Появившийся ниоткуда внук, по имени Нади, был сейчас как нельзя кстати.
– Что это ты учинил, Нади?
Пятилетний разбойник посмотрел на деда. Взгляд его был задумчив, а ответ прозвучал невнятно и тихо; излишне дружелюбным он не казался, и трудно было угадать, что у малыша на уме. Незаметно подтянулась и остальная часть «беглецов». Подошла и сестра Нади – Нета, ласковая и застенчивая девчушка, которая выступила вперед, прижимая к груди маленький глиняный подсвечник. Она прочла своему деду инструкцию по правильному применению ремней безопасности при перевозке малышей, имея в виду, разумеется, не себя, а младшего брата.
Кафе оказалось совсем рядом, наискосок от дома тещи его сына Морана. Детей красавицы Эфрат здесь знали хорошо, так же хорошо, как и их вкусы. Поэтому не нужно было никому объяснять, что они собираются заказать – две порции ванильного мороженого в цветастых креманках, причем одна порция – с шоколадной крошкой, а другая – без.
– Бабушка всегда снимает с Нади пальто, потому что он все пачкает, – наябедничала Нета, глядя на Яари.
Яари принял к сведению совет внучки и снял купленное в Италии пальтишко с плеч его владельца, который воспринял это довольно мрачно. В отличие от жены, Яари не в состоянии был определить, в какой из европейских стран и во время каких визитов покупались детям их вещи, но какие-то магазины в Риме он припоминал – в основном из-за чудовищных цен.
А пока что он попытался помочь внуку одержать победу над благоухающим ванилью сливочным шариком. Но Нади решительно дал понять деду, что ни в какой помощи не нуждается. Маленькой ложечкой он копал и ввинчивался в глубины белого шарика, и делал это до тех пор, пока металл не заскреб по дну бокала.
– Хочу еще, – твердым голосом объявил он. Но тут Яари запротестовал. – В летнюю пору ты и в самом деле мог бы получить вторую порцию мороженого. Но зимой вполне достаточно одной. Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, – он обращался к обоим внукам, – мой папа вообще не подумал бы угостить меня зимой мороженым.
– А твой папа еще жив? – спросила Нета.
– Конечно. А ты разве не помнишь, как мы были у него в гостях на Рош хашана[14]?
Нета помнила. Прадедушка сидел в кресле с большими колесами и все время подрагивал, что заставляло ее каждый раз тоже вздрагивать. И Нади тоже помнил – на него неизгладимое впечатление произвели колеса.
Снаружи снова забарабанил дождь. То ли из-за погоды, то ли из-за Хануки в кафе набилась уйма народа, и совестливому Яари захотелось освободить для кого-нибудь попусту занимаемый ими столик. Но куда податься? Даниэла знала, как можно разговорить внуков – не в последнюю очередь потому, что сама была учительницей, но, главным образом потому, что знала каждого из учителей, знала их всех по имени, точно так же, как знала, с кем ее внуки играют, ссорятся и дружат. Но сам Яари ничего этого не знал, а потому его неуклюжие попытки заинтересовать внуков какими-то, казавшимся ему самому важными, вопросами неизменно натыкались на глухую стену безразличия. И если внучка еще как-то отделывалась от непривычного приставания вежливыми «да» и «нет», то маленький разбойник ни разу не соизволил на вопросы Яари хотя бы повернуть к нему голову. Минула уже добрая половина из сорока восьми часов после отъезда жены, и более всего он желал бы сейчас, чтобы она сидела рядом с ним, с полным пониманием того положения, в которое он попал, согласившись заняться внуками. Чего они хотят? Что они любят? Он предложил заказать им суфганиёт[15] – любимые всеми израильтянами ханукальные пончики с фруктовым желе и обсыпкой из сахарной пудры. Но тут же выяснил, что их уже тошнит и от самих исключительно вкусных пончиков, и от начинки, да и от сахарной пудры тоже, а горячий шоколад они даже видеть не хотят… Надо ли быть провидцем, чтобы предсказать, чем все эти ухищрения отставшего от современности Яари закончатся? Они закончились тем, чем и начались – новыми порциями мороженого.
Яари был неподдельно удивлен, наблюдая, как маленький мальчик принялся за дело. Как опытный каменщик, он обрабатывал один слой мороженого за другим. Не готовил ли он себя с юных лет к строительной профессии? Деду он всегда напоминал кого-то – но кого? Вопрос требовал ясного ответа. С каждым прошедшим днем Нета все более походила на мать, но на кого будет походить ее брат? Ни телосложение, ни цвет глаз, ни что другое не позволяло сделать какие-либо предположения. Время от времени Моран шутил, что из-за ужасающих криков, которые испускала Эфрат во время родов, они не заметили, что обожаемый всеми новорожденный был подменен плохой повитухой на будущего маленького бандита.
