Пятое послание было от Яэль, матери Эфрат. Легко возбудимой, доброжелательной, разведенной дамы, склонность которой к изысканным оборотам речи Амоц всегда находил несколько избыточной. «Ты, бесспорно, – говорила она, – знаешь уже от Эфрат, что твой сын проведет безвылазно целую неделю на своей базе из-за вызывающе высокомерного поведения, согласись, весьма легкомысленного. Но вот Эфрат, с другой стороны, твердо стоит на том, что не может ни на день расстаться с этими ужасными курсами. Имея двух столь проблематичных родителей, никакого другого выхода для бабушек и дедушек с обеих сторон нет, как только соединение общих наших усилий – если, конечно, нам не все равно, что наши внуки в противном случае окажутся полностью заброшенными, так что, пожалуйста, Амоц, немедленно отправляйся ко мне – в данный момент я нахожусь в кресле у дантиста, а он пытается вырвать у меня один из зубов. Но мобильник свой я держу прямо у сердца и в любую минуту готова информировать тебя о твоей роли во всем этом безобразии».
Не теряя ни минуты, он перезвонил теще своего сына, которая поручила ему, едва произнося слова анестезированными губами и ртом, набитым ватными шариками, забрать детей из подготовительной группы в четыре часа и дождаться ее в кафе «Роладин» наискосок от ее дома.
– В кафе?
– А что тут такого? Там все их знают. Закажи каждому из них по порции ванильного мороженого и попроси официанта не посыпать порцию Нади шоколадной крошкой, он убежден, что это мухи. Там очень славное место, и как только с моим зубом будет покончено, я пошлю все к черту и освобожу тебя. Не сердись… но что я могу я сделать? На самом деле, сегодня детьми должна была заниматься Даниэла, но она сказала мне, что отправляется в Африку навестить своего зятя, который осел там – и кто посмел бы осудить ее за подобный благородный жест?
Вечно изменчивое небо Африки обещало приближение низкого заката, и пурпурные холмы на горизонте на глазах превращались в фантастической формы спираль, напоминающую о предыстории вселенной. Земля под колесами машин становилась все грубее, теперь она была покрыта кочками, низкорослым и жестким кустарником, неподатливыми рытвинами, которые невозможно разглядеть заранее. У водителей уже не было возможности двигаться по собственному усмотрению, и они заново перестроили маленький караван, инстинктивно выбирая путь там, где, как им казалось, удобней. В отдалении мелькали стада зебр, то появляясь неведомо откуда, то столь же неведомо куда пропадая, чтобы тут же снова вернуться. Среди разбросанных по равнине деревьев то и дело выныривали мелкие животные – то ли лисы, то ли шакалы, издалека почуявшие запах супа и готовые до конца следовать за караваном. Один из аборигенов, напяливший колпак шеф-повара, взобрался на парусиновую крышу своего грузовика и открыл огонь над головами диких животных, но не по ним, а лишь для того, чтобы их отогнать.
Поскольку сумерки здесь наступали почти мгновенно, совсем стемнело, когда караван прибыл в расположение лагеря, где множество людей, занимавшихся раскопками, проводили долгие недели, не покидая голого склона вулканического каньона. В глубине каньона можно было заметить отблеск протекавшего по дну глубокой расщелины ручья. Неподалеку, чуть ближе к границе лагеря, на высоком шесте трепетали разноцветные флажки – такие же флажки, привязанные к толстому тросу по периметру лагеря, обозначали его границу. Толпа землекопов, мужчин и женщин, сразу же принялась разгружать прибывшие запасы, в том числе и живую козу, сопровождая работу радостными возгласами. Сиджиин Куанг, подхватив ящик с медикаментами, поспешила к одной из самых больших палаток, в то время как белый администратор стоял среди бутылок с ликером, сигаретных блоков и упаковок шоколада, ожидая появления ученых.
Сейчас они объединились в одно огромное сообщество – молодежь и люди среднего возраста, большинство – обнаженные до пояса, все – африканцы, отличающиеся друг от друга внешностью и оттенком кожи, но одинаково покрытые пылью и одинаково сгоравшие от желания увидеть белую, не старую еще женщину, закутанную в многокрасочный африканский наряд, прикрытый подержанным дождевиком. «Кто это?» – спрашивали они друг у друга по-английски, и оставалось только удивляться, какое количество акцентов имеет этот всемирно распространенный язык.
А Ирмиягу знакомил всех с сестрой своей покойной жены, оставившей на время мужа и семью, а также родную страну, чтобы хоть на несколько дней попробовать соединиться с духом ее любимой Шули.
