Комната просторная. Высокий потолок, большое окно во всю стену. Небольшая тахта. Полка с книгами. Два стола, уставленные баночками со скипидаром, с лаками, заваленные тюбиками с красками. Два больших мольберта. И всюду написанные маслом этюды. Большие, маленькие. Законченные и начатые.
За мольбертом, с палитрой в руке, молодая женщина в грубых холщовых брюках, вымазанных краской. Волосы зачесаны кверху, наскоро повязаны пестрой тряпочкой, из-под нее выбиваются мелкие русые кудельки. На запястье самодельный медный браслет с узором. На пальце с таким же узором оловянное кольцо. Что-то очень трогательное и нежное в ней. Мягкая, женственная, несмотря на широкий, почти мужской взмах руки, когда она работает кистью. Она пишет с увлечением, торопливо и жадно. Боится потерять лишнюю минуту.
Солнце склоняется к западу. С сожалением вытирает она кисти, бросает последний взгляд на свою работу. В маленькой кухне, прилегающей к комнате, принимается за стряпню. Все спорится в проворных руках. Консервы открыты, сельдерей вымыт и вычищен, салат приготовлен. На некрашеный деревянный стол, без скатерти, ставятся два прибора. Посуда глиняная, купленная у кустарей на мексиканском базаре. Перед одним прибором она кладет кусочек медовой коврижки, завернутый в бумажную салфеточку. Это маленький сюрприз.
Наверху хлопает дверь. По мостику над комнатой раздаются торопливые шаги. Кто-то, перескакивая через три ступеньки, сбегает с лестницы. На пороге — маленький человек с огромной шапкой черных кудрей. Задорные карие глаза, смеющийся рот. Порывистый, стремительный.
У нее был жених. Богатый. Она собиралась выйти за него замуж. Жила бы в красивом доме, на широкой, красивой улице. У нее было бы много платьев. Не пришлось бы к парадному случаю шить себе вечерний туалет из старой мексиканской занавески. (Кстати, в нем она была лучше всех.)
После того как она встретила маленького кудрявого человека, свадьба не состоялась. Он тоже художник, как и она. Они поселились вместе в этом маленьком домике, прилепившемся к горе. Больше всего на свете они любят друг друга и живопись. Хотели бы заниматься ею от зари до зари. Но надо есть и пить. Для этого нужны деньги. Аукционы по продаже картин бывают только раз в год, да и то могут купить, а могут и не купить их работы.
И вот каждый из них, по очереди, на два-три месяца поступает на службу. Никакая работа не смущает их. Они были уже шоферами такси, продавцами, библиотекарями, чернорабочими, разрисовывали рождественские и новогодние открытки. У них все распределено. Один занимается живописью и несет всю работу по дому. Другой зарабатывает деньги. Один — счастливец: может писать все утро и весь день. Другой — стоит за прилавком или носится по городу, развозит на такси вечно спешащих пассажиров.
Оставшийся дома чувствует себя немного виноватым. Ведь тот, другой, на долгие часы лишен самого дорогого. И первый всячески старается скрасить очередную судьбу другого. Маленькими знаками внимания и большой нежностью. Крошечные сюрпризы за обеденным столом, дешевые пустячки…
Первый, отправляя второго на службу, незаметно заворачивает в пакетик с завтраком только что распустившуюся розу или нарисованную смешную картинку. И ничего сентиментального в этом нет. Так хочется напомнить о своей нежности, вызвать улыбку, насмешить в скучной конторе или в лавке.
И второй вовсе не возвращается домой с видом жертвы — тебе-то, мол, хорошо, а каково мне целый день развешивать крупу. Замечая во дворе сохнущее белье, ему тоже становится немного неловко. Не так-то легко целый день стоять за мольбертом, а потом чистить, мыть, варить и стирать.
И они встречаются — оба веселые, оба довольные. Втайне восхищаются друг другом, но не очень выражают это внешне.
Интересно наблюдать за ними, когда они показывают свои работы. Каждый особенно волнуется за другого. Какое чудесное выражение лица появляется у каждого из них, когда хвалят другого. Как будто безразличное, даже немного высокомерное, но такая гордость светится в глазах.
Она увлекается пейзажами. У нее большие полотна, написанные крупными, широкими мазками, в мягких тонах.
Он предпочитает маленькие этюды на отвлеченные темы. Динамичные, яркие.
У нее в кожаной сумке через плечо всегда при себе блокнот. Зарисовывает все, что привлекает внимание. Отсюда черпает потом темы для своих картин.
Он питается только собственной фантазией.
Два раза в неделю, по вечерам, у них собираются друзья-художники. В складчину они на полтора часа приглашают натурщицу, работают над портретом и делают быстрые пятиминутные наброски.
Она установившийся художник — свой почерк, свой стиль.
Он мечется в поисках. Пробует разные приемы, разную технику.
Оба талантливы, но каждый считает, что другой лучше.
Ее зовут Денни, а его Черри.
Они очень любят друг друга.
ДЖИММИ ХАУ
В Голливуд он попал мальчишкой. Очень любил кино. Околачивался возле студий, торчал на натурных съемках, рад был всем услужить, со всех ног бежал по любому поручению. Его взяли уборщиком на одну крупную студию. Никакой труд его не смущал, лишь бы быть на съемочной площадке. Счастливый и старательный, чистил, подметал, выносил сор.
