– народ; ближайшее значение слов Коми-войтыр будет: пермский народ, обитающий в холодном климате, наполняющий северный край»[476]. Таким образом, коми – это ночной, северный народ; позднее на этой языковой семантике будет выстраивать свою мифологию К. Жаков. Добавим также, сославшись на книгу Арсеньева, что наиболее значимыми для зырян были два идола. Войпель – ночное ухо («Может быть, этот истукан считался бодрствующим стражем, верным хранителем и защитником народа»[477]). Другое имя – Iомала, Золотая баба, «ему приписывали чудесную силу волхвований»[478], и о нем же, как о божестве легендарной Биармии, говорится в скандинавских сагах: норвежские купцы, современники нашего Ярослава, ограбили кладбище и обокрали этого «финского идола»[479]. Позднее русские будут отзываться о Золотой бабе как об идоле вогулов. Итак, «ночное ухо», слушающее зов своей прародины, своих предков, которые пребывают на севере, ведь север – это тот край, куда уходят души предков. Современные носители коми языка дают другое толкование имени божества (Войполь, где -поль – вздох, дыхание, ветер[480]). В таком понимании означаемое имени народа – северный ветер, северное дыхание.
Открытым остается вопрос о том, насколько реконструируемая мифология имени коми используется в литературе народа на протяжении ХХ века, когда она начинала создаваться. Далеко не случайно упоминалось имя родоначальника мифопоэтики коми К. Жакова. Он выстраивал свой художественный мир на мифопоэтических цепочках, возникавших при языковой игре с именем народа, на оригинальной мифологии, которую подчас сам же и создавал. В рассказах и очерках Жакова, входящих в книгу «Под шум северного ветра» («Холуницкий завод», «На Богословский завод» и др.)[481], в качестве подземных гномов, занимающихся кузнечным ремеслом, но в более серьезных масштабах (плавка железа в огромных печах) выступают русские – «маленький» и хилый народ по сравнению с богатырями коми[482]. Здесь можно наблюдать, как в литературном сознании образы коми и русских меняются местами: маленький, низкорослый народец, возвращающийся к архаической стадии существования земли, когда кипели и ковались ее недра, народец, живущий на севере (имеются в виду заводы Пермской и Олонецкой губерний, о которых пишет Жаков) и долженствующий скоро уйти в землю, – именно так воспринимаются писателем и философом коми русские. Этот этнокультурный «бумеранг» закономерен и объясним процессами развития этнического сознания народов, о которых говорилось в начале статьи.
«Глядя из Лондона»: Выставка русской и советской живописи в оценке англичан
В январе 1959 года в Королевской Академии художеств на Пикадилли, в Берлингтон Хауз, открылась выставка русской и советской живописи. Представленные на ней работы XIII–XX веков вызвали жаркие дискуссии, но главное – привлекли внимание людей, заинтересованных русской темой.
В середине 1950‐х годов приподнялся железный занавес, и мир узнал не только о первом спутнике или фестивале молодежи и студентов в Москве, но и о том, что советское искусство – часть культуры цивилизованного мира. Многие советские люди, в том числе деятели искусства, получили возможность ненадолго выезжать из Советского Союза. Началась короткая, но плодотворная пора культурного обмена с Западной Европой, совпавшая с периодом «оттепели».
Кстати, тема культурного обмена между СССР и капиталистическими странами была затронута в речи министра культуры Е. А. Фурцевой в январе 1959 года на XXI съезде КПСС. Возложив вину за ослабление культурных связей на организаторов холодной войны (то есть на страны Запада), министр культуры отметила, что в настоящее время эти связи расширились. А чем они шире, «тем ярче предстает перед всем миром передовая советская культура»[483].
Пионером здесь стал Большой театр с триумфальными гастролями в Лондоне в 1956 году. Вскоре «Золотую пальмовую ветвь» Международного Каннского фестиваля 1958 года получил фильм М. Калатозова «Летят журавли». Газета «Советская культура» стала регулярно печатать отчеты о поездках советских деятелей искусства за рубеж. Так, в январе – феврале 1959 года были опубликованы заметки «Успех советской музыки в Лондоне»[484] и «Триумфальное шествие (печать ФРГ о выступлениях советского цирка)»[485]. В этом же ряду следует рассматривать первую выставку русской и советской живописи в Лондоне. Она проходила с 1 января по 1 марта 1959 года по линии культурного обмена между СССР и Великобританией[486].