На подобные, пусть даже высказанные в виде шутки, заявления всегда с присущей ей в подобных вопросах энергией, возражала Даниэла. Бандит? Разбойник? Плохой мальчишка? Да как у тебя язык поворачивается сказать такое – даже в шутку? Шумный? Слишком? Да это энергия, это жизнь бьет в нем ключом. Замечательный парнишка. Полон воображения… весь в движении, словно водоворот… потому-то он и боится засыпать один в своей кровати. Просто он все время одержим какими-то идеями, все время чем-то занят, что-то придумывает… что-то свое, оригинальное. Он – мыслитель: так и запомните. И о другом подумайте – в подготовительной школе все его любят. Обожают. Да, он – заводила. Но таким и должен быть лидер!
Лишь после того, как ложечка будущего мыслителя в который раз процарапала по дну пустой креманки, в кафе вплыла бабушка Яэль, привлекая всеобщее внимание великолепной лисьей шубой (возможно, в свое время это был волк). Щеки ее пылали от холода, а в каждой руке она несла по леденцу.
Дети бросились к ней навстречу с откровенной радостью и буквально к ней прилипли, испытывая чувство облегчения – она освободила их от надзора странного дедушки, задававшего глупые вопросы.
– А где твой зуб? – требовательно спросил Нади.
Похоже, бабушка Яэль уже рассказала внукам о зубной боли и пообещала показать им зуб, как только это станет возможным.
– Этот ребенок – просто прелесть, – сказала она, целуя мальчика в затылок. – Он помнит буквально все.
И она быстрым движением достала из сумочки носовой платок, в котором оказался огромный зуб мудрости с торчащими маленькими корешками. Все это было рассмотрено с почтительным вниманием. Нета, впрочем, не скрывала отвращения:
– Фу, гадость, – сказала она.
Маленький Нади, однако, был другого мнения. По крайней мере, никакого испуга перед вырванным бабушкиным зубом он не обнаружил; более того – потрогал его пальчиком, правда, очень осторожно.
– Если я его трогаю – ему больно?
Бабушка Яэль относилась к разряду несгибаемых женщин. Такое заключение сделала в свое время Даниэла, когда Яэль, неукротимая собирательница сплетен любого уровня, облегчила жизнь Даниэлы, установив непрерывную, с использованием телефона, связь с ней, хотя Яари и призывал жену к большей сдержанности. Яэль была непредсказуема. Так, в самую последнюю минуту, никого не предупредив заранее, она пригласила на празднование бракосочетания Эфрат и Морана (мероприятие финансировал, между прочим, Яари) на пятьдесят человек больше, чем было оговорено, и только благорасположение руководителей фирмы, отвечавшей за кейтеринг, не позволило большинству гостей вернуться со свадьбы голодными. Она была в высшей степени эмоциональной дамой, пусть даже всегда счастливой и жизнерадостной (не потому ли?). Даже ее собственный экс-муж, человек ожесточенный и циничный, танцевал с ней – и только с ней – до самого утра, разбивая тем самым сердце своей молодой спутнице.
Яари поднялся с места и надел пиджак.
– Ну вот, – возвестил он, – наконец-то ваш дедушка уходит… – и в ту же минуту вспомнил, что школьный учитель попросил его рассказать родителям мальчика о его, увы, успешной и далеко не первой попытке лишить остальных детей послеполуденного сна.
– Ой, – воскликнула бабушка Яэль, всплеснув руками то ли в притворном, то ли в искреннем испуге. – Что же это было, золотой мой! Ты опять, наверное, дома не мог уснуть, зажег повсюду свет и устроил своему отцу «белую ночь»?
– Черную, – поправил ее малыш. – Утром папа сказал: «Это была самая черная ночь в моей жизни. И устроил ее Нади…»
Черная бархатная ночь мягко накрыла другую бабушку на краю базальтового каньона. Над ее головой незнакомые африканские звезды, вращаясь, превращали знакомый ей с детства млечный путь в полноводную стремнину света, уходящую в глубину вселенной. Где-то внизу, у подножья холма, бессонный генератор разбивал хрустальную тишину наступившей ночи, обеспечивая взамен надежную связь между отдельными палатками и остальным миром.
На огороженной каменными блоками площадке из-под огромных котлов с мясом и овощами то и дело вырывались языки пламени – там доваривался ужин, и, судя по аромату, стоило дождаться, пока он будет готов.
Руководитель группы танзанийских землекопов, Салоха Абу, пригласил гостью к столу, где повара уже накладывали огромные порции.
– Расспроси их о раскопках, – прошептал Ирми на ухо Даниэле. – Прояви интерес к их работе, и ты не пожалеешь. Им, так же как и всем нам, важно внимание и доброе слово.
Даниэла кивнула.
– С твоим замечательным английским будет нетрудно достичь взаимопонимания, ты поймешь все антропологические термины и объяснения, в которых я не разбираюсь. Может, потому что я постепенно теряю слух.
– Теряешь слух – или не можешь сосредоточиться?
– Ну, возможно, и то, и другое. Из-за неспособности к концентрации… равно как и любой другой одинокий человек.
– Не беспокойся. Я проявлю огромный интерес, – сказала гостья; в глазах ее, отражаясь, вспыхивали огни пламени. – И вовсе не в качестве демонстрации вежливости или причуды, и даже не из-за профессиональной привычки. Не забывай, что я до кончиков пальцев и прежде всего учитель, а учитель всегда найдет подход к сердцам учеников, особенно молодых.