Она звонит, и, конечно, ответа нет. Грациэла думает: нужно позвонить еще несколько раз, — но такая настойчивость кажется ей слишком грубой, пусть даже она напрасно проделала долгий путь. Грациэла стоит на улице еще минуту, пытаясь собраться с духом. Не исключено, что Стефани просто нет в городе или она занята подготовкой важных встреч. А может, увидела на экране мобильника номер Грациэлы и не стала отвечать. Но в любом случае непонятно, почему телефон выключен, а папка входящих переполнена. И Грациэла абсолютно уверена, что звонка в квартире не слышно. Она это чувствует. Иногда у нее пробуждается сверхъестественное, хотя и необъяснимое чутье.
Уже собираясь уходить, Грациэла замечает через стекло молодую светловолосую женщину, которая спускается со второго этажа. Женщина открывает дверь, и Грациэла с испугом понимает, что незнакомка далеко не молода. Точнее сказать, очень стара. Светлые волосы, отливающие золотом, уложены в огромный пучок и густо залиты лаком. Если это парик, то не слишком убедительный. Лицо у женщины без единой морщинки, но грудь и руки (на ней топик, поэтому большая часть торса открыта) испещрены веснушками и напоминают смятую простыню. Украшений так много, что невозможно понять, где заканчивается один браслет и начинается другой.
— Вы кого-то ищете? — спрашивает женщина. Любезно, но в то же время подозрительно.
— В этом доме живет моя знакомая, но она не отвечает на звонки.
— Может быть, просто вышла, — говорит старуха еще более подозрительно и поворачивается, чтобы убедиться, что дверь за ее спиной заперта, и Грациэла замечает коврик для йоги, переброшенный через плечо.
— Отличный коврик. Я сама недавно начала заниматься йогой.
Женщина оживляется и тут же вступает в разговор.
— Очень рада за вас, милая. И ни за что не бросайте. Я занимаюсь йогой уже двадцать лет, вот почему я в такой отличной форме. — Она сгибает дряблую руку. — Бикрам-йога, четыре раза в неделю. Сейчас я вешу столько же, сколько в двадцать лет. Как вы думаете, сколько?
Грациэла не собирается вступать в игру.
— Я плохо умею угадывать, — признается она.
— Сто два фунта. Сто три, когда ожидаю менструации.
Менструации?!
— Никто не верит, когда я говорю, что мне сорок семь.
Грациэла, честно говоря, тоже не поверила бы. Скорее семьдесят четыре.
— Моя знакомая, которая живет здесь, уговорила меня попробовать, — объясняет она. — Она давно занимается йогой.
Женщина поправляет спутанную массу ярких бус.
— Мне предлагают получить сертификат преподавателя, но где же взять время?.. Между прочим, у меня три дочери, которых я уже давным-давно пытаюсь приучить к йоге, но им совершенно неинтересно. Они учатся в частной школе. Это так дорого!
— Мою подругу зовут Стефани Карлсон. Вы ее не знаете?
— Стефани? Она живет рядом со мной. Приглашает в свой фильм, но меня уже тошнит от съемок. Слишком много волнения. Впрочем, я ее люблю. Слава Богу, она порвала со своим парнем.
— Правда? — Грациэла знакома со Стефани четыре месяца, и та ни разу об этом не обмолвилась. Может быть, у них не было ничего серьезного.
— Да. Когда он жил тут с ней, она так радовалась, что больно было смотреть. Лично я с мужчинами покончила. И поверьте, вовсе не потому, что никто не предлагает. Но отец моих дочерей был последним. Он бросил меня ради женщины постарше, представляете?
— Вы видели Стефани в последнее время? Она не отвечает на звонки.
— Я ее уже несколько дней не видела.
— Может быть, она уехала? В отпуск или еще куда-нибудь…
— Я не лезу в чужие дела. У меня своих хватает. Например, йога. В сорок два года я наконец научилась думать о себе.
Если так пойдет и дальше, она скоро превратится в подростка. Если собираешься соврать насчет своего возраста, то по крайней мере запомни цифру, с которой начала.
— Вы не знаете, кому из ее знакомых можно позвонить? — настаивает Грациэла.
— А вы любопытны. Хорошенькая, но любопытная. Нет, я никого не знаю. Но вот что я вам скажу. Если Стефани не появится в ближайшее время, я позвоню домовладельцу. Запах, который идет из ее квартиры, просто невыносим.
Кэтрин включает маленький ароматизатор в массажном кабинете.
— Лаванда или бергамот?
Конор сидит на краешке массажного стола и пристально наблюдает за девушкой.
— Эта дама, Ли, — хозяйка студии? — спрашивает он.
— Да. И мне нравится, что ты зовешь ее дамой. Так говорят в Бостоне?
Конор подмигивает. Видимо, он решил больше не отвечать на вопросы Кэтрин, и между ними завязывается взаимная игра. Разумеется, если вообще возможна какая-то взаимность.
— Вы хорошо ладите?
— Не считая мелких разногласий. Я считаю Ли своим лучшим другом. Раз уж тебе все равно, включу бергамот.
— Давай. Понятия не имею, что это такое. Я плохо воспринимаю запахи.
— Тебя слишком часто били в нос? И для массажа положено снять рубашку.
— Ты первая. Иначе я буду смущаться и бояться.
— Да брось. Ты просто хочешь увидеть мою грудь.
