На этот раз Франсиско вошел вместе с Морисом, на сегодняшний день являвшимся владельцем современного частного автомобиля скорой помощи, в течение многих лет возившего пожилых дам от дома до поликлиник и больниц для необходимых проверок и процедур. Был он египетским евреем, который прихватил в Израиль добродушный нрав, безграничное терпение и смешливость, свойственные обитателям страны Нила. Время от времени ему удавалось буквально несколькими словами вселить надежду в самых безнадежных клиентов, которых он увозил и привозил обратно. В последние годы мать Яари прониклась к нему таким доверием, что предпочитала использовать его «амбуланс» вместо такси, отправляясь за покупками или навещая друзей с визитом.
– Ну, вот он и явился, наш Морис, – объявил отец Яари, простирая руки в приветственном жесте, обращенном к низенькому плотного сложения человеку. – Когда мы тебя видим, сразу вспоминаем – есть еще люди, которые нас любят.
Морис, нагнувшись над инвалидной коляской, осторожно прижал старика к своей груди, как если бы имел дело с изделием из стекла, затем тепло пожал руку младшему Яари. Было очевидно, насколько приятно было ему вновь очутиться в кругу семьи Яари, особенно для того, чтобы поездка закачивалась не пребыванием в больнице, а визитом к давней любви.
Лицо пожилого джентльмена приобрело малиновый оттенок, а его указательный палец, подобно маятнику, качнулся туда и сюда под носом Франсиско, который, судя по всему, много болтал. Но Амоц Яари хмыкнул и сказал: «Вот вам доказательство того, что вопреки календарю сердце с годами только становится моложе».
Дождь все моросил, и в Тель-Авиве становилось сыро и мокро; утешало лишь то, что в Иерусалиме было еще хуже. Яари настоял, чтобы Франсиско закутал его отца в просторное пальто, а поверх него накинул черное полиэтиленовое пончо с капюшоном, наподобие того, что были на куртках его внуков. После чего Марко и Педро загрузили огромную, приготовленную загодя коробку с разнообразной провизией на пол-«амбуланса», добавив бесчисленные пластиковые упаковки, занимавшие целый угол лифта, вкатили в оставшееся пространство и кресло на колесах, выглядевшее столько же почтенно старым, как и его хозяин. Некоторое время Яари не мог решить, следует ли ему присоединиться к отцу в машине скорой помощи или, не жертвуя свободой передвижения, поехать за рулем собственной машины. В итоге он решил быть как можно ближе к старику, тем более что в противном случае тот рисковал – в непредсказуемых обстоятельствах – остаться один среди безмолвствующих филиппинцев.
– Ну а что там насчет «сюрприза»?
– Сюрприз ожидает тебя в сквере Ицхака Рабина. У книжного магазина.
Такое же объяснение последовало и от шофера.
Рядом с книжной лавкой, в это время еще закрытой, их ожидала неопределенного возраста фигура столь же неопределенного пола. Даже после того как она с живостью вскочила в «амбуланс» и сняла шляпу, стряхивая с нее капли дождя, коротко подстриженные волосы и морщинистое лицо не давали бесспорных оснований решить, принадлежит ли владелец этого лица к миру мужчин или женщин, а само лицо – является старым или, скорее, молодым. Но старший Яари не зря прожил долгую свою жизнь.
– Поздоровайтесь с экспертом, которого прислал нам Готлиб, – сказал он. – Именно она объяснит нам все, что касается шума и грохота в Иерусалиме. Имя? Рошель? Рухале? Это что, такое имя? Разрешите мне представить вам моего сына и наследника. И зовут его Амоц.
– Я уже имела удовольствие встретиться с наследником этого наследника, – сказала крошечная женщина, улыбаясь и стягивая с себя насквозь промокший жакет, – и надеялась, что он тоже будет здесь.
– Он арестован военной полицией за то, что пытался увильнуть от резервистской службы.
– Это как-то на него не похоже.
– Случается. Я знаю множество ситуаций, ни на что не похожих, – вздохнул Амоц.
Марко и Педро оценивающе разглядывали крошечного эксперта. Тщедушным телосложением и сочетанием юношеской фигуры с очень взрослым лицом вдобавок к светлым волосам и синим глазам она вполне могла бы составить достойную пару для любого из филиппинцев.
– Моран рассказывал мне, что вы вместе слушали завывание ветра в Пинскере, и что вы полагаете наличие проблемы не в наших лифтах, а всецело в трещинах лифтных шахт.
– Я не полагаю, – подчеркнуто терпеливо ответствовала эксперт. – Я уверена. Вам необходимо затащить подрядчика на крышу лифта, подтянуть туда же достаточно сильный прожектор и ткнуть его носом в эту грубую ошибку, так чтобы он воочию смог убедиться, на ком лежит вся ответственность.
– Это абсолютно то, что я пытался втолковать Готлибу, – удовлетворенно кивнул Яари, на которого профессиональная уверенность маленькой женщины произвела глубокое впечатление. – Я сразу сказал, что мы должны осветить шахту. Но наша фирма не облечена полномочиями, касающимися самих лифтов, которым выданы гарантии вашей фирмы; к сожалению, старый мой друг и упрямый осел Готлиб наотрез отказался предпринять хоть что-нибудь, даже когда доказательства именно его ответственности не увидел бы только слепой.
– Вот именно, – энергично подхватила экспертная дама. – Вот именно. Что его заботит? Только одно – деньги. Необходимость даже один раз довернуть болт для него неприемлема, если не принесет ему хотя бы один шекель прибыли. Я знаю его с детства – он как две капли воды похож на моего отчима. Каким он и является… В каком-то смысле.
