— Ну что ж, вот и начало, Айнвар. Теперь ты сможешь ощутить истинную гармонию где угодно. Услышь, увидь, почувствуй. Где ты хотел бы начинать?
Я немного подумал.
— Скажи, а могу я попросить телохранителя из воинов для себя? — спросил я.
Менуа кивнул. Он даже не поинтересовался, зачем мне телохранитель.
Я выбрал воина по имени Тарвос. Он должен был наблюдать за мной, а того пуще — за волками. Вот кого я действительно опасался в лесу. Я ведь собирался ночевать здесь, среди деревьев, без стен вокруг и без крыши над головой.
К вечеру мы ушли в лес: я и мой пробужденный внутренний дух. Нас сопровождал Тарвос. Найдя уютное местечко у подножия невысокого холма, я попросил Тарвоса отойти подальше, но так чтобы он меня услышал при необходимости. По его виду было понятно, что он думает о свихнувшихся друидах, особенно об их учениках. Но моим учителем был сам Менуа, и не воину сомневаться в его решениях.
Я спел песню для заходящего солнца, закутался в плащ и лег. Я ждал и ждал, но ничего не происходило. К рассвету я чувствовал себя только продрогшим и голодным, но решил не останавливаться.
Следующие восемь ночей я провел в лесу. Тарвос, такой широкий, словно он проглотил бочку, все время бормотал что-то себе под нос хриплым голосом и то и дело, совал копье в кусты, проверяя, нет ли там кого злонамеренного. Заодно ночами я повторял уроки Менуа, наставлявшего меня в науке распознавания звезд и их путей на небосводе. Девятая попытка оказалась удачной. Я услышал музыку ночи.
К середине ночи луна зашла. Поднялся ветер. Деревья заиграли странную волнующую музыку. Звуки то нарастали, то спадали, им вторили волнообразные движения крон. У каждого дерева оказался свой голос. Дубы скрипели, буки стонали, гудели сосны, ольха шептала, тополь болтал без умолку. Я лежал неподвижно и тонул в звуках. Тогда-то все и началось.
Я был захвачен ритмом танца, восторженного и возвышенного. Этот танец длился от века, с тех пор, когда никакого Айнвара на свете не было. Я растворился в ветре, ветвях и листьях, я был кроликом в тесной норе; совой, плывущей в ночной темени на широких бесшумных крыльях. Я слышал, как стадо выходит на далёкий луг. У каждой коровы был особенный голос, который пастух легко узнавал среди других; каждое мычание заполняло строго определенное пространство в большем звуковом объеме, включающем и мое собственное дыхание, и стрекот кузнечиков на травинках, и шелест капель дождя на листьях. Я ощущал влагу и на своих щеках. Наверное, шел дождь. А может, это были слезы от невыразимости красоты ночной песни... Ночь пела. Земля пахла подгнившим деревом и нежными побегами, что протискивались в темноте сквозь почву, питаясь разложением, смертью, рождаясь из них в великой гармонии мира, переходя из одной жизни в другую. Я не выпадал из общего ритма. Я был землей, ночью и дождём; я был на вершине бытия, лишенный ощущений времени, слуха и зрения, и нисколько в них не нуждавшийся. Я был. Это был экстаз!
— Айнвар? Айнвар!
Я с трудом разлепил глаза и увидел Тарвоса, трясущего меня за плечи. Он выглядел очень обеспокоенным. Буйная шевелюра воина развевалась по ветру.
— Айнвар, с тобой все в порядке? Если ты помрешь, главный друид вздернет меня на суку!
Рассвет едва сочился сквозь листья над нами. Воздух казался серым и зернистым. Я сел. Голова кружилась. Одежда была в грязи.
— Не бойся, я живой, — с трудом заверил я воина. — Знаешь, я испытал такое!..
— Вот ненормальный! — воскликнул Тарвос. — Да все вы друиды сумасшедшие! — Он протянул руку, чтобы помочь мне встать на ноги.
Мне нравился Тарвос. У него было грубое лицо, мощная нижняя челюсть, редкие зубы, но он назвал меня друидом! Я хотел улыбнуться ему и не смог. Ноги дрожали. Мокрая одежда липла к телу. Дрожь охватила меня всего.
— На тебе лица нет, — озабоченно сказал Тарвос. — Знаешь, ты как мокрая сова, когда она выглядывает из куста. — Он стряхнул с меня налипшие листья. А я все дрожал. — Эй, давай-ка возвращаться! — Может, он и считал меня друидом, но твердо помнил о том, что должен присматривать за мной. И за это он нравился мне еще больше.
Когда мы с трудом доковыляли до ограды, у меня в ушах поселился такой звук, какой бывает, если ударить по стеклянной бутылке чем-нибудь железным. Тарвос почти тащил меня, закинув мою руку себе на плечо.
— Сумасшедшие друиды, — время от времени бормотал он.
— Я пока еще не друид, — попытался я напомнить ему.
— Я воин, потому что я и был воином, — отозвался он. — А ты — друид по той же причине.
Менуа не было дома. Я думал только о том, как бы побыстрее добраться до своего тюфяка. Наверное, в помрачении сознания я не подумал запретить Тарвосу входить в дом, и он так и втащил меня внутрь.
— Грог! — заорал ворон на своей приступочке.
— Да, бедновато живут друиды, — заметил Тарвос, оглядевшись. — Я-то думал, у вас тут все золотом завалено.