Чернокожие землекопы сердечно приветствовали ее, пораженные смелостью этой пожилой женщины, проделавшей долгий путь к их раскопкам, которые должны были привести, наконец, к решению фундаментального вопроса о местонахождении прародины доисторического человека, отделившегося от предков шимпанзе миллионы лет тому назад. Сама Даниэла, охваченная возбуждением, с самоуверенной настойчивостью учителя с большим стажем хотела знать все – имена этих полуодетых людей, стоявших перед нею, названия стран, в которых они родились и из которых прибыли, их профессиональный опыт – словом, она хотела знать все и про всех. Ирмиягу не преувеличивал, описывая гостье многообразие национальностей столпившейся вокруг массы людей, собравшейся в лагере, – они являлись представителями всего огромного африканского континента. Вот, – говорил он Даниэле, – археолог из Уганды, с ним рядом ботаник из Чада, поодаль – двое рослых геологов из Южной Африки, а та женщина – известный антрополог из Танзании… более черной кожи ты не увидишь даже в угольной шахте, и именно она возглавляет сейчас миссию. За ними стоят физик из Ганы и американский зоолог из Канзаса – точнее, из Канзас-Сити, он не потерял интереса к своим предкам и прибыл из Нового Света, чтобы помочь науке удостоверить тот факт, что начало человеческой цивилизации находится здесь.
И, по мере того, как они произносили свои музыкально звучащие имена, знакомились с изящной белокожей гостьей, проявившей неподдельный интерес к их профессиям, знаниям и званиям, пожимали ей руки с осторожной энергичностью, успевая в то же время отметить и оценить великолепие ее английского, она сама старалась спрятать в дальний угол мысль, не дававшую ей покоя: ведь именно сегодня, в «ее» день, она не смогла выполнить обещание, данное невестке, – забрать внуков на прогулку, как обычно.
Состояние легкой растерянности, в котором в Восточной Африке пребывала эта слабая женщина, было вполне сопоставимо с паникой, овладевшей в Тель-Авиве Амоцем, прибывшим, чтобы забрать из подготовительного класса внука, и обнаружившего, к полному своему изумлению, что это – не скромная комната, как в детском садике, а целая сеть помещений, образующая, в конце концов, единое заведение, что-то вроде огромного и обособленного школьного двора, где суматошная банда сорванцов, находящаяся в непрерывном движении, оставляла взрослым шанс самостоятельно искать свое сокровище.
Едва согласившись забрать внуков, он почувствовал груз ответственности за это решение, который постепенно возрастал. Обычно в этот день – «ее день» – детей забирала Даниэла. «С чего бы она начала, – подумал он и тут же поправился, – с чего она начинает?! Конечно с машины».
И он начал с машины. Для простоты он попытался переместить детские автокресла из маленького автомобиля Даниэлы в свой. Но, провозившись с ремнями и застежками и потеряв уйму такого ценного времени, он махнул рукой на свой автомобиль и принялся за ее машину, которая мало того, что уступала его «вольво» размером, но и оказалась полностью без бензина. Время от времени он сопровождал свою жену в поездках по узким, переполненным улицам Тель-Авива, после чего подолгу ожидал ее в местах, вовсе для парковки не приспособленных, коллекционируя совсем не бесплатные талоны дорожной полиции на лобовом стекле, продублированные квитанциями в почтовом ящике. Удовольствие было не из дешевых.
Но сейчас он думал не об этом. В Тель-Авиве с такси почти не бывает проблем.
Нужные ему ворота были закрыты. Он всегда удивлялся тому, как вторые, внутренние, ворота ухитрялись в одно и то же время впускать и выпускать такое количество бурлящей мелюзги. Но то, что во дворе творилось сегодня, охватить трезвым разумом было невозможно. С нарастающей тревогой он вдруг понял, что не в состоянии разобраться, где находится группа его старшего внука, особенно с учетом того, что он несколько запоздал. Тот факт, что попытка совпала с праздником Хануки, никак не облегчал его задачу. Кроме всего прочего (и причины этого не имели значения), некоторые помещения были уже пусты. А поскольку никто не знал его, как чьего-то дедушку, он лишен был возможности просто просочиться в пространство двора с ребятней, и вынужден был стремительно проследовать вкруговую вдоль заграждения – до тех пор, пока не наткнулся на приближающегося молодого человека в праздничном убранстве – с бумажной короной на голове, увенчанной ханукальной свечой, – задумчиво разглядывавшего чьего-то деда.
– Что случилось сегодня с вашей женой? – спросил юный брат милосердия с удивлением. – Обычно детей забирает она…
На мгновение Яари колебался, решая, следует ли воспользоваться этим моментом, чтобы объяснить причины ее отсутствия, но, в конце концов, счел более правильным изложить сокращенную версию. Но и этого оказалось достаточно, чтобы наставник подрастающего поколения изумился, определив свои чувства словом «невероятно».
– Невероятно, – воскликнул он. – Полететь в Африку! В Африку! Круто!
После чего последовал подробный рассказ о проделках младшего представителя династии Яари, заслуживший то вопросительных, то восклицательных знаков. Яари слушал, кивал головой и ухмылялся. В самом ближайшем будущем родителям этого сорвиголовы, похоже, придется решать множество нестандартных вопросов. Один из них был интересен уже сейчас – куда вместе со своим представителем, подевалась большая часть его группы? В этот вечер не у одной бабушки или дедушки до поздней ночи будет болеть голова.