Другой Владимир Высоцкий — страница 67 из 96

ься за спину своей жены — видной французской коммунистки, но и в этом случае ему пришлось бы несладко — дело могло дойти до разрыва с родиной. А этого он в ту пору еще не хотел — не созрел. Не мог он развестись и с самой Мариной Влади — в таком случае он хоронил возможность выезжать за границу, да и терял надежный щит, который прикрывал его от всяческих неприятностей. Короче, куда ни кинь — везде клин. И чем дальше двигалось дело, тем сильнее этот клин входил в тело Высоцкого, буквально разрывая его изнутри напополам. Как пишет Марина Влади:

«После первой поездки за границу у тебя появляется чувство разочарования, отчаяния оттого, что и здесь ты не нашел решения разрушительных импульсов. В этом и заключается парадокс, невообразимый для нормального здорового человека: имея, казалось бы, все, ты буквально тонешь в отчаянии.

Довольно быстро выясняется, что возможность выехать из СССР ничего не решает, лишь убыстряет падение. Пьяных загулов, которые время от времени можно себе позволить в Москве, на Западе не понимают…

У тебя дома, в СССР, тебя понимают. Ты не признан официально, зато любим публикой… Во Франции счастлив ты бываешь всего несколько дней, и вот тебя уже снова раздирают противоречивые желания. Дни начинают тянуться невыносимо долго, ты наконец с облегчением возвращаешься в Москву, но, как только проходит радость встречи с городом, с театром, с публикой, у тебя снова появляется непреодолимое желание уехать… И повсюду ты чувствуешь себя изгнанником.

Ты не можешь жить ни поднадзорно-свободным в Москве, ни условно-свободным на Западе. Ты выбираешь внутреннее изгнание. Шаг за шагом ты покидаешь себя…»

12 января 1978 года Высоцкий снова отправляется в Париж развеяться. Отметим, что если раньше он летал с этой целью куда-нибудь в Магадан или в Сочи, то теперь он почему-то летит во Францию, где ему, как уже отмечалось, не слишком уютно. В чем дело? Видимо, все-таки французская действительность гораздо ближе его сердцу, чем советская, что неудивительно. Например, достать те же наркотики там можно без проблем. Впрочем, не только их. Рассказывает один из парижских знакомых нашего героя Дино Динев:

«У меня был свой замок в пригороде Парижа возле Версаля, и Володя, приезжая во Францию, оставлял чемодан у Марины Влади, а жил у меня… Мы иногда захаживали с ним в бардачок «У Тани», который назывался так в честь хозяйки, старой московской блядуш-ки. Сейчас-то она уже умерла. А в то время там концентрировались проститутки из Советского Союза. Таня мне всегда звонила: «Диночка, приходи вечером, украинка новая приехала!» Володя Высоцкий очень любил там бывать. Играл частенько до шести утра и много импровизировал. Таня даже для него купила гитару. И девушек навещать он любил. Это стоило 300 франков, примерно 60 долларов. Спросите, а как же Марина Влади? Да не любил он ее! Это же было очевидно. Впрочем, она его тоже. Каждый из них жил своей жизнью…»

Итак, мы имеем еще одно свидетельство того, что брак Высоцкого и Влади к тому моменту был чистой формальностью. Зачем он сохранялся? Повторимся: это делалось по желанию как самих супругов (им это было не обременительно), так и заинтересованных сил — тех самых, что манипулировали этим браком в интересах большой политики. Отметим, что все советские проститутки, работавшие за границей (а их было в сотни раз меньше, чем теперь), были под колпаком КГБ и, значит, стучали на своих клиентов, тем более из числа советских граждан. Высоцкий об этом, конечно же, знал, но в бордель «У Тани» все равно захаживал. Потому что давно смирился со своим положением «козыря» в тайной войне.

20 января Высоцкий летит на Украину, в Северодонецк, чтобы дать несколько концертов в тамошнем Ледовом Дворце спорта (а также в городах Ворошиловограде и Лисичанске). Для барда эти концерты проходили по новой финансовой системе, предложенной ему администратором Владимиром Гольдманом. Система была выгодной: Высоцкий давал по 4–5 концертов в день и получал за каждое выступление 300 рублей наличными. Судя по всему, это была неличная инициатива администратора, а идея высоких инстанций, которые, прекрасно зная о популярности Высоцкого, рассчитывали также поиметь с этого дела определенный куш.

Предложение Гольдмана заинтересовало Высоцкого. По сути это было то самое предложение, от которого нельзя было отказаться. Ведь бард получал в театре фиксированную зарплату в 150 рублей, а его концертные гонорары были бессистемными: иногда больше, иногда меньше (суммы скакали от 150 до 200 рублей в месяц). А тут ему предложили твердые 300 целковых, причем за один концерт! При таком раскладе он имел возможность за месяц заработать приличную сумму, после чего мог безбедно жить в течение какого-то времени, не обременяя себя мыслями о хлебе насущном. Правда, это время нельзя было назвать продолжительным, поскольку наркомания (ее растущие дозы) требовала все больших денежных затрат.

Тем временем в феврале на Одесской киностудии режиссер Станислав Говорухин готовится к съемкам телесериала «Место встречи изменить нельзя». Причем инициатором этой постановки выступил его друг Владимир Высоцкий. Это он два года назад запоем прочитал книгу братьев Аркадия и Георгия Вайнеров «Эра милосердия» и буквально загорелся идеей перенести перипетии этого романа на экран. Причем себе в этой экранизации он выбрал самую выигрышную роль — начальника отдела по борьбе с бандитизмом МУРа Глеба Жеглова. Роль была главная, чего с Высоцким не случалось вот уже три года (со съемок в «Арапе»).