Выставка была почти не замечена советской прессой. О ней сообщали две публикации, приуроченные к открытию и итогам двух первых недель работы[487], а также небольшой материал лондонского критика Ч. Морриса в переводе на русский язык[488]. Причина этого проста: в период работы выставки 27 января 1959 года открылся XXI съезд КПСС, и вся советская периодика сосредоточилась на его освещении.
Другая причина, вероятно, в том, что выставка не была очередным триумфом советской культуры. Она вызвала много споров и недоумений, поставила под сомнение привычную шкалу оценок: многие классики русской и советской живописи оказались восприняты не так, как у себя на родине. Кроме панегириков звучала и острая критика. Мнения лондонской публики, конечно, не были мнением экспертов, но обнаружили ряд существенных расхождений в подходе к искусству двух стран. Все это заставляло задуматься, но Министерство культуры и отечественное искусствознание были пока к этому не готовы.
Выставка не попала в перечень событий культурной жизни страны и не упоминается в разделе «1959 год в истории изобразительного искусства СССР» в Википедии. Она словно выпала из поля зрения искусствоведов, а между тем ее посетили более 100 тысяч человек. Уже одно это заставляет рассматривать выставку как важное культурное событие тех лет.
Настоящая статья посвящена в основном заметкам, которые оставили лондонцы и гости английской столицы в «Книге отзывов» (ныне хранится в одном из частных собраний нашей страны). Эта книга в роскошном кожаном переплете с тиснением и золотым обрезом насчитывает 388 страниц альбомного формата. В небольшой заметке английский критик Ч. Моррис, весьма расположенный к русскому и советскому искусству, писал: «Кто же они, посетители выставки? Большинство из них – жители Лондона и соседних с ним графств, но многие приезжают также с запада, из центральной Англии, с севера, из Шотландии – из мест, отдаленных от столицы на двести – четыреста миль. Поэтому записи в книге отзывов можно считать откликом всей страны»[489].
В книге, добавим, есть записи представителей других англоязычных стран: США, Канады, Австралии, Новой Зеландии. Оставлены также отзывы на французском, немецком, итальянском, испанском, китайском, арабском, персидском, польском, украинском и других языках. Есть даже запись на латыни: «Ave atque vale in perpetuum» (Приветствую и прощай навсегда) (Книга отзывов, с. 206) (далее сокр. – Кн. от.). Можно сказать, что «Книга отзывов» – это не только «отклик всей страны», как писал Моррис, но и всего разноплеменного мира, представленного тогда в Лондоне. Причем отклик содержит множество как прямых, так и метафорических посланий.
К сожалению, они не были услышаны советской стороной. Министерство культуры СССР (организатор выставки) исходило из своих представлений о ценности произведений искусства и не учитывало интересы лондонской публики. В Лондоне рассчитывали увидеть русский авангард, неформальное искусство второй половины ХХ века, работы молодых художников, выросших за железным занавесом. Привезли совсем иное. Поскольку в середине 1950‐х годов в СССР шла борьба с абстракционизмом, то отобраны были только иконы и образцы социалистического реализма. Выставка должна была ретроспективно показать развитие русского искусства с XIII века. Цель экспозиции – подтвердить тезис о преемственности советского искусства русской реалистической живописи. Произведения принадлежали музеям как Москвы и Ленинграда, так и Вологды, Феодосии, Саратова, Киева, Краснодара, Иркутска. Широта географического размаха должна была поразить английского зрителя, хотя едва ли обычный лондонец мог отыскать на карте Вологду или Феодосию.
Всего Министерство культуры отобрало 122 произведения, в том числе 16 икон. Русское искусство представляли: Д. Г. Левицкий, В. Л. Боровиковский, К. П. Брюллов, О. А. Кипренский, И. Н. Крамской, В. И. Суриков, И. Е. Репин, М. А. Врубель и др. Необходимость транспортировки по воздуху заставила выбрать произведения небольшого формата, поэтому далеко не все художники были представлены лучшими работами. Например, о творчестве Сурикова зрителям пришлось судить не по «Утру стрелецкой казни» или «Боярыне Морозовой», а по пяти этюдам к его большим историческим полотнам. Современное искусство отбирали в соответствии с советской табелью о рангах – полотна художников-лауреатов государственных премий, Героев Социалистического Труда и академиков.
Одним из постулатов социалистического реализма была формула советского многонационального искусства – «единство в многообразии». При общей идеологической составляющей оно должно быть окрашено местным колоритом, поэтому в экспозицию включили картины армянина Мартироса Сарьяна, латыша Яниса Осиса, эстонца Рихарда Уутмаа.