деления лагерного пространства на более мелкие зоны двойной колючей проволокой высотой в 2–2,5 метра. Крупные лагеря разбивались на кварталы широкими, хорошо освещенными улицами. Жизненно важные объекты — продуктовые склады, оружейная, прачечная, электростанция и бараки охраны — выносились за пределы лагеря. На наблюдательных постах размещались «пулеметы с достаточным запасом патронов и постоянным обслуживанием»[301]. В экстренной ситуации ворота закрывались, и заключенные полностью изолировались от внешнего мира. В основном лагере солдатам присваивался номер, выдавалось обмундирование с отличительными знаками, вновь прибывшие знакомились с распространявшимися на них немецкими дисциплинарными и уголовными нормами. Через основной лагерь осуществлялся обмен корреспонденцией с родственниками и благотворительными комитетами, сюда отправлялись на лечение больные из рабочих команд. Здесь новички изучали стратегии выживания, накопленные старожилами.
Иную конструкцию представляли собой офицерские лагеря. Старшие чины размещались преимущественно в немецких крепостях или пустующих казармах, переоборудованных с началом войны в жилые помещения для военнопленных. Согласно предписанию ПВМ об «Основах содержания военнопленных офицеров и солдат в Германии» от 15 февраля 1915 г., «офицерам предоставлялось маленькое, но подходящее для этого помещение, генералы размещались в отдельных комнатах»[302]. В соответствии с Гаагской конвенцией и по результатам переговоров с русским правительством для пленных офицеров было установлено денежное содержание в зависимости от ранга. Младшие офицеры получали 600 руб., старшие — 900, генералы — 1500 руб. в год по обменному курсу 1 марка — 44 коп.[303] Из предоставляемой суммы военнопленные офицеры покрывали расходы на питание, включавшее в себя пиво и легкое вино, оставшиеся деньги выдавались им на руки для покупки в лагерных лавочках дополнительных продуктов и необходимых предметов потребления. Пленным разрешалось получать из дома посылки, в том числе запрещенные к продаже в лагере шоколад и табак. После установления английской морской блокады ситуация с питанием в Центральных державах стремительно ухудшалась, что отрицательно сказывалось не только на военнопленных, но и на местном населении. В связи с этим офицерам противника было разрешено заказывать продуктовые пакеты за границей. Согласно отчетам комендатур, несмотря на царящую в Германии дороговизну и дефицит, через кантины из офицерских лагерей рассылались заказы на швейцарские часы, немецкие оптические приборы, мейсенский фарфор, украшения и музыкальные инструменты[304]. Этот факт подтверждает в своих мемуарах А.А. Успенский: «Вообще многие офицеры немало оставили своих денег в Германии, выписывая разные предметы: копии знаменитых картин, предметы роскоши для будущих подарков при возвращении домой»[305].
Для организации повседневной жизни группе в 5-10 офицеров было позволено иметь одного ординарца той же национальности. Отчеты крепости Кёнингштейн позволяют предположить, что генералам полагался собственный денщик, при условии, что он не служил этому же лицу до попадания в плен[306]. Немецкие органы старались вводить в быт высших чинов определенные улучшения. Например, в сентябре 1916 г. ПВМ предписало обеспечить всех лампами для чтения и письма[307]. В отличие от пленных солдат, которые уже с весны 1915 г. начали массово привлекаться к принудительным работам в структурах немецкой военной экономики, офицеры были освобождены от физического труда. Им была предоставлена возможность организовать свой досуг в виде театральных представлений и лекций на различные темы. Для поддержания физической формы офицеры за свой счет оборудовали теннисные корты, футбольные и гимнастические площадки.
Общая организация пространства за колючей проволокой предполагала наличие дополнительных мест прямого и косвенного контроля. Почти в каждом лагере имелись арестные камеры; плац, где военнопленные выстраивались на трехразовые ежедневные поверки, выполняли обязательные гимнастические упражнения, а также отбывали наказания, принятые в немецкой армии: бег по плацу с мешком песка за спиной, привязывание к столбу и т. д[308]. Здесь же проводился личный досмотр и изъятие запрещенных предметов. Пространство принуждения формировалось и символическим путем: все лагерные объекты были снабжены обозначениями на немецком языке[309], что постоянно напоминало пленным об их подчиненном статусе. Примечательно, что вокруг лагерей прифронтовой зоны немецкое командование проводило смену указателей, чтобы затруднить пленным попытку побега[310]. Колючая проволока превратилась для заключенных в напоминание о несвободе и подчиненном положении: «Эти постоянно следящие за тобой часовые ужасно действуют на нервы, вместе стремя рядами колючей проволоки и стоящими против лагеря 4-мя орудиями»[311]. Тем не менее, подчиняясь навязанной немецкими органами конструкции пространства, военнопленные сумели освоить его заново, придав определенным местам собственные значения.
