Кстати, выписавшись из «Склифа» после болезни, Высоцкий предпринял вместе с Влади совместное турне, которое прибавило славы этому союзу — о нем узнали миллионы советских людей. Они съездили в Белоруссию (Барановичи), оттуда отправились в Крым (Алушта), а затем заехали в Одессу. Таким образом, они побывали сразу в двух республиках, приковав к себе внимание сотен людей, а для сотен тысяч других стали поводом для жарких сплетен.
Самое интересное, но едва Влади улетела к себе на родину, в Париж, как Высоцкий вновь сошелся со своей прежней пассией — Татьяной Иваненко. Причем даже не думал этого скрывать: например, заявился с ней в столичный ресторан «Арарат». Впрочем, бард имел полное право так поступать, поскольку на тот момент официально все еще был женат на Людмиле Абрамовой (они разведутся чуть позже — в феврале 1970-го), но он, как мы помним, ушел от нее в «свободное плавание» почти год назад. Короче, как пелось в песне из популярной кинокомедии «Кавказская пленница» (1967): «Если б я был султан, я б имел трех жен…».
Тем временем самое начало 70-х было отмечено очередной схваткой между либералами и державниками. Власть, как обычно, выступила в роли третейского судьи, «раздав всем сестрам по серьгам»: отправила в отставку главных редакторов двух полярных журналов: либерального «Нового мира» (Александр Твардовский) и державного «Молодая гвардия» (Анатолий Никонов). Однако главного оппозиционера в театральном мире — Юрия Любимова — власть не тронула, хотя шеф «Таганки» того заслуживал, выпустив спектакль «Берегите ваши лица» (1970) по стихам А. Вознесенского — постановку, буквально переполненную антисоветизмами. Досталась в ней роль и Высоцкому, который исполнил свой гимн «замученной» либеральной интеллигенции — «Охоту на волков». Один из этих спектаклей лично посетил министр культуры РСФСР Ю. Мелентьев, который, как мы помним, входил в «русскую партию». Увиденное привело его в неописуемое бешенство. «Это же антисоветчина!» — выразил он свое отношение к увиденному, зайдя в кабинет Любимова.
Крамола, по мнению министра, содержалась во многих эпизодах представления: в песне Высоцкого «Охота на волков», в стихах, читаемых со сцены, и даже в невинном на первый взгляд плакате над сценой, на котором было написано «А ЛУНА КАНУЛА» (палиндром от Вознесенского, который читался в обе стороны одинаково). В этой надписи Мелентьев узрел намек на то, что американцы первыми высадились на Луну (21 июля 1969 года), опередив советских космонавтов (кстати, позднее авторы спектакля признаются, что именно это они и имели в виду: то, что США сумели-таки «умыть» советскую космонавтику).
Покидая кабинет режиссера, министр пообещал актерам, что «Лица» они играют в последний раз. Слово свое он сдержал: эту проблему заставил утрясти столичный горком партии. 21 февраля 1970 года там состоялось специальное заседание, на котором были приняты два решения: 1) спектакль закрыть, 2) начальнику Главного управления культуры исполкома Моссовета Родионову Б. объявить взыскание за безответственность и беспринципность. В Общий отдел ЦК КПСС была отправлена соответствующая бумага, в которой отмечалось:
«…Постановка пронизана двусмысленностями и намеками, с помощью которых проповедуются чуждые идеи и взгляды (о «неудачах» советских ученых в освоении Луны, о перерождении социализма, о запутавшихся в жизни людях, не ведающих «где левые, где правые», по какому времени жить: московскому?). Актеры обращаются в зрительный зал с призывом: «Не молчать! Протестовать! Идти на плаху, как Пугачев!» и т. д.
Как и в прежних постановках, главный режиссер театра Ю. Любимов в спектакле «Берегите ваши лица» продолжает темы «конфликта» между властью и народом, властью и художником, при этом некоторые различные по своей социально-общественной сущности явления преподносятся вне времени и пространства, в результате чего смазываются социальные категории и оценки, искаженно трактуется прошлое и настоящее нашей страны.
