– Предлагаю до утра прокантоваться у меня. Женушку устроим отдельно, а нам есть о чем побалакать. – Упрашивал Кащеев, выруливая назад в сторону города. Тоне хотелось домой.
Кащеев отговаривал:
– Зачем беспокоить родителей в три часа ночи?
– Ты бы лучше побеспокоился о моих родителях, когда бил по голове папу. – Не сдержалась Тоня.
– Во-первых, я к твоему отцу не прикоснулся. А во-вторых, он сам виноват. Его вежливо предупредили.
Олег положил жене руку на плечи:
– Сейчас не надо, Тонька, он сохранил нам не только жизнь. Придется выслушать, что он скажет.
Больше Тоня домой не просилась.
Кащеев подвез их к своему коттеджу. Когда они поднялись на крыльцо, автоматически загорелся фонарь под навесом. Гена позвонил в звонок. Дверь тут же раскрылась. На пороге возникла высокая, очень худая, но красивая и совершенно обнаженная женщина. Ее широко посаженные глаза смотрели на пришельцев не мигая, и без всякого выражения.
– Мака, уложи телку спать, а нам собери в каминной. – Распорядился Кащеев. Мака кивнула, и с тем же отсутствующим выражением взяла оторопевшую Тоню за руку и увела в глубины бандитского дома. В коридоре им навстречу попался парень. При виде незнакомой девушки он приложил палец к губам и ласковым шепотом попросил:
– Девочки, только без шухера. – И, шлепнув Маку пониже спины, проскользнул мимо.
Пока голая подруга бандита разжигала огонь и выставляла на низкий столик фрукты и алкоголь, Олег старался в ее строну не смотреть… Кащеев на Маку внимания не обращал. Он разлил виски и предложил тост:
– Давай вискарика за все хорошее.
– За хорошее, так за хорошее… – Согласился Голенев.
Они сидели возле горящего камина второй час, выпили немало виски, но голова у Олега оставалась трезвой. Кащеев говорил много. Пожаловался на безотцовщину в детстве, на то, как первый раз попался за пирожках, что стащил с голодухи у торговки, поведал, как создавал свой комплекс с магазинами, баней и кафе Какманду и как чиновники ему поначалу вредили, пока не взял их на довольствие…
Олег верил и не верил Кащееву. Тот божился, что завязал с прошлым. В церкви на него нашло озарение.
– Понимаешь, я вдруг отморозился. Баста, не хочу через кровь. Можешь верить, можешь нет. Я на себя, как бы с неба Его глазами зыркнул и ужаснулся, какая я гнида. Для меня было человека пришить, как два пальца. – Кащеев отвернулся в сторону и три раза быстро перекрестился. Голенев посмотрел туда же и увидел икону.
– Ты еще и в Бога веришь?
– Верую. Я церковь у себя построил и батюшку выписал.
– Странный ты тип…
– Был чумной. А теперь задумался. Что творю и зачем? Ради хрустов? Я их и так нарублю. Ты же наквасил почти без крови… Турок не в счет.
Олег насторожился:
– Ты о чем?
– Не гоношись. Я слыхал, ты за друга разобрался.
– Много знаешь… – Усмехнулся Голенев.
– Мирок маленький, все ля-ля тополя. Так вот, я сначала бесился, что твой Постный с заводом цемента кашу заварил, а потом думаю, чем мне плохо? Пойдет дешевый цемент, строить начнут. Больше домов, больше леса. Дома не только из бетона варганят. А у меня дерево, у меня обои, у меня кирпич. Будут хватать, мне прибыль. Я тебе обещаю, стройку твоего мэра блатные за версту обегут. Ни один гвоздик не пропадет, сукой буду…
– А говоришь, завязал?
– Привычка… Не притыривайся к словам… Ты там на юге свои бабки квась, чтобы завод поставить, а я здесь прослежу, чтобы никто мэру подлянки не клал. Идет?
– Идет, если не врешь.
– Чтоб мне век воли не видать.
– Снова за свое?
– Да ладно тебе. У блатных это самая верная клятва. А я в тюрьме пятерик с довеском отмотал. Ты не думай, воровская честь – штука серьезная. У нас за слово башкой отвечают… А теперь иди под бочок к молодой жене. Я тоже о кости своей Маки потрусь. Слаб на костлявеньких…
Кащеев проводил Голенева в спаленку для гостей. Тоня лежала на огромной кровати и смотрела на себя в зеркало. Потолок в спальне состоял из зеркал. Олег запер за собой дверь и прилег рядом:
– Чего не спишь?
– Не получается. Как вспомню эти рожи, трясти начинает.
– Забудь. С такими мыслями жить нельзя.
– О чем ты с ним говорил так долго?
– О разном. Странный мужик. Клялся, что с уголовщиной завязал. Обещал Тихону помочь.
– Ты ему веришь?
– Верить надо делам, а не словам. А по делам он поступил круто. Своего главного помощника пристрелил. Этим не шутят.
– Все-таки я и его боюсь. И девушку его голую тоже…
Олег не ответил, размышляя о чем-то своем. Потом прижал жену к себе и тихо сказал:
– Тоня, я не могу тебя оставить здесь. Ты поедешь со мной.
– Как поедешь? Я работаю в кооперативе. Маме с папой без меня будет трудно…
– Знаю. Но ты поедешь со мной.
Она кивнула.
