Другой Владимир Высоцкий — страница 18 из 96

Американская пропаганда не делала больших различий между советским правительством и народом: представителей первых называли диктаторами, вторых — рабами и варварами, послушно выполняющими волю диктаторов. В СССР такого не было, причем с каждым годом мелкобуржуазная конвергенция вербовала среди советских граждан новых и новых адептов капитализма, где, как известно, ведущей державой считаются США. Поэтому образ врага в советском социуме постепенно утрачивал свою прежнюю силу. И либеральная интеллигенция вносила в этот процесс свою посильную лепту.

Когда в середине 80-х начнется горбачевская перестройка, те же либералы не случайно главным объектом своих атак изберут именно подозрительность советского социума (на самом деле это была элементарная осторожность, диктуемая реалиями «холодной войны»). Разрушив ее, они легко сдадут страну вместе с ее народом в услужение иностранному капиталу (на научном языке это называется более красиво: «включиться в мировое разделение труда»). После этого миллионы бывших советских девушек отправятся в заграничные бордели (по данным только за 2011 год за пределами России будет находиться более 100 тысяч российских проституток), тысячи детей станут жертвами педофилов со всего мира, столько же молодых людей — наркоманами и т. д. и т. п. Подсчитать точное число исковерканных и загубленных душ этого «мирового разделения труда» вряд ли когда удастся. Но учитывая, что в этом процессе в разных пропорциях приняли участие все жители бывшего СССР (а это целых 15 республик), можно смело сказать, что цифры эти не маленькие — своеобразный ГУЛАГ развитого капитализма. Доживи Высоцкий до наших дней, вполне вероятно, написал бы об этом песню — этакую «Баньку по-белому-2». Если бы, конечно, злости хватило. Ведь у подавляющего большинства его сторонников, кто клял на чем свет стоит советскую власть, злости на нынешний режим уже нет — видимо, лично им он не в тягость.

Кстати, о злости. Большинству манипуляторов присуща природная злость, что также относилось и к Высоцкому. Впрочем, он и сам не скрывал этого, иной раз в приватных разговорах сетуя на то, что он злой. С возрастом (и стечением болезни — алкоголизма) это становилось все очевиднее. А ведь в детстве, в начальных классах средней школы, он являл собой несколько иного человека. Как говорила его матери Таисия Тюрина — начальник пионерлагеря НИИ-химмаша, где проводил лето юный Высоцкий: «Он у вас шаловливый, но не злобный». Однако с годами характер Высоцкого претерпевал существенные изменения. Причем это была не только злость на власть, но, судя по всему, вообще на жизнь как таковую. Даже в его творчестве это нашло свое отражение — во многих песнях он оперирует словом «зло»: «Век свободы не видать из-за злой фортуны…», «И природная моя злость…», «За что мне эта злая, нелепая стезя?..», «Нет, я в обиде на злую судьбу…», «Ядовит и зол, ну словно кобра я…», «Как черный раб, покорный злой судьбе…» и т. д.

Всю свою злость Высоцкий направляет на советский режим, который в его понимании гнобит талантливых людей и не дает продыху тем, кто мечтает этот режим изменить в лучшую сторону, — тем же диссидентам. Высоцкий симпатизирует последним, в том числе и потому, что среди них много евреев. Все они мечтают жить как на Западе и убрать к чертовой матери «железный занавес», наивно полагая, что именно в нем вся беда. Как пел Высоцкий в песне «Сколько чудес за туманами кроется…» (1967):

Сколько чудес за туманами кроется —

Ни подойти, ни увидеть, ни взять…

Нынче, туман, не нужна твоя преданность —

Хватит тайгу запирать на засов!..

Однако власть зорко стоит на страже «железного занавеса», лишь отдельным своим представителям разрешая регулярно ездить за кордон и приобщаться к благам западной цивилизации. Высоцкий, как и любой советский человек (а тем более представитель творческой интеллигенции), мечтает тоже вырваться из «тайги», но пока у него это не получается. Поэтому власть он числит по разряду шулеров, как, например, в песне «У нас вчера с позавчера…» (1967):

Шла неравная игра — одолели шулера, —

Карта прет им, ну а нам — пойду покличу!

Зубы щелкают у них, каждый хочет вмиг

Кончить дело — и начать делить добычу…

Но финал у песни оптимистический: Высоцкий уверен, что «в колоде все равно — четыре масти, — и нам достанутся тузы и короли». Ну что ж, его прогноз сбудется два десятка лет спустя, когда политические шулера объединят свои усилия с шулерами диссидентскими и сообща «сковырнут» Союз. Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся в год 67-й.