Как правило, все спектакли этого театра представляют собой свободную композицию, что дает возможность главному режиссеру тенденциозно, с идейно неверных позиций подбирать материал, в том числе и из классических произведений…»
Да, русская классика всегда была большим подспорьем для людей, исповедующих антигосударственные взгляды. Замечено же, что и революции 1905 и 1917 годов во многом подготовила она — русская литература. Еще знаменитый русский философ В. Розанов по этому поводу недвусмысленно написал: «Собственно, никакого сомнения, что Россию убила литература». В Европе, с ее рациональным мышлением, такого быть не может — только в России. Об этом же писал и А. Чехов, который был убежден, что мир литературных образов условен и его ни в коем случае нельзя использовать как описание реальной жизни, а тем более делать из него какие-то социальные и политические выводы. Что образы литературы искажают действительность. В них явление или идея, поразившие писателя, даются в совершенно гипертрофированном виде. Поэтому за верным отражением жизни человек должен обращаться к социологии и вообще к науке, но не к художественной литературе. Но русский человек поступил как раз наоборот, поскольку в нем всегда было сильно развито не рациональное, а художественное чувство. Именно им и манипулировали сначала русские классики, а затем и советские либералы-интеллигенты вроде Любимова или Высоцкого. Причем двум последним было даже легче производить «молекулярную агрессию в сознании» — на их стороне был технический прогресс и, как пел сам Высоцкий, «энтузиазм миллионов». А также помощь западных политтехнологов, которые именно для этих целей тратили миллионы долларов на содержание подрывных радиостанций («вражьих голосов»), где популяризировали творчество именно таких деятелей, как Любимов и Высоцкий. И вновь послушаем философа С. Кара-Мурзу:
«Нас сгубила именно чрезмерная художественная впечатлительность, свойство русского дорисовывать в своем воображении целый мир, получив даже очень скудный, мятый обрывок образа. Из-за этой артистичности сознания русские заигрываются в своем воображении, взмывают от земли далеко ввысь, а потом расшибаются. Чтобы летать в заданном коридоре и на орбите, нам требовались шоры идеологии, хотя бы и тупой. Не стало ее — и воспарили…»
Советская идеология начала утрачивать свое влияние на новые поколения советских людей в 60-е годы. Она должна была видоизмениться, чтобы поспеть за временем технического прогресса, но так этого и не сделала. В итоге новыми идеологами для миллионов советских людей стали такие искусные манипуляторы-антигосударственники, как Юрий Любимов или Владимир Высоцкий. Из полуправды они создавали ложные образы, которые зрители и слушатели еще многократно дополняли своим воображением.
Этих людей можно было нейтрализовать в самом зародыше, когда они только начинали свои манипуляции, но власть и этого не сделала, поскольку в недрах ее уже давно окопались свои собственные Любимовы и высоцкие, цель у которых была та же: через слезинку ребенка — к рекам слез. Ведь теперь-то мы знаем, к чему привела демифологизация Любимова и Высоцкого.
О том, какой славы достигло песенное творчество последнего к середине 1970 года, говорят воспоминания сценариста С. Лунгина:
«Когда мы приехали в ту рассветную рань во Внуково, первое, что услышали, была песня Высоцкого. Слов нельзя было разобрать, но свистящий хрип, то ли от дурной записи, то ли от неисправного магнитофона, нимало не смущал. На пленке был Высоцкий — это факт, остальное никого не интересовало. Все — и парень в провинциальной кепке, держащий в руке, как чемодан, тяжелый бобин-ный «маг», и те, кто его окружал, и те, кто стоял поодаль, как мы, — получали явное удовольствие. Потом объявили посадку, и до — «уважаемые пассажиры, наш самолет…» — и после в салоне передавали по самолетной трансляции одну из песен Высоцкого, которая от Москвы до Мурманска прозвучала раз пять, не меньше. Затем в Мурманске, в ожидании автобуса на Североморск, мы зашли в ресторан, где ширококостные северяне пили шампанское из толстобоких фужеров, в которые они еще крошили плиточный шоколад. В то время там так веселились. И в ресторане тоже заводили Высоцкого…
В маленьком, тесном, скачущем по нелучшей дороге автобусе на коленях у сидящего на первой скамейке лейтенанта стоял магнитофончик, вернее, лейтенант держал его на весу, чтобы амортизировать тряску по ухабам. Пел Высоцкий, и пел он всю нашу дорогу на север. Кончалась пленка, ее ставили заново. Слушали певца серьезно, глядя в одну точку, даже не поворачивая головы к окнам, за которыми был виден залив с миллионом шевелящихся мачт стоящих у берега рыбацких судов и серые сопки в серой дали. Я даже поймал себя на мысли, что меня почему-то не бесит этот непрекращающийся интенсивный хрип, он выражал что-то мне неведомое и был подлинной средой обитания в этом крошечном автобусном мирке.
К концу пути нам с Ильей стало казаться, что этот голос и эти песни, как неотъемлемая часть, принадлежат обществу военных моряков. А как потом выяснилось, и летчиков тоже. Да что говорить! Всех людей, у которых есть потребность пережить некоторое очищение, полно выразив (вместе с Высоцким) свое личное отношение к действительности. Когда в Североморске мы, побрившись, пошли в Дом офицеров обедать, то… надеюсь, ни у кого не вызовет удивления, что из динамиков, укрепленных по обеим сторонам фронтона этого помпезного, сталинского стиля здания, на всю площадь, до самых причалов опять-таки рокотал набрякший страстной силой голос Высоцкого, соединяя землю, воду и небо…»
Между тем свое отношение к советскому режиму Высоцкий ясно выразил в апреле того же 1970 года, когда страна с большой помпой отмечала 100-летие со дня рождения основателя первого в мире рабоче-крестьянского государства В. И. Ленина. Им тогда была написана песня «Переворот в мозгах из края в край».
Вообще его отношение к вождю мирового пролетариата было достаточно противоречивым. Например, известно, что летом все того же 70-го, заполняя любительскую анкету в своем театре, в графе «Самая замечательная историческая личность» он напишет: «Ленин». Хотя в личных беседах с разными людьми Высоцкий в то же время отзывался о вожде мирового пролетариата весьма нелицеприятно, видимо, ставя его на одну доску со Сталиным (в конце 50-х он их еще разводил по разные стороны баррикад, а теперь, видимо, пришел к выводу, что они одного поля ягода). В итоге на свет и родилась упомянутая выше песня, где отношение барда, как к юбиляру, так и вообще к тому, что было построено в СССР, выражалось весьма однозначно: