«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) — страница 28 из 77

Прояснение общей позиции Германии и Австро-Венгрии по отношению к Польше, которая формально становилась «союзником» Центральных держав, поставило немецкие военные ведомства в весьма затруднительное положение, связанное с необходимостью решения вопроса о содержании польских военнопленных. В лагерях о своей принадлежности к польской национальности объявило около 26 тыс. человек, а офицеры выразили желание вступить в польский легион[555]. Большинство из них рассматривало этот шаг как возможность досрочного освобождения из плена и возвращения на родину[556].

Дальнейшие шаги ПВМ в отношении польских военнопленных определялись тремя противоположными целями: необходимостью сохранения рабочей силы на предприятиях Германии, стремлением распространить среди мирного населения польских территорий прогерманские настроения, а также сотрудничеством с Варшавским губернаторством в деле создания польского легиона. Как свидетельствуют предписания, именно первый мотив приобрел решающее значение[557]. Прежде всего, польским военнопленным было объявлено о неизменности их статуса и категорическом запрете покидать рабочие места, им разрешалось отделение от русских военнопленных, кроме того, Берлин заявил о своей готовности создать агитационные лагеря для нетрудоспособных солдат и офицеров.

Особенностью привилегированного содержания и просветительской политики среди поляков стал их избирательный характер. Предполагаемые к отправке в один из «польских» лагерей (Эллванген, Гарделеген, а позже и Нойштадт) проходили тщательную проверку на предмет политических убеждений и возможной «полезности» для будущей Польши. В особые лагеря не допускались военнопленные, имеющие близких родственников или собственность в России, а также подозреваемые в симпатиях к ней, так как, по мнению комендатур, «русские по духу» представляли наибольшую опасность, сравнимую с разрастающейся раковой опухолью[558]. Кроме того, военнопленные, которые в течение определенного времени не демонстрировали «успехов», отправлялись обратно. Подобная избирательность имела, однако, отрицательную сторону: лагеря оставались незаполненными, что ставило под вопрос эффективность их содержания[559].

Из-за принципиальных возражений заместителя начальника Германского ГШ против вербовки военнопленных в польскую армию заявки на вступление в польский легион откладывались в долгий ящик военной администрации Варшавы. Однако сам мотив вступления в армию был использован как стимул для повышения работоспособности военнопленных: добровольцам объяснялось, что критерием отбора является не только примерное поведение, но и прилежный труд. Активная вербовка началась уже после заключения перемирия на Восточном фронте, когда возник вопрос о буферной зоне на границе с Советской Россией[560].

Политика привилегий в отношении польских военнопленных должна была стать одним из факторов распространения прогерманских настроений среди жителей «союзной» Польши. Чтобы снять противоречия между прокламациями и немецкой политикой занятости военнопленных, ПВМ совместно с военной администрацией Варшавы разработали программу досрочного освобождения из плена поляков, а также предоставления им краткосрочных отпусков на территорию оккупированных областей. Главным фактором оставалось обеспечение германской экономики рабочей силой, поэтому в Польшу отправлялись, в основном, нетрудоспособные или образованные военнопленные, не представлявшие интереса для немецкого хозяйства. Условиями для досрочного освобождения из плена и отправки на территорию Польши были определены наличие земельного владения или другого производства и необходимость поддержки ближайших родственников в оккупированных областях. Соглашения с австрийским командованием позволили польским военнопленным посещать родственников и в пределах Люблинского губернаторства[561]. И хотя количество отпусков было незначительным, само решение о предоставлении польским военнопленным подобной возможности широко освещалось в польских и немецких газетах[562].

Пропаганда среди польских военнопленных базировалась на тех же основах, что и агитация среди русских немцев. Исторические экскурсы, акцентировавшие внимание на отрицательных моментах русской имперской политики в Польше, включая подавление польских восстаний и депортацию поляков при отступлении 1915 г., должны были углубить разрыв бывших подданных с насильно навязанной им родиной. Знакомство с немецким языком, культурой, правом и административной структурой было нацелено на распространение пронемецких настроений, которые позже могли превратиться в ориентир для политики новообразованной независимой Польши. Вспомогательным средством здесь служили библиотеки просветительских лагерей и кинематограф[563]. Распространение газет и журналов строго контролировалось ПВМ, допускавшим в лагеря издания немецких ведомств или сторонников примирения из оккупированных областей. Только к маю 1917 г. было принято решение о выпуске специальной газеты для польских военнопленных[564], основной целью которой являлось сглаживание конфликта между прокламациями немецких военных в оккупированной Польше и их стремлением сохранить рабочую силу на германских предприятиях. Одним из способов пропаганды стало распространение в лагерях писем от жителей оккупированных областей, вступивших в польский легион, а также посещение легионерами родственников в лагерях[565]. Как фактор просвещения в немецком духе рассматривалась работа на германских предприятиях, которая знакомила их с развитой немецкой администрацией и достижениями в промышленности и сельском хозяйстве.

Несмотря на ярко выраженные сепаратистские настроения польских военнопленных по отношению к России, агитационные устремления центральных органов наталкивались на стереотипное недоверие к полякам на местах и ведущую роль принудительного труда. К тому же задержка польских военнопленных играла негативную роль во взаимоотношениях между немецкой администрацией и населением новой Польши. Как в период заключения мира на Восточном фронте, так и во время революционного кризиса в Центральных державах польские политические деятели и митингующая общественность требовали немедленного возвращения пленных соотечественников: «если польский народ увидит их в рядах легионов или работающих в сельском хозяйстве, это подействует лучше, чем любые мероприятия»[566]. Непоследовательность и недостаточная настойчивость немецких ведомств в отношении военнопленных-поляков не позволили достичь основной цели — создания прогермански настроенной Польши.

* * *

В феврале 1915 г. Внешнеполитическое ведомство Германии определило украинцев в качестве народности, подлежащей отделению от русских военнопленных и просвещению, однако осуществление мероприятий по их сепаратному содержанию было приостановлено разразившимися в германских лагерях эпидемиями[567]. Только в апреле того же года ПВМ, подчеркнув важность украинского вопроса, смогло издать общее распоряжение по переводу солдат, а затем и офицеров в просветительские лагеря Раштатт, Вецлар и Зальцведель[568]. В предписаниях подчеркивалось: «Даже если центральным державам не удастся создать независимую Украину в ходе этой войны, все же просветительская работа среди военнопленных-украинцев не будет напрасной… многие, вернувшиеся домой, будут позже стремиться к достижению своего идеала самостоятельности»[569]. Эта цитата еще раз доказывает, что целью пропагандистской политики в германских лагерях являлась долгосрочная гарантия немецких послевоенных интересов.

Первоочередную трудность представляла выработка критериев выделения национальной группы из общей массы русских военнопленных, так как большинство украинцев не владело собственно украинским языком и не соблюдало «традиций и обычаев украинской культуры». Единственным зыбким показателем выступало место рождения, поэтому соответствующие инстанции строго предупреждались от работы с украинцами, высказывающими великорусские воззрения[570]. Необходимость привлечения пленных к принудительным работам обусловила отказ от массовой отправки украинцев в пропагандистские лагеря в пользу тщательного отбора перспективных военнопленных, которые могли быть впоследствии использованы для просвещения своих товарищей, находившихся в рабочих командах[571].

Сотрудничающий с немецкими и австрийскими военными органами «Союз вызволения Украины» занимался распространением в лагерях изданий на украинском языке и специальной газеты «Украинское слово» («Das Ukrainische Wort»), воззвания, обращенные к данной группе военнопленных, часто публиковались и в «Русском вестнике». Пропаганда в газетах, а также в специально выпущенных брошюрах покоилась на двух основных элементах: негативном, заключавшемся в критике русской политики и государственной организации, и позитивном, знакомящем с яркими моментами и перспективами украинской истории[572]. В исторических экскурсах особо подчеркивалось положительное германское влияние на Киевское княжество. России же, напротив, приписывалась негативная роль в развитии украинской государственности. Украинцы призывались не проливать свою кровь «за увековечивание русского рабства», а обратиться к помощи Германии-Австрии, чье дружелюбие доказывалось привилегированным содержанием военнопленных и предоставлением возможности общаться на родном языке