31 мая во Всесоюзном театральном обществе прошел творческий вечер «Таганки» (отметим, что ВТО было средоточием либерал-интеллигенции). Учитывая, что у «Таганки» это был ПЕРВЫЙ творческий вечер в ВТО, можно смело сказать, что это было не случайно — как говорится, время пришло. А пришло потому, что наверх поднялся куратор «Таганки» Юрий Андропов, который в середине того же мая сел в кресло шефа одного из самых влиятельных советских учреждений — КГБ. Как же это произошло? Начать следует издалека.

Как известно, приход Брежнева к власти многие в верхах расценивали как случайный и были уверены в том, что очень скоро его сменят более молодые и жесткие политики — вроде бывшего шефа КГБ (1958–1961) Александра Шелепина (за жесткий и принципиальный характер в верхах его называли «железный Шурик»). Его поддерживали представители «русской партии» в Политбюро — Алексей Косыгин (председатель Совета Министров СССР), Дмитрий Полянский (его 1-й заместитель), Кирилл Мазуров (еще один 1-й зам Косыгина), а также так называемые «комсомольцы» — как и Шелепин, бывшие выходцы из ЦК ВЛКСМ: Владимир Семичастный (доандроповский хозяин Лубянки), Николай Месяцев (председатель телерадиокомитета), Николай Егорычев (1-й секретарь МГК), Сергей Павлов (1-й секретарь ЦК ВЛКСМ) и ряд других деятелей. Эти люди готовились сместить Брежнева уже в первой половине 67-го, а пока зачищали «либеральное поле».

Тот же КГБ под руководством Семичастного нанес удары по диссидентам с двух флангов: с русского (ВСХСОН) и еврейского (Гинзбург, Галансков). Тогда же в УК РСФСР была внесена новая статья — 190 (1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй», согласно которой можно было привлекать к ответственности более широкий круг лиц. Отталкиваясь от этой статьи, Семичастный вышел в Политбюро с предложением провести аресты сразу 5 тысяч (!) антисоветчиков, на которых уже были заведены дела в КГБ.

В то же время Шелепин предложил высшему руководству возвратиться к некоторым сталинским методам руководства (аскетизм элиты, усиление борьбы с коррупцией, жесткость в идеологии и т. д.). Судя по всему, все это было отголоском китайской «культурной революции» (1965–1966), которая своим острием была направлена на чистку внутри верхних эшелонов власти, а также в среднем и низшем звеньях госпартхозаппарата. Можно даже предположить, что приди шелепинцы к власти, они рано или поздно могли пойти на мировую с Китаем (кстати, в высших кругах их часто называли «хунвейбинами»).

Все эти события сильно напугали брежневцев и либеральную интеллигенцию. По этому поводу приведу воспоминания одного из них — поэта Евгения Евтушенко:

«На встрече в «Известиях» шеф КГБ Семичастный, отвечая на вопрос о его мнении по поводу книги Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», вдруг «раскрылся»: «Я этой даме за такую книгу вкатил бы еще один срок». Затем он обронил фразу, что кое-кого надо снова сажать. На вопрос «сколько?», ответил: «Сколько нужно, столько и посадим». Перед моим отъездом в США в ноябре 66-го Семичастный на одном из совещаний напал на меня, сказав, что наша политика слишком двойственна — одной рукой мы сажаем Синявского и Даниэля, а другой подписываем документы на заграничную поездку Евтушенко. Это был опасный симптом…»

К вящей радости таких, как Евтушенко, «закрутить гайки» шелепинцам так и не дали. Брежневцы, объединив свои силы с либералами, нанесли первый упреждающий удар: 18 мая сместили с поста шефа КГБ Владимира Семичастного под надуманным предлогом бегства из страны дочери Сталина Светланы Аллилуевой. И поставили на это место Юрия Андропова. Почему именно его? Во-первых, он был, в отличие от Семичастного, до мозга костей либералом-западником, хорошо проявившим себя на международном направлении (в Международном отделе ЦК, а именно этот отдел курировал развитие конвергенции и был каналом для налаживания тайных контактов с Западом). Во-вторых, он всегда сочувствовал еврейским диссидентам и инакомыслящим из интеллигентской среды. Не случайно один из них, Рой Медведев, в своей книге об Андропове отозвался о нем следующим образом:

«Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции и особенно среди диссидентов положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезвомыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966 году и в начале 1967 года…»

Все эти ожидания полностью оправдались. Андропов не стал идти по пути Семичастного (то есть «закручивать гайки»), а ввел в систему профилактику диссидентов: их теперь вызывали в КГБ и вежливо просили не перегибать палку. Диссиденты обещали и вновь возвращались на прежний путь, но только теперь были крайне осторожны.

Что касается судьбы самого Брежнева, то он в итоге разгромит «комсомольцев», после чего те будут отодвинуты от власти, а их места займут брежневские ставленники. Таким образом, попытка той части советской номенклатуры, кто боялся стремительного обуржуазивания советского проекта и пытался ему противостоять, провалится.