культура примирения: новое историческое сознание в Украине»[233]. Я сама принимала участие в разработке концепции региональной исторической идентичности, основанной на включении голосов всех, кто жил с нами в одном регионе. По словам одного из участников проекта, не может быть так, чтобы «моих предков не было в истории моей страны». Именно голоса многих, представлявших историю того или иного региона, стали основанием для формирования политического проекта Украины, ориентированного на европейскую перспективу.
Отказ от военно-патриотического нарратива, хорошо знакомого каждому, кто жил в советскую эпоху, концентрация внимания на человеческом опыте и чувстве сопричастности создают условия для преодоления трагических моментов, накопленных историческим опытом Украины[234]. К числу болезненных тем прошлого относятся, в частности, Холокост и украинско-польские столкновения 1930–1940‐х годов. Эссенциалистский нарратив отвергает мысль о вине представителей собственного народа в чем бы то ни было. Украина имеет серьезный опыт по преодолению трагического опыта прошлого. Показательны инициативы украинско-польского примирения, которые осуществлялись с 2001 года. В период президентства В. Ющенко проходили официальные мероприятия на уровне глав государств, посвященные примирению народов. Следует отметить выступление П. Порошенко в Польском сейме, где от имени украинского народа было принесено покаяние за преступления украинцев против поляков в годы Второй мировой войны. К сожалению, подобные инициативы не становятся предметом широкого обсуждения, а это значит, что признание собственных преступлений и покаяние пока не являются частью политической культуры современной Украины. Признавая успех акции примирения в Галичине, не следует забывать, что усилия польских и украинских интеллектуалов не привели к подобному результату на Волыни. Отчасти это связано с тем, что этническое понимание нации преобладает над политическим, а восприятие Другого оказывается отстраненным и отчужденным. При оценке трагедии сильно желание оправдать своих и преуменьшить беды Другого.
Отмечая перезагрузку исторического нарратива, следует напомнить также об усилиях украинско-еврейского примирения. В 2015 году президент П. Порошенко во время выступления в кнессете принес извинения за те преступления, которые совершали украинцы против евреев. Значимость этого события оказалась в той же мере не оцененной украинским обществом, как и в случае с польско-украинским примирением. Украинско-еврейские отношения являются одними из самых болезненных в истории украинской политической нации. Неспособность к радикальному уходу от эссенциалистской схемы продолжает мешать осознанию того, что еврейские общины на территории Украины не должны интерпретироваться в категориях внешнего Другого. Эти люди имеют общую родину с представителями всех других национальностей, живущих (либо живших когда-то) на территории современной Украины. Не касаясь распространенного мифа о природном антисемитизме украинцев, напомню об активнейшей поддержке Евромайдана еврейскими интеллектуалами Украины (С. Глузман, Й. Зисельс, А. Ройтбурд и др.) и наличии «еврейской сотни» среди наиболее активных участников силового противостояния.
В контексте перезагрузки восприятия Своего и Другого в истории личного пространства напомним о наблюдениях Э. Нарвселиус, касающихся коммерческого измерения ностальгии на пограничных территориях[235]. Рассматривая тематические рестораны Львова и других украинских городов, исследовательница отмечает потребность зафиксировать в городском пространстве память об исчезнувшем населении. Так, известный львовский ресторан «Золотая Роза» воспроизводит традицию еврейского довоенного ресторана, добавляя к этому современный коммерческий колорит. Э. Нарвселиус замечает, что ресторан был создан украинцем, не имеющим отношения к уничтоженной общине и преследовавшим простую цель – сохранить важную часть львовского универсума. При отсутствии в украинской политической культуре признания множественности Своего на такую коммеморацию существует запрос «снизу». Популярность «Золотой Розы» свидетельствует о том, что такая потребность в достаточной мере сохраняется. При этом «Золотая Роза» не является кошерным рестораном, сюда ходят именно неевреи, воспринимающие еврейскую составляющую как необходимую часть культурной идентичности Львова. Среди подобных коммерческих знаков исчезнувших традиций можно упомянуть и львовский ресторан «Франц-Иосиф», отдающий дань австро-венгерскому прошлому региона.
С 2014 года для Украины оказался, к несчастью, актуален еще один новый Другой, меняющий контуры обжитого мира. Это переселенцы из Крыма и тех частей Донецкой и Луганской областей, где начались военные действия. Стереотипы, сложившиеся в результате многолетней демонизации, неоднократно создавали конфликты между принимающей стороной и беженцами. При этом основой взаимоотношений оказался поиск нового языка для рассказа о своей идентичности и колоссальный размах волонтерского движения, вовлекающего и тех и других. Появление людей, потерявших дом, неизбежно трансформирует историческую память остального сообщества. Так, львовский ландшафт уже трансформирован появлением крымско-татарского кафе, которое показывают приезжим. Событием февраля 2016 года в Киеве стала выставка «Восстановление памяти», организованная художниками-переселенцами из Крыма и Донецка[236]. Неосуществимое будущее уже несуществующего дома становится частью новой памяти Украины как страны, находящейся в ситуации войны. Историческая память в последние два года приобретает форму диалога разных голосов. Выставка «Восстановление памяти» организована как диалог с Другим, опыт которого для нас не всегда понятен, но с которым мы находимся в общем экзистенциальном пространстве.