хабиби, давай немножко рискнем сами. Мой Нимер и я, и быть может, и ты, достаточно опытны, чтобы понять, что следует делать, что следует сделать нам самим, а чего мы сделать не можем. Сорок лет тому назад я сам протиснулся в шахту, вроде этой, и ты собственными глазами можешь убедиться, что все кончилось благополучно.
И поскольку Готлиб хотел в этой, как и любой другой, ситуации демонстрировать свою практическую хватку и неотразимую, как всегда, логику, он решил, что с помощью ремонтника сумеет определить точное расположение застрявшего лифта, причем технику не придется одолеть при этом больше ступеней, чем это абсолютно необходимо. Яари направил свет между разделительными брусьями на противовес, прищемивший ногу, и разглядел контур тела и шерстяной шарф. Тихое всхлипывание женщины смешивалось с жалобами ветра и его громыханием.
– Что ты чувствуешь, Рахель? Скажи мне. – Он хотел услышать ее голос, но она, всхлипывая, повторяла только одно и то же:
– Папочка… Папочка…
В конце концов, верхняя дверь на тринадцатом этаже была открыта, и Нимер, который поднялся по ступеням, чуть дыша, решил, что главным и самым неотложным делом было вызволить из западни юриста. С проворством обезьяны, не соответствовавшим его возрасту, он поднырнул под направляющий трос, приказав адвокату уцепиться за его руку, и одним мощным рывком выдернул его из кабины лифта прямо на мраморную площадку тринадцатого этажа.
– Готлиб приказал мне прихватить с собой и тебя тоже, – сказал он Яари.
– Нет, – непреклонно сказал Яари, – я не сдвинусь с места, пока она в беде. Ее беда – это и наш риск. А я – часть и того, и другого.
Готлиб тем временем вернул к жизни большой центральный лифт и погрузил в него ящик с инструментами, потихоньку продвигаясь вверх на крыше кабины, напоминая рулевого, управляющего большим парусником, подходящим к причалу, расположенному на двенадцатом этаже – оттуда удобнее всего было подхватить беспомощную пассажирку.
Только тогда, при ободряющем присутствии отчима и его техника, она, собравшись с силами, перестала рыдать от боли и страха и обрела способность отвечать на его вопросы.
– Так что же там случилось у тебя, дочурка? – с непривычной для него шутливой интонацией обратился к ней Готлиб. – Ты что, решила совершить полуночную прогулку по стенке лифта?
– Я чувствую, Готлиб, что кто-то схватил меня за ногу. И держит…
– Так случается, Рейчел, и будет еще случаться до тех пор, пока ты будешь серьезно относиться ко все этим сказкам о ветрах, которые рассказывают тебе представители семьи Яари.
– Очень болит нога. Правда. Мне очень плохо.
– Сейчас мы эту твою ногу освободим, и вытащим тебя отсюда. Только не двигайся.
– Боюсь, что у меня уже нет ноги.
– Куда ж она могла задеваться? – продолжал Готлиб в том же шутливом тоне. – Никуда она без тебя не уйдет. А тебе представится возможность немного отдохнуть, поскольку в свое время я оформил страховку на твои ноги, и не на одну – заметь, а на обе. Буквально через минуту Нимер проберется в большой лифт, вскроет заднюю панель и освободит твою ногу. Так что успокойся, милая – ты еще сможешь вдоволь натанцеваться на свадьбе.
– На чьей свадьбе, Готлиб? Что ты несешь?
– На твоей, разумеется.
– Никакой свадьбы, увы, не предвидится.
– Если я сказал «свадьба», значит, так оно и будет. И да же сам я… тоже. Потанцую.
– Так ты еще к тому же и танцор?
– Специально подучился. Для твоей свадьбы.
Нимер тем временем раздобыл два аварийных фонаря, вскрыл дверь кабины и проскользнул внутрь центрального лифта, на крыше которого его уже поджидал Готлиб. Руководствуясь указаниями, которые выкрикивал ему работодатель, он ловко вскрыл боковую панель, которая мешала ему освободить попавшую в ловушку женщину. Сверху, при свете фонаря, который держал Яари, техник, появившийся из лифта, выглядел как первобытный, доисторический человек у входа в пещеру, оттуда он подавал Яари сигналы – переместить кабину лифта, но не больше, чем на дюйм… еще чуть-чуть, все, стоп – так, чтобы освободить противовес, затем осторожно вытянул на себя деликатное создание рода человеческого, все еще замотанное в красный шерстяной шарф. После чего Готлиб, как по маслу, повел кабину лифта вниз.
В вестибюле, встревоженно и возбужденно, поджидали их не только инженер строительной компании, юрист и председатель совета квартиросъемщиков вместе с ночным дежурным администратором, но также несколько любопытствующих владельцев квартир, разбуженных шумом и ставших свидетелями происходящего. Эксперт с окровавленной ногой была уложена на простыню, принесенную дежурным охранником. Тем временем Яари уже спустился в самом левом лифте, снова переведя его на автоматический контроль. И через пару минут три из четырех лифтов снова начали функционировать под грохот и завывание ветра, возвратившихся во всей своей мощи.
