Другой в литературе и культуре. Том I — страница 42 из 68

> – Ну там это с ихней религией как-то, там уже было, там уже было предусмотрено[373].

Такое представление широко распространено в Подолии, Галиции, Белоруссии и Латгалии[374].

Еврейские обряды жизненного цикла

«Чужие» обряды жизненного цикла менее включены в жизнь этнических соседей, поскольку они, с одной стороны, скрыты от посторонних, а с другой – аналогичны обрядам у других народов. Так, о еврейском родильном обряде рассказывают крайне мало и редко, скупы описания свадебного обряда. Между тем погребальный обряд хорошо известен этническим соседям, не раз наблюдавшим еврейскую похоронную процессию.

Похоронный обряд описывается довольно подробно, при этом акцентируются его отличия от «своего» погребального обряда. Неевреям кажется странным, что покойника хоронят в день смерти, а не на третий день, как принято в большинстве христианских традиций (до похорон гроб с телом должен находиться в доме). Такие «быстрые» похороны воспринимаются негативно, как «не вполне человеческие». Им как бы недостает ритуальных действий. Негативная оценка похорон соотносится с представлением о еврее как не человеке, а «нечистой силе»[375].

Наибольшее внимание наблюдателей привлекают детали, которых нет в традициях других народов: покойника несут либо на носилках, либо в специальном черном ящике, непохожем на гроб, при этом мужчины держат голову покрытой. Для многих регионов стереотипны представления о том, что еврейская похоронная процессия передвигается бегом[376]. Необычна традиция пеленания – заматывания покойного в белое полотно:

Там совсем другой обряд. Там если еврей умирает, то его закатывают в простынь, не знаю, сколько метров, говорят, шестнадцать или восемнадцать метров, полностью закатывают[377].

При этом наблюдатель понимает библейские коннотации этого обычая:

Так обмотывали в полотно, в било полотно, як Иисуса Христа, обмотали его…[378]

Интересно народное объяснение обычая хоронить без гроба:

У нас ховают в труне, в гробе так, а его опускают лицом до земли, опускают его на шнурках и там как поставят его – всё, глиной они, глиной покрывают, труну не робят, ничего. Я везу еврея на подводе, тогда машины не было: «Скажи мне, почему у вас така мода?» А он мне сказал: «Як буде свит, Иисус Христос приде, когда свит воскресати, то жид встане перший». То мне жиды рассказывали[379].

Это объяснение вполне согласуется с еврейскими представлениями о смерти и ожидании Мессии.

Стереотипно представление о том, что евреи хоронят покойника сидя или лицом вниз («…йих не клалы так, йих клали у труни лицем униз»[380]). При этом подчеркивается, что могила обращена на Восток:

То так як гріб був викопаний, то так, знаєте, аби лицем до сходу сонцю. І так його, як він був завітий, то так ногі рівно, то в ту нішу його клали. І так він і засипали. <– Так он там лежал?> – Нєт, сідячи, сідячі, то так ногі рівно, а він так… Там робили такій, знаєте, шоб він там не падав, такі углибленні робив, і там його туда…[381]

В записях из Латгалии и Галиции зафиксирован обычай закрывать глаза умершего черепками. Эта широко распространенная еврейская практика. Интерпретации информантов здесь единичны:

И хоронили евреев сидя и в глаза вставляли черепочки такие из глины… глиняные, чтобы песок не попадал в глаза[382].

…Били горшчик, и на очи клали ци черепки. <А зачем это делали?> – Шоб вин не видев, я знаю… То давна йих традиция, я не знаю… Не можу вам сказаты…[383]

Встречается в Латгалии и представление о том, что еврейку, умершую до свадьбы, необходимо во время обмывания лишить девственности. Для этого якобы нанимали специального человека, который назывался «паскудником»[384]. О. В. Белова цитирует единичную запись такого рода из Подолии, а также приводит однократное упоминание подобного сюжета в Польше в окрестностях Пшемышля[385].

Широко распространено также поверье об опасности колокольного звона во время еврейских похорон. Этот сюжет можно встретить в Подолии, Галиции, Польше и Латгалии[386]. Если во время похоронной процессии звонят колокола, то евреи бросают покойника и разбегаются. Процессия возобновляется, когда колокола перестают звонить:

Я сама видела, як несут его на цвин… а кладбище было на другой улице, куча за ним евреев идут, и якшо зазвонил звон, они клали, они идут, а тут хлопцы были, и мы раз: дзин-дзилинь, дзин-дзилинь, хоп – они поставили, звонит – они не идут, перестал звенеть – они – хап, и понесли на кладбище[387].