Они так и не заснули. На рассвете тихо поднялись, оделись и вышли на улицу. Их никто не задержал. Через полчаса вернулись к своему домику. Над Вороньим холмом вставало солнце. Олег нашел окровавленный ножик, пробивший горло бандита, вытер о влажную от росы траву и спрятал в карман. Будущий приемный сын, Митя Валиев, уже оказал ему услугу. Не будь этого ножика у Голенева в кармане, второй раз подонок бы не промахнулся.
Салана они похоронили на самой вершине. Пес отработал их доброе отношение сполна. Он пытался спасти им жизнь и отдал свою. Закатив на могильный холмик темный остроконечный камень, они заперли домик и спустились в город. Оставшиеся три дня прожили в квартире ее родителей. Тоня уговорила Олега, что задержится на неделю в Глухове. Бухгалтершу ей на замену Вера нашла. Тоне предстояло подготовить для нее отчет и ввести в курс дела. Она знала, что за неделю управится. О происшествии с бандитами родителям решили не говорить.
Кащеев в эту ночь тоже спал мало. Он слышал, как Олег и Тоня покинули его дом, и поднялся сразу после их ухода. Прелести худощавой Маки, сладко дремавшей рядом, его сегодня не волновали. Бандит быстро оделся и отправился в свой офис. Охрану нес Рублик и еще трое телохранителей. Получив от хозяина за сон на посту удар в пах, Рублик быстро проснулся и, придерживая рукой ушибленное место, побежал исполнять приказание шефа. Кащеев велел привезти к нему Чирика. Шестерку ожидало повышение. Чирику предстояло занять нишу застреленного хозяином Бакса. Это означало и больше денег, и гораздо больше власти. Уголовнику светило стать вторым в городе. Но такую честь он должен был еще заработать. До сегодняшнего дня Кащеев использовал уголовника только в качестве киллера-палача. Зверская жестокость и хладнокровие позволяли бандиту совершать показательные убийства, наводившие страх на конкурентов. Не так давно Кащеев по просьбе солнцевских братков послал Чирика в Москву. Его другану Алехану Казиеву потребовалось показательное убийство бизнесмена, отказавшегося платить дань. Чирик выполнил задание с блеском. Он не только зарезал несговорчивого клиента, но и разбросал его отрубленные голову, руки и ноги по Московской Кольцевой магистрали.
При звероподобной жестокости вид у Чирика был добродушный, а голос ласковый. Он нравился девушкам и легко вступал в контакты с мужчинами. Но можно ли доверить шестерке дело сложнее убийства, Кащеев не знал.
Бандит появился через пятнадцать минут.
– Садись, Чирик, базар есть. – Кащеев кивнул шестерке на кресло, сам достал из холодильника бутылку «Кристалла» и банку икры, сам разлил по стаканам: – Чтоб на воле, и не последнюю.
Чирик водку выпил, а закусывать постеснялся. Занюхал свой кулак и уважительно воззрился на хозяина, ждал, когда тот заговорит. Но Кащеев молчал. Чирик не выдержал начальственной паузы. Решил заговорить сам:
– Бля, куда-то Пятак исчез. Вечером хотел с ним в секу перекинуться, нигде не нашел. Не знаешь, Кащей, куда он подевался?
– Потом. – Отмахнулся босс: – Для тебя гастроль намечается.
– Куда скажешь…
– Есть на Черном море курортный городишка. Захолустье вроде нашего, но у них море, оттого повеселей. Называется Лазоревск.
– Телочки в шоколаде под солнышком. – Ухмыльнулся Чирик. На Черном море он бывал и воспоминания сохранил радужные.
– О телочках пока забудь. Там теперь живет мой самый близкий кореш, Олежка Коленев. У него кооператив, водой газированной торгует. Твоя задача оберегать парня, как мать родную. Кто обидит, даже косо посмотрит, сразу кончай. Да так, чтобы на других страху нагнать. Но Олежка о тебе знать не должен. Узнает, я тебя лично на куски порежу.
– Как же я в маленьком городишке шухер наведу, если ты залечь просишь?
– Башкой думай. Залечь тебе не надо. Пристройся на работу в его контору, ушки на макушке. А на дело ходи один.
– Когда ехать?
– Когда ехать скажу. Теперь ты при мне будешь неотступно. На место Бакса тебя готовлю. Понял?
– А Баксик где?
– Баксик с Пятаком и Трехой на небе. Бабу не поделили и перегрызли друг другу глотки. Так-то, Чирик, бабы до добра не доводят… – Кащеев открыл сейф, достал оттуда толстую пачку сторублевок и бросил на стол: – Вот тебе пока на сухарики, а настоящие бабки пойдут, когда с делом справишься. Моим подельником станешь, там бабки другие.
– Спасибо, Кащей, за доверие. Сукой буду, не подведу.
– Надеюсь. А теперь топай. Мне тут кой о чем помозговать надо.
Оставшись в одиночестве, Кащеев выпил еще полстакана водки, вынул из сейфа бумагу, где чиновники признавались в физическом устранении мэра, перечитал ее, ухмыльнулся, убрал обратно в сейф и пошел домой. Мака еще не вышла из спальни, и он мог спокойно еще часок «потереться об ее косточки».
Накануне отъезда Постников привез Олега на стройку. Голенев стройплощадку не узнал. Бульдозеры перемещали пласты породы, самосвалы вывозили грунт, котлован рос на глазах. Турки поставили за сеткой забора временные вагончики и уже успели наладить свой походный быт. Для них работала столовая. При каждом домике имелся душ и биологический туалет. Ни грязи, ни мусора, обязательных для пейзажа российских строительных объектов, Олег не увидел.