— Все наше золото здесь, — отозвался я, постучав себя по лбу.
— Оно и видно! — Озабоченно проговорил Тарвос. — Хотя, конечно, тебе лучше знать. — Давай я разведу огонь? Тебе надо высушить одежду.
Я тут же подумал, что не должен приводить в дом друида никого постороннего. А уж огонь в очаге друида и вовсе считался священным. Нельзя было разводить его без соблюдения ритуала. Но я ужасно замерз. Зубы выстукивали крупную дробь. Наверное, я долго пролежал под дождем. Я начал говорить:
— Я сам позабочусь о себе, ты можешь идти... — но тут сознание мое окончательно помутилось, и я провалился в серое беспамятство. Я еще успел услышать, как ворон щебечет, будто крапивник, а потом перестал что-либо осознавать.
Очнувшись, я с трудом продрался сквозь паутину, опутывавшую мозг. Попытался отыскать какую-то очень важную мысль, но не преуспел. Надо мной склонялся Менуа. Ах да, я же хотел рассказать ему о ночной музыке, но понял, что язык не слушается. В очаге горел огонь, и я подумал, что, наверное, Тарвос тоже меня не послушался. Он как раз стоял у очага и подбрасывал в огонь дрова. Сознание опять уплыло куда-то.
Когда я опять пришел в себя, целительница Сулис накладывала мне на грудь какую-то густую, сильно пахнущую мазь.
— Нельзя было оставлять его в лесу во время бури, — через плечо с упреком бросила она Менуа.
— Он сильный парень, — ответил друид. — Так было нужно. Он должен был открыть в себе свои способности. Ты же знаешь, нас и без того мало. Это становится опасным. А он выкарабкается. Ты же здесь.
Сулис склонила голову.
— Тебе виднее, — сказала она покорно. Все-таки Менуа был главным друидом; спорить с ним никто не решался.
Но как же Тарвос осмелился разжечь огонь в его очаге! Я попытался подняться, и Сулис несильно толкнула меня обратно. Я рухнул на постель. Когда она наклонилась ко мне, я увидел ложбинку между ее грудями.
— Не наказывай Тарвоса! — попросил я. — Нельзя его вешать. Он не виноват.
На лице Менуа появилось удивленное выражение.
— Да за что же его вешать? Он позаботился о тебе, мы ему благодарны.
— Я хочу видеть его, — пробормотал я, даже не подумав, что не дело мне требовать чего-нибудь у главного друида. Однако Менуа кивнул и махнул рукой в сторону двери. Тут же ко мне подошел Тарвос, живой и невредимый.
— Я здесь, Айнвар. Это меня Сулис отогнала.
Я представил, как воин пытается спорить с целительницей за место возле моей кровати... Сулис бросила в очаг пучок какой-то травы, а потом начала втирать мне в верхнюю губу очередную мазь. По комнате поплыл легкий дымок со странным запахом. Стоило ему коснуться моих ноздрей, как я провалился в сон, но на этот раз он был легким и спокойным. Проснулся я, наверное, уже на следующий день, с совершенно ясной головой, но слабый, как новорожденный котенок.
Тарвос сидел на полу рядом со мной и большим бруском точил меч. Его мощные плечи внушали какое-то особое спокойствие. Одет он был легко, только в тунику и тонкие штаны. Одежда была серая, давно не стиранная, как, впрочем, и его голова. Буйную гриву цвета старой соломы он откинул на спину. Конечно, выглядел он не самым изысканным образом, да и запах... Но самое главное — он не оставил меня, и был рядом все это время. Звали его Тарвос Бык.
Я был молод, силы быстро возвращались ко мне. Позже в тот же день зашла Сулис и внимательно осмотрела меня. Когда она уходила, Тарвос проводил ее глазами.
— По-моему, она довольна, — проворчал он. — Наверное, ты пошел на поправку. Но хороша!
— Она же целитель!
— Ну и что? Она женщина, — сказал он, пожав плечами.
Менуа позволил ему остаться у нас в доме, хотя я так никогда и не узнал, почему он так поступил.
Тарвос принес свою постель и расстелил у самого выхода. Целыми днями он возился со мной: кормил, приносил воды, подбадривал меня, когда я пытался вставать. А еще опыт общения с ним всерьез обогатил меня. Будучи постарше всего лишь на несколько зим, Бык успел принял участие в нескольких сражениях и пережил много такого, о чем я не думал.
— Расскажи, каково это — быть воином? — попросил я его.
Он выглядел озадаченным.
— Ну, надо просто делать свое дело, — смущенно отозвался он.
Рассказчик из него был никакой, но я настаивал.
— Друидам надо знать обо всем, и о битвах тоже, — уговаривал я его. — Ну же, Тарвос, расскажи, как ты сражался. А через тебя и я постараюсь понять, каково это, быть в бою.
Воин надолго задумался, уставясь в пространство перед собой. Наверное, он подыскивал слова, какими можно было рассказать о том, что обсуждают между собой только воины.
Чтобы помочь ему в размышлениях, я взял чашку и налил вина из личных запасов Менуа. Главный друид как раз отлучился наблюдать за тем, как холостят бычков.
Я предложил чашку Тарвосу и он с благодарностью принял ее. Пил он неторопливо, явно получая удовольствие. А я все приставал к нему.
— Ну, давай, расскажи, что значит быть воином?
Наконец он допил вино до капли, помолчал и вдруг сказал: