— Может быть, вместо обморока с ним случится небольшой сердечный приступ?
— Хорошая идея. Хотя, возможно, зрители будут ему сочувствовать.
— Нет, если снять как следует. А еще — насчет любовника… давайте назовем его Престон.
Сибилла задумывается.
— Я хотела предложить Кеннета. Малыш Кеннет. Но и Престон мне нравится. Даже очень. По-моему, мы отлично сработались.
— Я тоже так думаю, — говорит Стефани, притом вполне искренне. Она даже не предполагала, что работа доставит ей столько удовольствия.
В течение целой недели Кэтрин пыталась внушить себе, что Ли не бросит старую студию, и не важно, насколько сильны для нее финансовые мотивы. Если вычесть сауны, полотенца и прочие финтифлюшки, «Мир йоги» произвел довольно-таки неприятное впечатление. Ли всегда была склонна к бунтарству. Когда она пришла в студию утром в понедельник и сказала Кэтрин, что хочет поговорить с ней в кабинете, девушка не сомневалась, что Ли передумала и послала людей из «Мира йоги» куда подальше.
— Я решила сказать тебе первой… — говорит Ли.
— Слушаю.
— Я подписала контракт с «Миром йоги».
Кэтрин чувствует странное онемение. Наверное, несмотря на все надежды, она ожидала именно такого исхода. Она смотрит на Ли и молчит.
— Я знаю, ты не одобряешь…
— Не мое дело одобрять или не одобрять, Ли. Вы это ясно выразили.
— Не надо так говорить.
— Разве я не права?
— Если бы я могла решать, то выгнала бы их, как только они ступили на порог. Ты меня знаешь.
— Честно говоря, уже не уверена, что знаю. Это, конечно, не мое дело, но если вы не вправе решать, то тогда кто?.. Это ваша работа. Ваша жизнь, Ли.
— Я не могу принимать решения единолично, Кэт. У меня дети. И Алан.
Алан. Вот оно как. Невозможно представить, чтобы Алан принял решение, подумав о Ли, — да хоть о ком-нибудь, кроме себя любимого.
— Пожалуйста, не надо так смотреть. Алан возвращается домой.
Ли говорит без особой радости, и это, с точки зрения Кэтрин, плюс. Она констатирует факт, как будто речь идет о бизнес-плане. Может быть, так оно и есть.
— И когда он это понял?
— Мы все обдумали, сходили в ресторан, я подписала контракт, а потом… мы решили.
Судя по выражению лица Ли и извиняющемуся тону, несложно понять, как развивались события. Кэтрин хочется сказать: «Пожалуйста, не надо». Алан буквально вынудил жену подписать контракт, в обмен пообещав вернуться домой. Она слышит музыку и выглядывает в зал — там Баррет занимается с одним из стажеров. Узнав от Ли новости, Кэтрин, как никогда, радуется тому, что, невзирая на все ошибки, прошлые и нынешние, она по крайней мере никогда не принимала важных решений, оглядываясь на мужчину.
— Если вы именно этого хотите, Ли, то, наверное, все к лучшему.
— Давай поговорим о тебе, Кэт. Поскольку мы больше не будем пользоваться студией, то, видимо, продадим дом. Мы с Аланом не чувствуем себя здесь настоящими хозяевами.
Внутренний голос советует Кэтрин рассказать Ли о том, что ей известно. В конце концов, это честно. Но меньше всего девушка хочет осложнять собственную жизнь. И потом, на вестников обычно валятся все шишки.
— Наверное, я тоже бы не захотела стать домовладелицей, — соглашается Кэтрин. — С меня вполне достаточно быть съемщиком.
— Я поговорила с риелтором. В двух кварталах отсюда есть помещение, которое идеально подойдет. Его уже давно пытаются сдать, так что, думаю, можно поторговаться. Это неподалеку от пожарной станции. Хотя, возможно, тебе будет неловко…
— С чего бы? Конор больше не работает в Силвер-Лейк. Он где-то в другом районе…
— Где?
— Я не спрашивала.
Кэтрин не вправе винить Конора за то, что он вот так взял и ушел, когда увидел Фила у нее дома. Но кто ему мешал выждать пару дней, а потом позвонить и потребовать объяснений? Впрочем, тоже не идеальный вариант. Кэтрин сама терпеть не может людей, которые все портят, а потом пространно извиняются. Она не умела оправдываться, даже когда знала, что не виновата. Один раз Конору уже разбили сердце. Он всего лишь проявляет осторожность. Кэтрин сама знает, что такое пытаться избежать лишней боли. Иногда в процессе бывает чертовски неприятно.
Кэтрин встает, намереваясь уйти, но ей не хочется покидать кабинет Ли, пока в воздухе висит некоторая недоговоренность. Она поворачивается и произносит:
— Переживать слишком долго я не буду. Обещаю. Я многим вам обязана, Ли. Даже жизнью, если хорошенько подумать. Если вы так решили — надеюсь, все получится наилучшим образом.
Она заглядывает в зал, где Баррет со стажером по очереди делают кувырки. На Баррет коротенькая футболка, волосы по-детски собраны в хвостики. Интересно, слышала ли она, что Алан возвращается к Ли. Если да — любопытно, каково ее мнение.