— Хочу. Но не прямо сейчас. У нас ведь профессиональные отношения. Я выйду, а ты приготовишься.
Кэтрин расстегивает блузку, вешает ее на стул и рассматривает себя в зеркале. Она понимает, что раньше использовала мужчин, пытаясь найти оправдание собственным поступкам, почувствовать себя привлекательной, желанной, даже любимой. Распространенный синдром среди женщин, которые подвергались жестокому обращению в детстве. Некоторые утешаются тем, что не одиноки в своих ошибках, но Кэтрин всегда ненавидела предсказуемость, не хотела поступать «как все», не хотела признавать, что ее жизнь раз и навсегда определена жестокостью отчима. Кэтрин нравилось считать себя неповторимой.
Как ни странно, но во время сексуальной «спячки», в которую девушка погрузилась после истории с Филом, она с особой остротой ощутила собственную привлекательность. Наверное, именно этого и следовало ожидать. Кэтрин изрядно поработала над собой, живот у нее стал плоским, а мышцы упругими. Если Конору нравится большая грудь, он разочаруется, но впервые в жизни Кэтрин начала ценить то, что у нее очень пропорциональное тело. Грудь не плоская, бедра не слишком широкие, исчезла тысяча недостатков, которые она вечно у себя находила. Все в порядке. А главное, занимаясь у Ли, Кэтрин научилась радоваться вещам, которые способно проделывать ее тело, несмотря на многочисленные испытания, которым его подвергали окружающие, начиная с отчима и заканчивая ею самой. Она перестала постоянно думать о том, как оно выглядит со стороны.
В дверь стучат, и она ложится на стол, лицом вниз, отчасти жалея, что они сейчас не у нее дома. Ей нравится эта маленькая игра. Может быть, они даже несколько раз сходят на свидание. И отсчет пойдет с сегодняшнего дня! Конор заходит и осторожно притворяет дверь.
— Готовы к сеансу массажа, мисс… э, я не знаю твоей фамилии.
— Бродски, — отвечает Кэтрин.
— Еще одна ирландка, — иронически отзывается Конор.
— Только с одной стороны. Догадайся сам, с какой.
Его руки касаются спины девушки, и Кэтрин ощущает прилив тепла. Конор прижимает ладони к талии «пациентки» и начинает большими пальцами разминать тело вдоль позвоночника. Или он действительно учился, или отличается чудесной проницательностью. Когда он добирается до плеч, Кэтрин настолько спокойна и расслабленна, что уже ни о чем не волнуется. Если студия закроется, она всегда сможет найти другое место для массажного кабинета и посещать занятия Ли, где бы они ни проходили.
Конор принимается массировать шею. Кэтрин ощущает на спине его теплое дыхание, а потом — легчайшее прикосновение мужской щетины к своей коже.
— Кто тебя этому научил? — спрашивает она.
Он придвигается ближе и шепчет:
— Я совершенствуюсь в процессе.
— У вас отлично получается, мистер Росс.
— Рад, что понравилось. Какие интересные татуировки.
— Они ведь тебя не отпугнут?
— Я смелее, чем ты думаешь, Бродски. А ты, по-моему, лучше, чем хочешь казаться.
— Хотела бы я, чтоб так оно и было, мистер Росс. Честное слово.
В сумке у Кэтрин звонит мобильник.
— Ответишь? — спрашивает Конор.
— Это всего лишь Ли, мой вроде-как-босс.
— В таком случае обязательно ответь.
— Если ты пытаешься сделать из меня честную женщину, лучше перестань.
— Я ничего не пытаюсь сделать, — шепчет Конор. — Я просто хочу, чтобы ты села, и тогда я увижу твою грудь.
— Значит, вы хотите сказать, что кто-то таскает из студии деньги? — спрашивает Алан.
Коротышку из «Мира йоги» зовут Чак, а Высокого — Дэвид. Поскольку шутки закончились, Ли полагает, что лучше даже в мыслях называть их по именам. Чак вскидывает руки, словно заслоняясь от удара.
— Ну что вы! Никто ни слова не сказал о воровстве.
— Мы просто говорим, что кое-где концы с концами не сходятся.
Алан встает и начинает расхаживать по комнате. В течение многих лет он попрекал Ли ее манерой пускать некоторых учеников бесплатно и давать помощникам чересчур большую свободу в финансовых вопросах. До сих пор Ли думала о деньгах в терминах «мало» и «достаточно». Подробности никогда ее не интересовали, не казались важными. Ли знает, что подобный взгляд на вещи нелеп и неблагоразумен, но в то же время искренне полагает, что мир стал бы приятнее и лучше, если бы все усвоили ее точку зрения.
— Признаю, я небрежно обращаюсь с деньгами, — говорит она. — Но доступ к кассе есть только у меня и Кэтрин.
У Алана, несомненно, иное мнение.
— Господи, Ли. Я предупреждал, что от девчонки будут неприятности. Она наркоманка! Нельзя давать такому человеку ключи от кассы!
Ли хочется напомнить, что Кэтрин уже не первый год воздерживается от наркотиков и что ее добродетели с лихвой искупают прошлые ошибки, но она знает, что это приведет к взаимному обмену упреками и неприятной, мелочной ссоре.
— Кэтрин — моя подруга, Алан, и я не хочу, чтобы ты так о ней отзывался.