– Что? Готлиб – твой отчим? – от удивления старший Яари прямо затрепетал, безуспешно пытаясь придвинуть к ней поближе свое инвалидное кресло.
Дождь барабанил по крыше «амбуланса», маленькие окошки были сплошь залиты водой.
– Вы об этом не знали? Он что, ни разу не обмолвился об этом? Не дал понять?
– Абсолютно.
– Это так на него похоже – всячески скрывать все, что касается нашей семьи. Готлиб настаивал, чтобы моя мама отослала меня в киббуц. До этого мой отец работал у него на фабрике, но вскоре он простудился и умер. Отправив меня в киббуц, Готлиб мог бы сберечь немало денег, а кроме того, ничто не мешало бы ему сблизиться с мамой. Когда на каникулы я вернулась домой, он, испугавшись, исчез из дома, чтобы избежать любой ответственности. По его мнению, я всегда была ненормальной, по той лишь единственной причине, что оставалась маленькой и тощей. Для начала он категорически стал возражать против моей работы в районной мастерской по ремонту автомашин. По его представлению, это не подходило для женщины. Он полагал, что мне больше годилась какая-нибудь работа на кухне или в прачечной киббуца. Но когда выяснилось, что я обладаю этим талантом… позволяющим на слух обнаруживать неполадки, вызываемые ветром, в чем он имел возможность убедиться на лифтах, которые сам он и выпускал, он пришел в полный восторг и пригласил меня работать у него. Но с тех пор до сего времени ему трудно признаться открыто, что я также являюсь членом его семьи. Мне кажется сейчас, что он немножечко побаивается меня.
– Но почему? – полюбопытствовал Яари.
– Откуда мне знать? Мне кажется иногда, что его пугают вещи, выглядящие для него иррациональными… в чем-то мистическими. В частности то, что я слышу и различаю голоса, а люди вроде него пугаются, что если даже они воспользуются этим для какой-либо пользы, рано или поздно это закончится для них плохо и тогда – вот главное – они потеряют на этом все свои деньги.
Старший Яари захлебнулся смехом и нежно сжал ее руку.
– Но один вопрос, действительно, мне непонятен – каким образом в этой редкой профессии ты оказалась признанным экспертом? Морана ты тоже поразила.
– Вас это, возможно, и удивит, но все мои способности выросли из любви к музыке.
– Какой именно музыке, дорогая? – спросил старый джентльмен, явным образом заинтересовавшийся этой, похожей на подростка женщиной.
– Возможно, вы слышали о музыкальных празднествах в Кфар Блюм – фестивале камерной музыки, который Радио Израиля организует ежегодно в этом киббуце? Гражданское население приезжает туда со всех уголков страны, чтобы услышать исполнение классической музыки, полагая, таким образом, перейти в разряд людей утонченных. Киббуц несет ответственность за все – обеспечивает администрацией, несет все расходы по логистике, размещению и прочему – ведь это еще и хороший бизнес. А бизнес – это прежде всего рабочие места. Распространители билетов, билетерши, сотрудники, отвечающие за подготовку репетиционных залов, раскладные стулья и музыкальные стенды, рабочие-такелажники, передвигающие пианино, и, конечно, осветители. Публика, прибывшая на фестиваль, приглашается также на репетиции, как и наиболее осведомленные знатоки, это и есть самое интересное. Находятся также любители такого уровня подготовки, что они не посещают ни одного концерта, довольствуясь посещением репетиций и прослушиванием. После армии я начала работать в группе поддержки и вынуждена была пройти через бесчисленное количество репетиций, где вдоволь наслушалась комментариев о темпах и окрасках тона, неуловимости vibrato и особенностях crescendo, вредоносности glissando и о многом, многом другом. Ведь, и в самом деле, после фуг Баха и сонат Моцарта, сыгранных на протяжении последних столетий, многое ли можно добавить к тому, что звучало в репетиционных помещениях Кфар Блюма, за исключением, быть может, нескольких интерпретаций? Так что мне оставалось только, исполнившись восхищения, просиживать там как можно чаще и дольше, пошире растопырив уши, а когда они вдобавок показали мне, как вся эта музыка пишется, я открыла, что природа наградила меня не только хорошим слухом, но и способностью безошибочно определять высоту тона, что означает: я в состоянии не только улавливать интервалы между нотами, но и идентифицировать каждую из них, и, более того, даже исполнять музыку «с листа» в правильном регистре…
– Невероятно!.. Уловить и распознать тональность, никогда не занимаясь музыкой?
– Да. Очевидно, я с этим родилась. И когда я убедилась, что у меня такой слух, я начала прислушиваться к звукам вообще. К тому, как звучит гараж, используя чувствительность моего уха, чтобы выявить связь между скрипами и другими таинственными звуками в грузовиках и тракторах с плохо отрегулированными двигателями, так что я стала улавливать даже крошечные, едва уловимые звуки, что означает необходимость в точное время позаботиться о них, чтобы избежать целого букета неприятностей потом. Я полагаю, что в этой стране, пока что-нибудь непоправимое не случилось, никто не задумывается обратить внимание на необходимость принятия самых неотложных предупредительных мер. А я… да вот прямо сейчас я слышу, как скрежещет автоматическая трансмиссия этого «амбуланса» при переключении передач, и наш шофер, когда доберется до Иерусалима, должен будет проверить масло в коробке передач, чтобы мы не застряли под дождем на обратном пути из Иерусалима…