Имани сидит возле бассейна, наблюдая за Гленом, который плавает кругами. На нем облегающие зеленые плавки — одновременно сексуальные и нелепые. Она накупила ему самых разных купальных костюмов и намекнула, что он может плавать даже нагишом, но Глен привык к узким плавкам с тех самых пор, когда занимался плаванием в Дартмуте, и не собирается от них отказываться. Несомненно, они напоминают Глену о минувшей спортивной славе и заставляют двигаться активнее.
Если бы Имани могла создать по собственному желанию идеального мужчину, он никак и ни в чем не походил бы на ее мужа. С чего начать? Например, с возраста.
Глену сорок три — он на шестнадцать лет старше жены. Она никогда не придавала особого значения возрасту своих возлюбленных — должно быть, потому, что большинство бойфрендов Имани были ее ровесниками. Имани с отвращением думала о женщинах, которые спят с мужчинами намного старше себя. Это все равно что расхаживать с плакатом «У меня нереализованная любовь к отцу».
Рост. Шесть футов три дюйма. С точки зрения Имани, Глен долговязый — почти на фут выше жены. Он буквально нависает над ней, когда они вместе позируют фотографам. Имани знает, что высокий рост символизирует сексуальность, мужественность, силу — а также, откровенно говоря, предполагает наличие большого члена, — но ее всегда тянуло к менее рослым мужчинам, с крепко сбитыми телами и аппетитными упругими ягодицами. Средний рост удобен еще и потому, что можно целовать возлюбленного, не прося его предварительно нагнуться. В паре с невысоким мужчиной они лучше смотрелись бы с эстетической точки зрения. Почти что классический идеал.
Вес. Глен по всем стандартам тощ. Не то чтобы Имани предпочитала упитанных, но мужчина, который способен сожрать что угодно и когда угодно, не набрав ни фунта, внушает раздражение. Рядом с ним кажешься толще. Именно поэтому фон Штернберг в «Голубом ангеле» окружил Марлен Дитрих толстушками.
Профессия. Честное слово, Имани никогда не собиралась замуж за актера. Она знает, что это за публика. Если мужчина преуспевает меньше — роман обречен с самого начала, а если ему повезло больше — доверию конец, а вслед за ним и отношениям, хотя и по иным причинам. Но выйти за хирурга?.. Имани обычно предпочитала встречаться с теми, кто, с ее точки зрения, уступал ей по части ума. Лучше оставлять последнее слово за собой.
Раса. Пусть даже чернокожие мужчины в общем и целом — сущие занозы, которые вечно ищут повода для ссоры и патологически не склонны давать обязательства, Имани вынуждена признать, что неизменно таяла под взглядом больших карих глаз родного брата. В чернокожих есть нечто теплое, искреннее, страстное — ощущение единства, совместного огромного опыта, и не важно, насколько разнится прошлое. Рядом с Гленом, выходцем из Огайо, Имани чувствует себя совсем иначе.
Что еще? Глен не смотрит телевизор, не считая финальных спортивных матчей. И ему нравится Джимми Баффет (тьфу!).
Почему они счастливы в браке? Их отношения абсолютно нелепы с точки зрения общей гармонии, но тем не менее Имани и Глен живут в мире. Она просто и незатейливо обожает мужа; быть с ним — значит, сознавать, что все в ее жизни устроено правильно. Едва ли не впервые за много лет.
Он подплывает к бортику и начинает подскакивать, затем медленно вылезает. Высокое, худое, красивое тело. Вода с него течет на керамические плитки. Глен становится за креслом Имани.
— Не подходи слишком близко, — предупреждает та.
В ответ он наклоняется, касается ее груди и целует жену в макушку.
— Слишком близко? — уточняет он.
— Вот так в самый раз.
— Да уж. — Глен гладит руку Имани. — Какие у тебя мускулы…
— Чатаранга, малыш.
— Может быть, я тоже займусь.
— Да, да, особенно с твоим расписанием. И потом ты наверняка будешь чувствовать себя как рыба в воде и запросто делать все, что у меня не получается. В конце концов я начну завидовать. И вдобавок тебе понадобится нестандартно длинный коврик.
— А ты не пустишь меня к себе? — Глен наклоняется и шепчет ей на ухо что-то о прошлой ночи.
Имани вздыхает и отвечает:
— Да. О да.
Она не вполне расслышала, о чем речь, зато тон весьма красноречив. Прошлая ночь действительно прошла фантастически. Еще одна вещь, которая восхищает Имани. Они женаты уже почти четыре года, и, хотя им далеко до серебряной свадьбы, которую отпраздновали родители Имани, это довольно долгий срок по сравнению с ее прошлыми романами. Она по-прежнему удивляется тому, что их любовь способна пережить период упадка, похожий на скучный финал длинного фильма, а затем расцвести новым цветом, пылко, страстно, удивительно, как будто они занимаются любовью впервые и еще не вполне раскрыли тайны друг друга. Имани готова поверить, что долгий перерыв после выкидыша некоторым образом послужил во благо. Прошлой ночью секс был прекрасен, как никогда, но Имани не боится очередного охлаждения. Она относится к мужу с любовью и нежностью, и эти чувства будут питать брак, пока не вернется страсть.
Может быть, нужно приохотить Глена к йоге. На занятиях весело, но главное удовольствие приносит ощущение внутренней открытости, столь же притягательное, как и сознание собственной гибкости. Позы, которые некогда казались ей такими нелепыми, теперь начинают обретать смысл.