В обязанности сестер входило проведение бесед с пленными, передача их жалоб комендатурам немецких лагерей и командованию армейских корпусов, им было доверено распределение между пленными крупной суммы денег, а также право (пусть формального) выступления в ПВМ. При подготовке поездки немецкие военные органы исключили из маршрута посещений рабочие команды прифронтовых областей и агитационные лагеря. С целью скрыть от международной общественности и, прежде всего, от русского правительства факт привлечения военнопленных к работам на военных предприятиях, немецкие военные органы тратили неимоверные усилия по перемещению солдат, задействованных когда-либо на подобных работах или получивших увечья на производстве, из одного лагеря в другой на время пребывания там инспекции[182]. Возможно, подобные мероприятия были излишни, так как в завершающем выступлении в Берлине сестры милосердия отказались обращаться к теме принудительного труда, отметив: «Что касается часто высказываемых жалоб о привлечении военнопленных к работам, приносящим вред их родине, мы не будем углубляться, так как это понятие во время настоящей войны полностью изменило свой характер»[183].
Большинство командированных в Германию и Австрию сестер принадлежали к русской традиционной элите. По обычаю предвоенной эпохи первые поездки сопровождались многочисленными приемами в домах местных аристократов и в императорском дворце. Это вызвало столь жесткую критику русской общественности, что из программ последующих делегаций подобные визиты были исключены[184]. Подбор состава инспекционных комиссий привлекает внимание и по другой причине. С первой делегацией в Германию отправилась вдова командующего генерала Наревской армии Е.А. Самсонова, которая с согласия немецкой стороны наряду с посещениями лагерей занималась поисками захоронения своего мужа А.В. Самсонова и последующим вывозом его останков в Россию. Во второй состав комиссий вошли сестры милосердия А.В. де Витт и 3. Клюева — жены пленных генералов, содержавшихся в лагерях Бишофсверд и Кенигштейн[185].
В ходе визита ПВМ пошло навстречу настоятельным просьбам сестер милосердия Клюевой и де Витт, разрешив им часовое свидание с мужьями наедине. В качестве условия для встречи генералы должны были подписать обязательство следующего содержания: «В случае разрешения свидания с моей супругой, для свободного разговора с ней, я сим письменно отдаю честное слово на то, что не буду передавать моей супруге никаких писем или бумаг, ни от себя, ни от других военнопленных, буду разговаривать с супругой исключительно о личных и семейных делах, касающихся только родственных мне лиц, не буду распространять между военнопленными лагеря никаких известий о военных делах или предприятиях, узнаваемых мною в течение разговора от моей супруги»[186].
Однако вскоре немецкие военные органы обнаружили, что посещения сестер оказывают отрицательное воздействие на военнопленных солдат. Последние по окончании бесед со своими соотечественницами, проходившими в соответствии с международными соглашениями без свидетелей, стали массово отказываться от работ. К тому же цензура писем генералов Н.А. Клюева и Л.В. де Витта к женам продемонстрировала немецкой стороне, что ни офицеры, ни сестры не собираются сообщать в России о положительной стороне содержания военнопленных в Германии. Клюев даже призывал сестер выступить с требованием прекращения взаимных репрессий, ухудшающих и без того безысходное положение военнопленных. Берлин счел бессмысленными дальнейшие реверансы в сторону русских комиссий и собирался отказать Клюевой в последнем свидании с мужем. Тем не менее, после эмоционального обращения сестры, что ей невыносимо тяжело быть рядом с супругом и не иметь возможности попрощаться с ним до конца войны, а может быть, и навсегда, третья встреча все же состоялась[187].
Возвращавшиеся из инспекционных поездок сестры принимались вдовствующей императрицей и сообщали ей о своих наблюдениях[188]. Отчеты и дневники публиковались в изданиях РОКК и в отдельных брошюрах[189]. Однако сведения о тяжелом положении пленных были в большей степени использованы в целях пропаганды, чем для организации планомерной помощи. Более весомыми были последствия на местах, где сами пленные свидетельствовали об улучшении режима и повышении внимания комендатуры к жалобам заключенных на произвол охраны. Кроме того, делегаты Датского Красного Креста, входившие в состав комиссий, активизировали свою деятельность по организации поддержки русских военнопленных[190]. В целом же взаимные визиты сестер милосердия в лагеря, состоявшиеся в результате соглашения между монархиями на Восточном фронте, представляются скорее пережитками аристократической традиции ведения войны и являются яркой иллюстрацией непрямолинейного движения к войне тотальной.