Однажды на съемке у Сесиля де Милля не оказалось одного из ассистентов, в чьи обязанности входит перед началом действия хлопать доской с указанием номера дубля. Случайно попался под руку Джимми — послали его. Дело несложное, каждый справится. Справился и Джимми. Но из-за очень маленького роста в кадр попала не только рука, но и вся его голова, — торчала над доской. Просматривая отснятый материал, Сесиль де Милль обратил внимание на Джимми:
— Кто этот мальчик с таким смешным лицом? Я хочу, чтобы он всегда работал со мной. Его рожица меня развлекает.
Джимми жил очень далеко от студии. Автобусы ходили до определенного часа. Съемки заканчивались поздней ночью. Он получал всего десять долларов в неделю, гостиницы не по карману — ночевать негде.
К счастью, непременный объект картин де Милля — роскошные спальни. Широкие мягкие кровати в кружевных простынях с атласными пуховиками, в которых снимались и сама Глория Свенсон, и другие звезды, выручали Джимми. После съемки он забирался в благоухающую духами постель и безмятежно спал до утра.
Фотография его всегда интересовала. Он с увлечением снимал девушек из массовок. Если снимок удавался, они платили ему пятьдесят центов.
Однажды он попросил одну довольно видную звезду разрешить сделать ее портрет. Она согласилась. Светлая блондинка с бледными голубыми глазами. На экране они всегда выходили белесыми. На фотографии Джимми глаза получились темные и выразительные. Она пришла в восторг, заявила, что это самое лучшее ее изображение за всю жизнь. Спросила, не может ли он так же снять ее на экране. Джимми растерялся и от смущения ответил — отчего же, конечно сможет.
Прошло несколько месяцев. И вдруг его вызывают в администрацию студии и сообщают, что он будет снимать картину. Он теперь оператор!
Бедняга пришел в ужас:
— Как! Я не умею этого делать!
— Ничего, сумеешь, бери камеру и снимай. Звезда требует только тебя. Иначе отказывается сниматься. Ты единственный сумел сделать ей темные глаза.
Как это получилось, Джимми и сам не знал. Он пошел в тот павильон, где снимал ее портрет, внимательно осмотрел его. Павильон был затянут черным бархатом. Не в этом ли разгадка?
Черным бархатом он плотно завесил свою камеру, провертел только дырочку для объектива. Дрожа от страха, начал снимать. Если ему по ходу дела надо было что-то сказать актрисе, он приподнимал бархат и снизу высовывал голову.
С этого началась его слава. По студии разнесся слух, что появился какой-то маленький человечек с восточным лицом. Он прячется за черным покрывалом и чуть ли не колдует — светлые глаза превращает в темные. Все голубоглазые звезды стали заигрывать с ним.
Свой первый самостоятельный фильм он снял в двадцать два года. Всего у него на счету более ста картин.
Однажды, став уже достаточно известным, он снимал картину с Мирной Лоу. В одной сцене — после бессонной ночи: помогала врачу принимать близнецов — она смотрится в зеркало и говорит: «Как я устала, измучилась, как я ужасно выгляжу…» Джимми терпеливо выслушал текст и сказал: «Вы выглядите прекрасно. Ваши слова звучат ерундой». Звезда, как всегда, красива, нарядна.
Лоу согласилась с ним, и они решили приблизиться к истине — смыли грим, стерли губную помаду, растрепали волосы.
Через день хозяева студии смотрели отснятый материал. Вызвали Джимми.
— Ты с ума сошел, — сказали они. — Где были твои глаза? Почему ты так ужасно снял Мирну Лоу?
Джимми объяснил, что иначе по сценарию получалась полная бессмыслица.
— Не твое дело, — сказали ему. — Наши звезды должны быть всегда прекрасны, а ты обязан снимать их еще лучше и красивее.
После этого печального случая ему стали поручать съемки подсобных планов — тексты писем, которые читает зритель, вывески, детали вещей. Он пошел выяснить, в чем дело.
— А это наказание тебе, — сказали ему, — за то, что ты изуродовал нашу звезду.
Джимми ушел с этой студии, с тем чтобы никогда туда не возвращаться.
Джимми Хау (Howe James Wong) — один из самых видных операторов Голливуда в тридцатые — сороковые годы. Он диктует, к нему прислушиваются, с ним считаются. Но жениться на белой он не имеет права и живет со своей очаровательной женой в незаконном браке.
Советским зрителям он был знаком по картинам «Северная звезда» и «Контратака».
НЕКТО НА БУКВУ «Ч»
«Макамбо». Клуб кинематографистов. Прием в честь советских гостей. Кого тут только нет! Льюис Майлстон — знаменитый фильм «Люди и мыши» по Стейнбеку. Очаровательный Жан Ренуар, несмотря на довольно почтенный возраст, безошибочно узнается по младенческому портрету, написанному его отцом. И Орсон Уэллс, и Джоан Крауфорд, Джеймс Стюарт, Эдвард Дж. Робинсон… И Вероника Лейн, и Оливия де Хевиленд… И Хемфри Боггарт, и Генри Фонда… И прославившийся в бесконечных сериях исполнитель роли Тарзана…