Отметим, что кое у кого наверху вызвала возражение кандидатура Высоцкого, но эту проблему достаточно быстро разрешили: телевидение в ту пору уже активно «окучивалось» либералами, было основательно ими унавожено, и поэтому «пробить» Высоцкого было не сложно. Поэтому следом за «Местом…» его затем включат и в другой телепроект — «Маленькие трагедии» режиссера Михаила Швейцера.

Весной Высоцкий в поте лица трудится на концертной ниве — гастролирует как в России (Сумская, Белгородская и Вологодская области), так и за ее пределами — в Украине (Днепропетровская область). Как и заведено, дает в день по нескольку концертов. Белгородские гастроли барда (а во время них он дал 9 сольных концертов и два сборных) не на шутку переполошат тамошние власти. С их подачи, вскоре после того как Высоцкий уедет, в местной газете «Ленинская смена» появится статья под названием «Левые радости». В ней Высоцкого объявят рвачом, погнавшимся за длинным рублем: мол, давая в день по несколько концертов, он не о зрителях заботился, а хотел исключительно одного — заработать «сумасшедшие» деньги. Достанется на орехи и тому, кто пробил на белгородском радио выход передачи «Портрет» с Высоцким: его вызовут в обком и хорошенько пропесочат, а человека, который разрешил выход передачи, сняли с должности секретаря парткома.

Кстати, о сумасшедших деньгах. Суммируя гонорары всех концертов, данных Высоцким за те три недели (1-20 апреля), можно легко подсчитать ту сумму, которая ему тогда «обломилась»: за 38 представлений он заработал 11 400 рублей (за каждый — по 300 рублей). Весьма недурственная сумма по советским меркам, где ежемесячная средняя зарплата рядового инженера равнялась 150 рублям. Батон белого хлеба тогда стоил 14 копеек, бутылка водки — 3 рубля 62 копейки, автомобиль «Москвич-412» — 4936 рублей. Таким образом, наш герой за три недели заработал… почти три «Москвича». По сути, это были те самые «нефтяные» деньги, которые поминал Высоцкий в своей песне «Это вовсе не френч канкан…». Благодаря этим деньгам власти имели возможность повышать зарплаты своим гражданам (а те несли их в кассы увеселительных заведений), а также поднимать концертные ставки самим артистам, покупая их лояльность. Короче, всем была «лафа». Как пел Высоцкий: «Кто в фонтане купается — тот богач…».

По этому поводу послушаем мнение западногерманского коммуниста В. Диккута:

«Чтобы поддерживать свою систему эксплуатации, бюрократическая монополистическая буржуазия нуждается в союзниках и помощниках. Миллионы людей, строивших социализм с энтузиазмом и духом самопожертвования, нельзя заставить так же работать в конечном итоге ради прибыли буржуазии. Новая буржуазия может сохранить свою систему, только если даст и своим лакеям долю прибыли, если сможет как-то привязать их к системе максимизации прибыли. Прежде всего были подкуплены директора и ведущие хозяйственные и технические специалисты на отдельных предприятиях, а также творческая интеллигенция…»

Судя по всему, положение лакея Высоцкого всячески угнетало, поэтому он продолжал роптать на нее от лица своего «племени». Роптал, но деньги от той же власти продолжал получать, причем немалые. И власть с этим смирилась, поскольку сама назначила Высоцкого Главным художником в протестной песне. Так что здесь был взаимовыгодный бартер.

Вскоре после выступления белгородской газеты о сумасшедших гонорарах Высоцкого напишет еще одно издание — газета «Индустриальное Запорожье». Ее журналисты Колосов и Лисовой проведут расследование финансовой стороны гастролей Высоцкого в Запорожье и откопают много интересного. К примеру, они выяснят, что за день гастролей барду «капало» 500 рублей. Столько же получал секретарь обкома партии, но только в месяц! Однако, как уже говорилось, это была типичная картина для советской богемной среды времен «застоя» — власти намеренно закрывали глаза на эту «гонку за длинным рублем», тем самым покупая лояльность интеллигенции.

Кстати, о 500 рублях. Откуда взялась эта цифра, сказать трудно, поскольку, как мы помним, Высоцкому с каждого концерта перепадало по 300 рублей. Учитывая, что в Запорожье он давал по нескольку концертов в день (3–4), то сумма должна получаться в два раза большая, чем 500 рублей. Видимо, журналистов просто обманули: назвали среднюю сумму гонорара Высоцкого (тоже немалую, но в иную, меньшую, они бы просто не поверили), утаив «страшную» правду.

Тем временем 10 мая 1978 года (вдень рождения Марины Влади — ей исполнилось 40 лет) в Одессе начались съемки сериала «Место встречи изменить нельзя». Они велись Парке культуры и отдыха имени Т. Шевченко, в тамошней бильярдной: снимали, как Жеглов (Владимир Высоцкий) находит вора Копченого (Леонид Куравлев) и, гоняя с ним шары, заставляет его признаться, откуда он взял браслетик в виде змейки, принадлежавший до этого убиенной гражданке — бывшей жене Груздева.