В ситуации плохого обеспечения и постоянного голода излюбленным местом для военнопленных солдат стала кухня. Работа здесь считалась особой привилегией. После разрешения организовывать в смешанных лагерях национальные кухни русская чайная стала местом «ежевечернего столпотворения» и обмена информацией, в том числе и политического характера[312]. Местом духовного утешения и убежищем от угнетающей действительности в лагерях стали церкви, которые маркировались пленными как «свое», недосягаемое для «чужих» пространство, поэтому чаще всего они использовались как комнаты для совещаний при подготовке побегов.
Одновременно негативно и позитивно военнопленные воспринимали лагерные госпитали. Во время частых эпидемий лазареты воплощали в себе облик неминуемой гибели: нехватка медикаментов и обслуживающего персонала привела к тому, что больные не получали достаточного ухода, лежали рядом с умершими и практически не имели шансов на выздоровление. Упорядочивание системы лагерей означало и улучшение медицинской организации. На более поздних этапах попадание в лазарет обещало пребывание в относительно чистом помещении, освобождение от тяжелых работ, дополнительный рацион мяса, хлеба и даже шоколада[313]. Кроме того, пациенты госпиталей пользовались сочувствием товарищей и поддержкой лагерного комитета, жертвовавшего им большую часть продуктовых и вещевых посылок. Неслучайно каждое утро к лагерному околотку выстраивалась целая очередь мнимых и действительных больных. Специализированные лазареты (для туберкулезников и психических больных), размещенные вне пределов лагеря, рассматривались военнопленными как менее охраняемая территория, с которой проще совершить побег[314].
Важную роль при формировании пространства нового опыта плена для русских солдат и офицеров сыграло постоянное перемещение. Принудительный труд в немецком народном хозяйстве обусловил их отправку из основных лагерей в рабочие команды, тыл и прифронтовые зоны, сезонные переводы из сельскохозяйственных на промышленные предприятия. Из-за нехватки специалистов различного рода в лагерях проводился целенаправленный отбор, после которого военнопленные определенных профессий распределялись по разным районам страны. Практиковалось регулярное перемещение истощенных работников с оккупированных территорий на отдых в тыл империи[315]. Кроме того, вследствие постоянного дефицита сельскохозяйственных рабочих были заключены соглашения о переводе русских солдат в Германию из Австро-Венгрии[316]. Оттуда же возвращали беглых и пойманных офицеров, которые направлялись в штрафные лагеря. Солдаты, согласно договорам, оставались на территории страны, где они были задержаны[317]. После принятия решения о намеренном смешении национальностей между лагерями начался обмен крупными партиями англичан, русских и французов[318].
Постоянные перемещения ожидали военнопленных в случае их принадлежности к определенной группе. Так, санитарный персонал и священники направлялись в разные лагеря с целью их равномерного распределения. В 1915 г. ПВМ разрешило соединять в одном лагере ближайших родственников. Представители национальных меньшинств подлежали сбору в агитационных лагерях. После заключения соглашений между державами-противницами на Восточном фронте распространилась практика интернирования тяжелобольных военнопленных в нейтральных Швейцарии и Дании с промежуточными сборами в специальных лагерях для медицинского освидетельствования. Тем самым миграция внутри лагерной системы давала военнопленным возможность развеять монотонность принудительного существования, позволяла осуществлять обмен информацией между лагерями и различными категориями пленных и расширяла пространство нового опыта.
В распоряжениях немецкого военного командования от августа 1914 г. пленных рекомендовалось сосредотачивать в палаточных лагерях вблизи гарнизонов и строго отделять от гражданского населения. Условия размещения определялись из расчета 18 кв. м на старшего офицера, 12 кв. м на младших и 2,5 кв. м на унтер-офицеров и солдат. Низшим чинам полагалось выдавать соломенный мешок, 2 одеяла, полотенце и столовый прибор