Дружелюбные — страница 63 из 100

– Да, вот так мы и узнали. – Подавшись вперед, Мафуз налил чашку чаю себе и еще одну – Назие. Та взяла ее, и они заговорили об Аише. Девочка слишком мала, чтобы идти в гости к господину Хондкару, но она умеет себя вести на людях, так что жаль, что ее не взяли с собой.

– Что ж, – наконец сказал он. – Боюсь, нам пора. Ужасно жаль, что больше никого не повидаем.

– Это уж точно, – поддакнула Садия, поднимаясь с дивана. – Наверное, в следующий раз мы действительно предупредим загодя.

– Можете передать весточку Хадру через брата, – шутливо предложила Назия.

Теперь она знала, кто выдал Рафика. В тот самый день, когда мальчик вернулся из тренировочного лагеря, об этом пронюхал кое-кто, кто был близок к Дружелюбным. И те не мешкали. Всего через час на их пороге появился капитан Каюм. «Дружелюбные? – переспросил Мафуз. – Кто это такие?»

Назия взглянула в его улыбчивое лицо притворщика.

– Теперь уже скоро, – сказала она, провожая их до дверей. – Не думаю, что война продлится долго. Мы станем независимыми и спасемся от этого всего.

Садия пристально посмотрела на нее.

– И тогда вы сможете приходить когда угодно.

– Конечно, так или иначе это должно закончиться. – Мафуз не мог выразиться иначе, не выдав себя. Он не хотел независимости. Напротив, он принадлежал к тем, кто хотел, чтобы Друг Бенгальцев был расстрелян вместе с такими, как его шурин.

Попрощавшись, она закрыла дверь, но через несколько секунд в нее снова постучались. Она открыла. Это оказалась Садия.

– Ты что-то забыла? – спросила Назия.

– На пару слов. Уделишь мне минутку, сестра?

Гостья прошла вперед, повернула вправо и открыла дверь отцовского кабинета. Назие доводилось там бывать лишь в случаях, когда тесть приглашал ее туда лично. Странное ощущение – войти в чисто убранное, уставленное книгами пространство в сопровождении золовки. Там стояли два кресла, в которых сиживали отец и его подчиненные. Садия уселась в одно из них, на второе же указала Назие.

– Ты считаешь, это сделали мы, – без предисловий начала она. – Мы выдали Рафика.

Притворяться не было смысла.

– Да, считаю.

– Ты не понимаешь, насколько это важно. Для тебя…

– Сестра! – пораженно отозвалась Назия.

– Послушай, прекрати говорить так, точно Мафуз – предатель.

– Разве наши подозрения беспочвенны?

– Тогда можно назвать предателем кого угодно, – ответила Садия. – Например, того, кто прячется за городом, нападает на солдат своей страны и хочет свергнуть правительство, разрушить государство. Они тогда кто?

– Ты говоришь о нашем брате, – напомнила Назия.

– Что важнее, брат или родина? Мафуз – не предатель. А маме следует перестать каждый день ходить и ругаться с офицерами.

– Может, ей и дышать перестать? Ей нужно знать, где ее сын. Он мертв? Его убили?

Она имела в виду лишь то, что матери нужны ответы на эти вопросы, но Садия неожиданно ответила:

– Не знаю. И не знаю, как выяснить.

Гнев охватил Назию:

– А должна бы. Спроси своих Дружелюбных.

– Не говори об этом. Прошу тебя как сестру. Если хотите остаться при своих, не ходите в участок. Скоро война закончится – и придется платить по счетам.

Назия вцепилась в ручки кресла. Подалась вперед. Хотелось боднуть золовку как следует.

– Не понимаешь? Ни один бенгалец не перестанет воевать. Вашему правительству придется перестрелять нас всех. Война и правда скоро закончится, но ваши проиграют. И что вы будете делать? Соберетесь и побежите? А твой Мафуз будет предан суду. И, если мы не ошиблись, повешен.

– Есть вещи поважнее. – Садия встала и отряхнулась. – Если хочешь, чтобы все живущие в доме уцелели, примите то, что Бог навлек на вас. Вы не знаете, что такое любовь и на что она способна.

Гостья ушла. Назия сидела в кресле, пытаясь прийти в себя. Остальным она об этом не расскажет. Просто вскользь заметит, что приходили Садия и Мафуз, общались с бабушками и пообещали вернуться, когда все утихнет. Пару раз Шариф посетовал, что Садия не похожа на всех остальных в семье. В детстве она и мечтала, и играла по-другому. Единственная не носилась как угорелая и не играла в догонялки с соседскими детишками, а сидела в своем уголке своей комнаты, разложив свои скромные вещички, – играла в магазин. «И что в этом веселого?» – вопрошал младший, Рафик, со скучающе-недоверчивым видом; его удавалось принудить сыграть за покупателя или приказчика – на несколько минут, после чего он снова уносился с визгом и воплями «стрелять» из деревянного пистолетика в мать, повара, соседского мальчишку. Садия хотела заполучить, когда вырастет, собственный магазин тканей: шелка́, хлопок, продавцы разворачивают рулон, сообщая: «Две така за ярд, госпожа, итого двенадцать така». И глаза ее блестели. Она видела, что те, кто продает, отличаются от тех, кто пишет, выступает в судах, от врачей и инженеров. Кончилось тем, что на ее глазах ее муж продал ее брата. Чего только не сделаешь из-за любви!..

8

Много дней они ждали этого, сгрудившись вокруг радиоприемника в большом зале. В конце концов по «Радио Калькутта» передали новость. Индийские войска перешли границу. И влились в войну за независимость. Столкнувшись с превосходящей силой, пакистанцы отступили. Индийцы, соединившись с «Мухти-бахини», отважными борцами за независимость, не встречали сопротивления. В считаные дни они должны были войти в Дакку.

– Война окончена, – сказал отец. – И теперь…

– Они уйдут, – подхватила мать. – И мой сын…

– Война окончена, – заключил Шариф.

Накануне Хадр объявил, что хочет уйти со службы, вернуться к семье. Никто не возражал. Новым слугой станет Хока – надо лишь слегка обучить его.

9

На следующий же день профессор Анисул, проснувшись, решил уйти. Война-то наконец окончена. Хозяева очень добры, но, стоит собраться в город на прогулку в одиночестве, кто-нибудь тут же сообщает, что это слишком опасно. Он всегда любил гулять по городу. Частенько лучшие идеи приходили ему в голову именно тогда. Последние месяцы он был вынужден проторчать взаперти, чертя проекты причудливых конструкций вроде стеклянного моста, консольной башни или плавучей дороги на понтонных конструкциях. Если бы ему удавалось выбираться на пару часов размять ноги и как следует поразмышлять, было бы куда лучше. Однажды, когда он расхаживал взад-вперед по гостиной, на него несколько раз внимательно посмотрела хозяйка. У профессора плохо выходило читать по выражениям лиц. В этот раз он попросту прекратил ходить и сел. Честно говоря, он изрядно беспокоился, что обременяет хозяев. Но ведь с тех пор, как он у них поселился, и уйти-то было некуда. Они и вправду очень добры. Теперь, когда война действительно закончилась, надо как следует отблагодарить их.

Открыв ворота, он вышел на дорогу. Никого. Он удивился: ему думалось, что повсюду будет празднование. Деревья, с беленными до уровня колен стволами, кое-где оказались ободраны и лишились веток. А кое-какие и вовсе повалены: одно лежало прямо посреди дороги. Кто-то спилил с него все сучья. Должно быть, бедняки – жилища обогревать. Однако профессор Анисул не мог не задаться вопросом: как же будут ездить машины, когда путь преграждает здоровенный ствол? Неожиданно обнаружилось, что шестой, кажется, по счету дом от хозяйского разрушен до основания. Распахнутые настежь ворота болтаются, нутро сожрал огонь. Стекла выбиты, стены вокруг них покрыты копотью. Внутри профессор Анисул разглядел очертания сгоревших вещей и мебели, похожие на растения или зверей.

День выдался приятный. Нежаркое солнце, чистое небо. Повсюду пахло гарью и разлившимся бензином. Вот уже должны были появиться старьевщики, уличные торговцы с тележками, лотки, где жарят и тут же продают желяпи, мальчишки, пытающиеся продать одну-две старинные книги, да пара-тройка тех, кто, как и он, желает прогуляться утречком в чудесную погоду. Но никого не было. Даже рикши нигде не зазывали клиентов. Он предположил, что всему виной перегородившее дорогу дерево. А может, где-то и празднуют, подумал он. Просто не здесь. Ему уже случалось узнавать о грядущем веселье последним.

Теперь война окончена, размышлял он, и государство Бангладеш стало реальностью. А с Восточным Пакистаном надо что-то делать. Профессор Анисул не особенно радовался созданию так называемого Инженерно-технического университета Восточного Пакистана, и со временем его взгляды не переменились. Да и делать из него уродца под названием Инженерно-технический университет Бангладеш, пожалуй, не стоит. ИТУБ – как мерзко звучит-то. (К тому времени профессор вышел за пределы Данмонди. Теперь-то показались люди: они стояли на углу. Конечно, а как же иначе. И как он мог в этом усомниться?)

В это утро он собирался сходить в университет: после многих месяцев взаперти нужно бы поразмяться. А заодно и вспомнить былое. Сам он получил образование в Университете Дакки: замечательном солидном заведении, в некотором роде не хуже калькуттского, да и любого приличного университета. И преподавать начал там же. Замечательный педагогический состав. Конечно, он никуда не делся и тогда, когда правительству взбрело в голову, что им стоит отделиться, обзавестись собственным бюджетом и стать частью громады «Инженерно-технический университет Восточного Пакистана». Спустя четыре года после переименования профессору Анисулу случилось быть представленным другу своего соседа, юристу. Они вышли на вечерний променад у озера Данмонди. Сосед сказал, что профессор преподает инженерное дело в ИТУВП. «Где-где?» – переспросил тот. «В Инженерно-техническом университете Восточного Пакистана». Друг соседа сказал, что никогда о таком не слышал. Если эта революция чего-то добилась, скоро все встанет на свои места и вернет себе имена. Интересно, подумалось профессору Анисулу: вот этот ряд магазинов, разрушенных и сожженных, возле которых дежурят вооруженные люди, – стоит ли восстанавливать или перестраивать? Или лучше снести и выстроить заново?