После Февральской революции общественные организации в унисон с новой властью обвинили в неудачах помощи русским военнопленным прежний режим. МГК, начавший выпуск специального журнала «Русский военнопленный», утверждал, что «…старая власть, вставшая на точку зрения, с которой страдалец за родину, пленный казался ей чуть ли не синонимом изменника родине, чрезвычайно отягощала эту трагедию [положение военнопленных — О.Н.]. Работа по организации и осуществлению помощи русским военнопленным протекала в полном безмолвии, вырванная из бодрящей атмосферы гласности и народного сочувствия, натыкаясь на многочисленные и всякого рода препятствия»[191]. Неспособность уже нового правительства обеспечить пленным должную поддержку также объяснялась последствиями политики царского режима, обусловившей существование множества ведомств и несогласованность их усилий. После февраля 1917 г. вопрос о помощи военнопленным рассматривался общественными организациями как одно из возможных полей сотрудничества с новой властью. В Декларации Первой российской конференции работников РОКК провозглашалось намерение «усилить заботы о пленных товарищах, братьях и друзьях наших» и «поспешить на помощь правительству нашим опытом и знаниями на фронте, в тылу и в лагерях военнопленных»[192]. Общественные организации пытались готовить военнопленных к возвращению в свободное отечество, для чего распространяли в лагерях тематические брошюры[193].
Принципиальных изменений в порядке финансирования и организации помощи все же не произошло. Уже в конце марта 1917 г. сенатор А.Д. Арбузов, сотрудник ликвидированного Центрального комитета помощи военнопленным, докладывал на заседании ГУ РОКК об отсутствии денежных средств на счетах организации и о необходимости продовольственной помощи военнопленным, приостановка которой грозила последним голодным вымиранием. На основании этого РОКК направило Временному правительству ходатайство об отпуске 4 млн руб., причем оно содержало просьбу об ускорении решения и выдаче аванса в обход Межведомственного совещания. Несмотря на повторные личные обращения графа П.Н. Игнатьева к отдельным членам правительства, вплоть до начала мая запросы оставались без ответа. Полученная позже от Г.Е. Львова бумага настаивала на соблюдении порядка рассмотрения вопроса согласно правилам, установленным еще в январе 1915 г.[194] В свою очередь, товарищ министра финансов обратил внимание РОКК на тот факт, что материальная помощь военнопленным не была осуществлена даже тогда, когда в деле участвовала бывшая императрица, намекая, что в данный момент подобные мероприятия тем более невозможны[195].
Основная дискуссия по вопросам помощи русским военнопленным протекала в общем русле попыток нового правительства унифицировать деятельность общественных организаций на фронте и в тылу, подчинив их государственным структурам. Частная благотворительность рассматривалась как «следствие неподготовленности старой власти к разрешению задач, вызванных войной в деле снабжения армии», вследствие чего обеспечение тыла и фронта приняло «уродливую форму»[196]. Однако сами общественные организации, прежде всего ВСГ и РОКК, признавая необходимость создания контролирующего и направляющего органа, выступили резко против полного подчинения центральным ведомствам. Причем РОКК, ранее подчинявшееся государственным институтам, стало настаивать на своем международном статусе и сохранении автономии в делах внутреннего распорядка[197]. Деятельность организаций по вопросам помощи военнопленным так и не была унифицирована, ограничившись структурными изменениями отдельных комитетов[198].
Попытка создать собственные организации помощи предпринималась со стороны досрочно возвратившихся на родину пленных. Союз бежавших и Союз вернувшихся военнопленных ставили своей целью не только помощь товарищам в трудоустройстве или работу с соответствующими учреждениями помощи, но и регистрацию возвращавшихся, проведение встреч и сбор исторического материала о жизни в лагерях. Обе организации занимались устройством митингов, сбором денег, публикацией речей ораторов в прессе, а также призывали самих репатриантов принимать «серьезное участие своим трудом в деле помощи»