Это была прекрасная кельтская традиция: мужчине с дороги первым делом обязательно предлагали умыться и вымыть ноги. Все остальное — потом.
Наконец мы спокойно устроились на шкурах посреди шатра. Тарвос остался у входа вместе с охраной Рикса. Сначала я рассказал о встрече с римским разъездом, встреченным нами в дороге.
— Плохой знак, — нахмурился Рикс. — Не знал, что они заходят на ваши земли.
— Я тоже.
— Думаю, что они хотели остаться незамеченными, но на ваших равнинах не очень-то спрячешься.
— Как считаешь, что им тут надо?
Рикс задумчиво потер подбородок.
— Мне кажется, искали место для лагеря, — задумчиво проговорил он. — Цезарь выступил против белгов, и ему понадобятся укрепления, чтобы обезопасить свои линии снабжения.
— Но с какой стати он собирается строить их на моей земле! — вскричал я.
— О, друид настроен воинственно! — заметил Рикс.
— Друиды не сомневаются, что придется драться. Весь вопрос только — где и когда.
— Вот поэтому я и послал за тобой, Айнвар. Одному мне никак не удается убедить Олловико поддержать нас. У меня уже кончились доводы, я не знаю, что еще придумать. Видишь, даже войска с собой привел, чтобы он увидел, с какими прекрасными воинами он сможет объединиться. А он твердит, что любой союз — это угроза их свободе. Считает, что сумеет защитить битуригов сам, без посторонней помощи. Не видит причин, зачем его воинам проливать кровь, защищая какое-то другое племя.
— Знаешь, мне кажется, не он один так думает. Скольких вождей тебе удалось убедить?
Рикс встал и размашистыми шагами стал ходить от стены к стене. Несмотря на размеры шатра, ему было тесно. Впрочем, Верцингеторикса не устраивало любое ограниченное пространство.
— Мало, — признался он. — Я всю зиму мотался из племени в племя. Со мной был Ханес. Он распевал песни о том, как я хорош, а я боролся с их воинами, но толку никакого! Наверное, я просто не умею, Айнвар.
Неуверенность, прозвучавшая в его последних словах, поразила меня больше, чем встреча с римской разведкой. Я постарался успокоить его.
— Ты — единственный человек, способный объединить племена! — настаивал я. — Ты просто создан для этого... Вспомни, ведь твой отец мечтал об этом!
Рикс перестал ходить.
— Отец мечтал сделать арвернов главным племенем в Галлии! Вот теперь они этого и боятся. Вожди подозревают, что все мои уговоры — это только хитрость, чтобы возвыситься. Я сто раз повторял им то, что ты говорил мне, но до них не доходит. Особенно когда тебя нет со мной.
— Знаешь, так бывает: один человек владеет магией, а другому она не дается, — предположил я.
— Да при чем тут магия, Айнвар! — воскликнул он. — Друиды распевают гимны, окуривают людей, бормочут что-то своё. — Он с раздражением махнул рукой. — А я говорю о реальном мире!
— Ты просто иначе видишь реальность. Она сложнее.
— Ах, перестань! Я не собираюсь вести с тобой ученые беседы. Ты же знаешь, я не верю в ваши штучки. Я верю только своей руке с мечом! Вот это реально.
Конечно, сейчас нечего было и пытаться примирить Рикса с Потусторонним миром. Но это обязательно придется сделать, пока нарушенная гармония в его отношениях с миром не обратила все наши замыслы в прах. Пожалуй, он был прав, сомневаясь в себе. Человеку для успешных действий недостаточно полагаться лишь на плотный мир. Земля и Потустороннее связаны накрепко, и эту взаимосвязь лучше не нарушать.
Даже Цезарь, хотя он и приносит жертвы своим ложным римским богам, инстинктивно подчиняется закону, действующему в природе. Доказательством тому служат его успехи. Если Рикс собирается стать оружием Галлии против Цезаря, он должен обрести целостность и гармонию в себе, и мы могли бы ему помочь. Здесь дело просто в научении, как и с Бригой. Но вот захочет ли он учиться? Менуа как-то раз сказал мне: «Люди не верят тому, чего не видят, и не видят того, чему не верят. Вот почему магия остается для них загадкой». Но как же убедить Рикса, что он выбрал неверный путь? Если бы я мог привести его одного в Рощу, подумал я, если бы провел ритуалы, предназначенные для посвящения друидов...
— Айнвар! — окликнул меня Рикс.
— Хорошо, — сказал я, с трудом отвлекаясь от своих мыслей, — я пойду с тобой к Олловико, и ты еще раз попробуешь убедить его. Но убедить его должен именно ты, ведь это твое руководство придется ему принять. Но сначала мы отработаем с тобой нужные слова. И это должны быть твои слова, а не мои. Ты должен показать им путь, которым собираешься идти.
К тому времени, когда мы вышли из шатра, с севера налетела дикая гроза. Ветер выл пронзительно, небо приобрело болезненный зеленоватый цвет, и на горизонте то и дело сверкали молнии.
— Но в Аварик нам нужно ехать вместе, — сказал Рикс. — Олловико устал от моей физиономии, ему нужен какой-нибудь свежий человек.
Ханес возник словно из воздуха. Слова извергались из него фонтаном, словно они были такими горячими, что хотелось как можно скорее их выплюнуть. Он обрадовался мне, но не меньше обрадовался, когда Рикс заявил, что не берет его с собой. Идти должны были только мы с Риксом, да еще тридцать его воинов и Тарвос. Без Тарвоса я идти не соглашался.