Такое представление о страхе перед колокольным звоном соответствует славянским поверьям о демонологических персонажах.

Итак, «чужие» похоронно-поминальные традиции достаточно подробно запечатлены в памяти иноэтничных соседей. Многие из интерпретаций «чужого» обряда совпадают с еврейскими – признак интегрированности славян в жизнь соседей. Вместе с тем встречаются и стереотипные представления, например, о еврейском погребальном обряде. Их следует отнести к сфере мифологии Другого.

Характеризуя представления о евреях и особенностях еврейской жизни, нужно заметить, что они довольно устойчивы. Этнические образы продолжают сохраняться в культурной памяти нееврейского населения даже после того, как этническая группа в силу разных причин (Холокост, массовая миграция и др.) перестает существовать на данной территории.

Цыгане глазами русских

Н. В. Бессонов

В конце XVII века цыгане на Руси воспринимались как иностранный народ. «Азбуковник» 1697 года определяет их следующим образом: «Цыгани суть люди в Польщи, а поидоша от немец»[388]. В годы правления Петра I ситуация изменилась. К 1721 году Смоленская губерния уже имела цыганскую общину (о чем свидетельствуют Сенатские бумаги)[389]. Кочевые таборы активно осваивали огромные российские просторы. Так, один из таборов польских цыган добрался в 1721 году до Тобольска[390].

Властям предстояло решить, что делать с чужаками, оказавшимися на русских землях. Возможны были три варианта:

1. Депортация. В странах Западной Европы цыган объявляли вне закона, клеймили и изгоняли. В случае повторного задержания могли казнить[391].

2. Порабощение. В Дунайских княжествах цыгане были обращены в рабство[392].

3. Признание подданными. Турки, армяне, сербы позволили цыганам проживать на своих территориях, но обязали платить налоги[393].

Именно третью, самую мягкую политику выбрали русские власти. Первые сенатские указы разрешали цыганам «жить и торговать лошадьми». Им позволено было приписываться к различным сословиям. В качестве равноправных подданных они были обязаны платить подати. При этом законодатели ссылались на опыт Малороссии, куда цыгане прибыли на сто лет раньше[394].

Таким образом, власти проявили предельную терпимость, несмотря на то что новое национальное меньшинство имело дурную репутацию. Слухи о вороватости и зловредности кочевого племени появились в России раньше самих цыган. Упомянутый «Азбуковник» дает им нелестную характеристику: «На татьбу и всякое зло хитры»[395].

Отношения табора и деревни не были безоблачными. При появлении гадалок у околицы хозяйки снимали сохнувшее белье, загоняли домашнюю птицу в курятник. Крестьяне по опыту знали: незваные гости рады поживиться всем, что плохо лежит. Следует отметить, что цыганки воспринимали кражу скорее как разновидность охоты (они говорили друг другу не «украду курицу», а «поймаю курицу»).

Итак, деревенская община имела все основания обижаться на цыган. Тем удивительнее, что отношения с кочевниками в целом не были враждебными. Русская деревня не пыталась устраивать погромы. Типичной была ситуация, когда конфликт гасился на стадии переговоров. Цыгане в складчину оплачивали случайную потраву поля. Особо обиженная хозяйка получала от табора тройную компенсацию за пропавшую курицу. В большинстве случаев крестьяне просто мирились с небольшими убытками, поскольку выгод от кочевников было больше. Цыганки разгоняли скуку гаданием, песнями и плясками. Часто в таборе можно было приобрести (в обмен на продукты) лопаты, тяпки, буравчики, колодезные цепи и т. д.

Поздней осенью цыгане договаривались с хозяевами о постое. Кочевую семью пускали в сарай, баню, иногда даже отводили половину собственной избы. Конечно, цыгане были уверены, что иначе и быть не могло. Между тем традиция таборного зимнего постоя – не общепринятое явление. В Англии или Германии, например, цыган не пускали в дома, они зимовали в деревянных фургонах. Аналогичной была ситуация и в Венгрии: цыганам, чтобы пережить холода, приходилось рыть землянки. Отдельно от коренных жителей держали кочевой народ и в Дунайских княжествах. Зимним жильем таборных семей были «бурдеи» (прикрытые дерном норы).