Он промолчал. Лишь увидев, как новобрачная аккуратно фиксирует на бумаге подробности своей жизни, он понял, что рискнул жениться на абсолютно чужой женщине, которую, как довольно быстро покажет опыт, совсем не знает. Запомнил дату и решил устроить что-нибудь особенное.
В самом начале он несколько раз прокололся, но мюзиклы с танцами – вот что Рубилинн нравилось по-настоящему. И Лео их тоже любил. Обычная пьеса, хотя и с участием звезды сериала «Друзья», имела куда меньший успех, хотя сам сериал Рубилинн любила и радостно захлопала в ладоши, увидев, как «Росс» оказался на сцене всего в нескольких десятках метров от их кресел. Хваленая постановка «Весело уходим мы» Стивена Сондхайма (без танцев), как он заметил, ее не особенно впечатлила. После она вежливо и покорно поблагодарила. Ей не понравилось – да и ему тоже. Пару лет он считал, что какой-нибудь старожил Вест-Энда больше придется ей по вкусу. Когда он подарил Рубилинн «Чикаго», спектакль шел уже десять лет и порядком выдохся: у постаревших танцовщиц раздобрели бока. После чего Лео собрался и стал лучше стараться. Прошлогодняя «Цыганка» с Имельдой Стонтон, решил он, имела куда больший успех: трогательный мюзикл, местами смешной, с отличными песнями и танцевальными номерами. Кажется, она едва ли не больше всего пришлась по душе его жене. В этом году он колебался: новый диснеевский «Аладдин», красочный, бесхитростный и совершенно точно интересный – или же «взрослая» «Смешная девчонка», которая шла в том же симпатичном театре, что и «Цыганка». Оттуда рукой подать до «Савой гриля», где они до этого ужинали. Именно так, по представлениям Рубилинн, а значит, и Лео, должен выглядеть первоклассный ресторан. Он подслушал, как она рассказывает об этом Сэнди много дней спустя, вспоминая все: от нарядных сложенных салфеток до крохотных чашечек вкуснейшего кофе пару часов спустя. В конце концов, раз в год можно потратить четыреста фунтов на выход в свет. Этого вечера ждали, о нем вспоминали – порой спустя годы. Он любил жену.
В тот вечер он сидел наверху перед стареньким компьютером и думал о любви. Он уже намеревался оплатить два билета на «Смешную девчонку» в день рождения Рубилинн, приходившийся на субботу. Сначала сайт сообщил, что удержит отложенные билеты на полчаса, а теперь – что от них осталось две минуты. Лео медлил. Видимо, у Рубилинн были причины согласиться выйти за него замуж: не доводы рассудка и здравого смысла, но чувства, к тому же, кажется, разделенные. Он подумывал о том, чтобы жениться на доброй, разумной девушке, стать ей поддержкой и опорой; да и обрести нового себя – понеся наконец заслуженное наказание. Но вышло так, что именно Рубилинн пришлось платить за его намерение искупить отцовский брак. Она-то не заслужила мужа, которому приходится всякий раз напоминать себе, что он ее любит. По правде говоря, теперь, спустя четырнадцать лет, любовь удобно расположилась в уголке, который освободился путем многократного самоубеждения – как собака, которая каждую ночь возвращается на примятую лежанку в траве; ее же чувства – почтение, уважение и понимание того, что было бы, не женись он, – остались неизменны. И он снова напомнил себе: я люблю жену, и, в конце концов, браки заключаются не в серебристых чертогах, отделанных в стиле ар-деко, пока певичка, прочистив горло, за гонорар играет в песне любовь.
Иногда – не слишком часто – Лео вспоминал, что уже был женат и что у него есть сын, за которым он наблюдал так же, как теперь за Сэнди. Но тогда все было иначе. Кажется, он был помешан на сексе и почти все время пьян. И эти времена уже точно не вернутся. С последней женщиной, с которой имел дело, не будучи на ней женат, он переспал всего однажды – а потом встретил ту, которая стала его женой. Где-то в огромном мире обитал еще один его сын и ни сном ни духом не подозревал, что у него есть брат.
Время ожидания истекло. Требовалось снова авторизоваться и посмотреть, есть ли доступные билеты. Внизу уютно догорало тепло старого доброго семейного ужина. Жареная курица и изысканный салат из манго, левантийского козьего сыра и гороховых побегов, подсмотренный им у Найджела Слейтера в воскресном выпуске «Обзервера»; Сэнди он тоже понравился – забавно скрипел на зубах; но больше всего сын оценил попытку элегантной сервировки и шик настоящей «холодной закуски», как в кафе; серьезный, утонченный мальчик, он мог часами раскладывать вещи до тех пор, пока зрелище его не устроит, он ходил бы в школу в галстуке-бабочке, если бы ему позволили, а волосы его всегда блестели и вкусно пахли. Рубилинн же больше всего предвкушала то-самое-угощение: остро пахнущий тофу, за которым Лео специально ездил на Джерард-стрит, лежал, нарезанный, на блюдце. Они так и не решили, в какой части трапезы его есть, но в конце концов уговорились считать его чем-то вроде сырной тарелки. Сыр и макаруни с тремя необычными вкусами для Сэнди и одно – кофе и черный перец – для Рубилинн; чтобы у семейного ужина был настоящий десерт. Того самого ужина, который он обещал. Кто теперь усомнится, что он – прекрасный, заботливый муж и отец, который никогда не бросит общаться с сыном и не скажет умирающей жене, что собрался разводиться?
Вместо того чтобы заново открыть сайт с билетами, Лео вошел в свою электронную почту. Быстро набрал адрес Аиши Шарифуллы: aisha@aishasharifullah.org. Сам нашел, она ему своей визитки не дала. Он понимал: это адрес офиса, все, что он напишет, сперва прочтут помощники, тогда как Аиша письма может и не увидеть.
Дорогая Аиша!
Очень рад был нашей встрече пару дней назад. У меня осталось чувство, что я сказал не все, что собирался.
Он написал: «Не желаю оставлять между нами недоговоренностей…», но быстренько удалил. Вряд ли она поймет: выражался Лео путано и туманно, потому что и сам не знал, что хотел сказать. Но продолжал.
Двадцать пять лет назад я совершил ошибку. Думаю, выпади мне случай ответить на то письмо, я написал бы совершенно иначе. Мне бы очень хотелось встретиться снова.
И подписался: «Лео. (Спинстер)». Хотя, получив письмо с адреса leospinster@hotmail.com, ошибиться было бы трудновато. Перед тем как выйти из почтового аккаунта, он сменил пароль. И, спустившись, совсем забыл о том, что сделал. Ради особого случая Сэнди разрешили поужинать с родителями, как взрослому: и он справился безупречно – не пролил ни капли на кипенно-белую рубашку, отламывал от макаруни со вкусом пассифлоры и чили изящные маленькие кусочки, стараясь не крошить. И вот пришла пора укладывать его спать. «Ты был занят», – сказала Рубилинн, но глаза ее блестели. Она решила, что все это время он занимался подготовкой к ее дню рождения. Лео подхватил сына на руки – хороший муж и отец. Одел в пижаму, накрыл одеялом и начал читать вслух шестую главу «Волшебника страны Оз»: они читали ее по меньшей мере по шестому кругу. Всякий раз, когда доходило до Трусливого Льва, сын широко раскрывал глаза от страха. Его он боялся сильнее, чем злую ведьму или летучих обезьян, хотя прекрасно помнил, что в львином рыке нет ничего страшного или опасного. В прошлом году Лео прочел книгу в первый раз – вместе с Сэнди. До этого он лишь смотрел старый фильм. Книга понравилась ему едва ли не так же, как сыну. Едва ли в прошлом браке он делал что-либо подобное. Конечно, это он зря. Вот глава закончилась, Сэнди улегся в постель и закрыл глаза. Лео оставил ночник: теневой рисунок жирафов и слонов закружился по маленькой детской. Он спустился. Жена, сидевшая у телевизора и смотревшая передачу про ремонт, обернулась к нему с широкой благодарной улыбкой. Если отклик Аиши будет таким, на какой он намекал в письме, он оставит Рубилинн, оставит Сэнди – а дальше хоть трава не расти.
Утром в почте его ожидал ответ.
Дорогой Лео,
написать мне было очень мило с вашей стороны. Вероника, моя помощница, прочла ваше письмо и переслала мне, решив по его тону, что вы ожидаете моего личного ответа. Поскольку я сейчас в Осаке и у меня перерыв между встречами, я решила, что сразу и напишу. Я бы дала вам свой личный адрес, чтобы впредь вы писали туда, вот только… в общем, не стоит.
Как мило и то, что вы решили, что я смогу перечеркнуть долгие годы опыта и сказать то же самое, что даже тогда, двадцать пять лет назад, вряд ли говорила всерьез. Видите ли, Лео, – тогда я обрушила на вас всю свою девичью пылкость, а в ответ получила ооочень взрослую отповедь, главная мысль которой фактически заключалась в «стань взрослее». Ну, я и стала; думаю, я кое-что знаю о людях. Я столкнулась с миром, где видела то, чего никому не пожелаешь увидеть, и слышала, что люди творят друг с другом – и при этом хорошо о себе думают. И девичьей пылкости во мне поубавилось. Или лучше сказать «пыла»? Наверное, так, да. «Пылкость». Что за смешное слово. Будто название каких-то духов.
Так что спасибо, но вынуждена отклонить ваше великодушное предложение, каким бы оно ни было. Убеждена, что спустя неделю вы пожалели бы о нем в любом случае – каким бы оно ни было. Пожалели бы, что оставили жену и сынишку и уехали со мной на Сейшелы ради недели страсти. Либо, и это куда вероятнее, пожалели бы, что остались с ними, будучи отвергнутым девушкой, которую когда-то знали и которая превратилась в черствую пятидесятилетнюю каргу. Так что лучше не стоит. Помните, я сказала, что мы, иммигранты, не можем доверять другим на сто процентов? Они вечно подступают с ножом к горлу, величая себя нашими лучшими друзьями. Нас всегда трудно любить. Нам не хватает умения жить в моменте.
Всегда ваша,
Аиша.
P. S. Видите ли, вы не пойдете на столетие вашего папы. Это тоже сыграло свою роль.
P. P. S. Вероника это тоже прочтет. Вообще-то она читает все.
P. P. P. S. Советую побывать в Осаке. Тут ТАКАЯ изумительная еда.
Накануне столетнего юбилея отца Лавиния Хаусмен умоляла сына вернуться в машину; вокруг, казалось, бесновался ветер. На самом деле мимо нее на полной скорости двигался поток из сотен, а возможно, и тысяч автомобилей. Наверное, Расселл попросту не слышал ее.