Гроза приближалась.
— Лакуту очень не любит такую погоду, — сообщил Тарвос, подсаживая меня на коня. Я не успел ответить. В небе громыхнуло, и животное испугалось. Стоило немалого труда успокоить его.
Рикс подъехал на высоком вороном жеребце удивительной стати. Конь то и дело закидывал голову прекрасной формы и гневно фыркал. Рикс легко управлялся с норовистым жеребцом, стараясь поворачивать его спиной к молниям.
— Как он тебе, Айнвар? — с гордостью спросил он, оглаживая блестящую выгнутую шею.
— Великолепно! — искренне сказал я. — Но мне с ним, пожалуй, не справиться.
Рикс ухмыльнулся:
— Да, я тоже сомневаюсь. Кроме меня он никого не слушает.
— Все всадники так говорят, — проворчал Тарвос.
Вслед за вымпелом Рикса мы вошли в ворота Аварика. Часовые не стали чинить нам препятствий. Слуги уже забирали наших лошадей, когда гроза все-таки добралась до нас и хлынул ливень. Последние несколько шагов до шатра вождя пришлось бежать, иначе мы вымокли бы до нитки.
— Привет тебе, свободный человек и главный друид! — обратился ко мне Олловико. — И тебе тоже привет, Верцингеторикс, — добавил он совершенно другим тоном. — Хотя тебя в последнее время мы и так видели слишком часто...
Похоже, Рикс действительно успел намозолить глаза вождю битуригов, подумал я.
— Ох уж эта молодежь, — произнес я, улыбаясь Олловико так, словно мы были двумя зрелыми мужами, обсуждавшими порывистость Верцингеторикса. Начав говорить, я успел представить себя пожилым человеком, на лице которого годы оставили заметные следы. Сосредоточившись, я просто заставил тело подчиниться духу. Так что друид, вошедший в шатер, действительно представился глазам Олловико чуть ли не вечным мудрецом. Мудрым пожилым людям больше доверяют.
— А ты старше, чем я думал, Айнвар, — тут же сказал Олловико, подтверждая, что мой маленький фокус удался. — Тогда, может, ты поможешь мне разобраться с этим вздорным предложением Верцингеторикса. Он же твой друг, насколько мне известно. Я долго думал об этой идее объединения галльских племен, и пришел к выводу, что она безумна.
— В самом деле? — нейтральным тоном спросил я.
— Ну а как же?! Вот, присядь ... подать воды умыться? Или вина? Ты тоже садись, Верцингеторикс. Я уже говорил, Айнвар, что пытаться заставить разные племена относиться друг к другу как к союзникам, напрасное дело! Вот Верцингеторикс уговаривает меня сражаться бок о бок с туронами, а мы, между прочим, сейчас на грани войны с ними из-за женщин, которых они взяли в последнем набеге.
— А разве тебе не приходилось брать их женщин? — удивленно спросил я.
Олловико пожал плечами. У него было интересное, запоминающееся лицо. Тонкие ноздри словно придавали ему вечно неодобрительное выражение, в то время как широкий улыбчивый рот делал его обладателя приветливым и дружелюбным. Эта двойственность сбивала с толку. Хмурый взгляд не мог напугать, а улыбка не казалась искренней.
— Так это само собой, — небрежно ответил он. — Нам же нужны жены, свежая кровь на пользу племени.
— Вот и туроны так думают. Межплеменные браки бывают и без войны.
— Но война обязательно должна быть, Айнвар! Воины побеждают, выбирают лучших женщин, женщины ведь уважают тебя больше, когда ты сражаешься за них. Войны между племенами дают нам почувствовать себя мужчинами! А Верцингеторикс хочет, чтобы мы забыли вековые традиции и сбились в кучу, как стадо овец. Я говорю вам, женщины будут смеяться над нами.
Нет, главный друид карнутов не чувствовал себя специалистом по части женского поведения, поэтому я поспешил изменить направление разговора.
— Конечно, без войны никак, — кивнул я. — Так она обязательно будет, если вы присоединитесь к Верцингеториксу. Он же говорил тебе, что Цезарь готовит нападение на белгов?
Олловико впервые обратился к нам обоим.
— Откуда это известно?
— Во многих племенах есть люди, которые присматривают за римлянами, — со вздохом, видимо уже не в первый раз произнес Рикс. — Они сообщают мне. Вместе мы следим за каждым шагом Цезаря. А одному племени это не под силу.
Мы тоже следим, подумал я.
— Ну и что? Допустим, Цезарь нападет на белгов. А мы-то здесь при чем? — усмехнулся Олловико. — Вы пока не убедили меня, что все эти дела касаются битуригов.
Рикс подался вперед, пристально глядя на Олловико.
— Легионы Цезаря способны передвигаться так быстро, что нам и не снилось, — веско сказал он. — Я наблюдал за ним день за днем. Я сам видел, как учат воинов в Провинции. Каждый пехотинец подстраивает шаг под длину копья идущего сзади, каждый готов в любой момент перейти на бег и бежать полдня. Если у Цезаря есть армии на севере, и он решит перебросить их в центральную Галлию, он может обрушиться нам на голову прежде, чем мы успеем подготовиться. Именно так сейчас и обстоят дела. Подумай, если его легионы стоят на расстоянии семи переходов от любого из нас, они угрожают нам всем, Олловико.