Поскольку Готлиб не был искушен по части эффективности общественных мероприятий по оказанию помощи, он распорядился вызвать скорую помощь и на руках понес почти невесомую фигурку падчерицы в машину, которая как можно быстрее должна была доставить пострадавшую в ближайший травмпункт.
– Вы только не говорите мне, – заявил юрист, – что это из-за меня случилось происшествие.
– Никто и ни в чем тебя не обвиняет, – с презрением ответил Яари, – но именно ты виноват в том, что не поверил в реальность, пока тебя не сунули туда носом.
– Ну, так что же в итоге? – спросил у Яари Кидрон, чье лицо казалось присыпанным мукой.
– Именно то, о чем я вам и говорил. И сам проект, и производство лифтов были в полном порядке. Но строительная компания полностью обделалась; а потому вы можете снова отправиться в постель и наконец оставить меня в покое.
Через несколько секунд после того, как Даниэлу вырвали из ее сна, она вдруг поняла, что не во сне, а наяву слышит голоса двух африканцев – мальчика и женщины, вошедших в соседнюю комнату. На ней были бюстгальтер и блузка и она вспомнила, что успела снова надеть их после того, как ее зять в панике выскочил из комнаты. Только дождевик все еще валялся на полу – подняв и встряхнув его, она завернулась в плащ, прежде чем осторожно открыть дверь между двумя комнатами. Темнокожий подросток лежал на операционном столе; пожилая женщина, стоявшая рядом, скорее всего, была его матерью.
Безмолвной улыбкой она поблагодарила их за то, что они ее разбудили. Таким образом, она могла при желании снова вернуться в свою комнату и продолжить сон, пока за ней не зайдет Сиджиин Куанг.
Но когда она вышла в сверкающее солнечным светом утро и ступила на влажную от утренней росы траву, вдалеке она увидела статную фигуру суданки, которая приходила, чтобы поднять ее, но прежде всего – найти, после того, как она обнаружила ее комнату пустой.
– Они ждут тебя здесь, – покраснев, сказала Даниэла медсестре, которая была слишком тактична, чтобы расспрашивать ее, почему и как провела она ночь в изоляторе. Вместо этого она просто напомнила Даниэле, что у них остается для сборов слишком мало времени.
В кухню израильтянка вошла с каким-то смутным чувством. Утренняя активность была здесь уже в полном разгаре, а все следы вчерашнего празднества исчезли. Ирми, в обычной одежде цвета хаки, сидел за одним из небольших столиков, торгуясь на малопонятном наречии с высоченным воином из племени масаи – тот был в красной накидке, он принес Ирмиягу овцу и ягненка. Похоже, оба мужчины были довольны сделкой. Теплый взгляд Ирми достался и его родственнице.
– Мы должны поторопиться, Даниэла, – сказал он, – ночью прошел дождь, и мы можем завязнуть в грязи.
Она быстро взбежала по лестнице и вошла в комнату, поспешно оставленную прошлой ночью; вид скомканных простыней вызвал в ней ощущение, что какой-то случайный человек заходил сюда и, быть может, лежал в ее постели, но у нее не было уже времени для предположений и фантазий. Она должна просто убраться из этой комнаты скорее, приведя ее в порядок – такой, по крайней мере, в каком она находилась при предыдущем постояльце. Умыв лицо и захлопнув сумку, Даниэла как можно тщательнее прибрала постель. Затем она протерла раковину и туалет, чтобы не оставлять после себя никакой неопрятности. В какой-то момент она хотела позвать кого-то на помощь, чтобы отнести вниз ее чемодан, но отказалась от этой мысли, понимая, что без труда может скатить его вниз по ступеням.
– Запаздываешь, – строго выговорил ей Ирми, как если бы разговаривал со школьницей. Ни во взгляде его, ни в тоне голоса не было, впрочем, признаков недовольства или тревоги. Наоборот, он был как-то необычайно дружелюбен и полон сочувствия к гостье, которая возвращалась в места, где ее подстерегала опасность. Она удивилась, поняв, что стремительный темп, который он навязывал ей, не оставляет ей времени, чтобы нормально поесть, как она это обычно делала в предыдущие дни; более того, не было времени, чтобы по-человечески попрощаться со старым привратником-африканцем. Ей уже приготовили – точно так же, как в ночь ее прибытия – большой пакет с сэндвичами и вместительный термос с кофе.
– Вот это все – для тебя, – сказал Ирми, протягивая ей с улыбкой, – но постарайся не опоздать и не заблудись на обратном пути. Я обещал Амоцу, что вовремя верну тебя домой.
И он понес небольшой ее багаж к ожидавшему у дороги «лендроверу».
Сиджиин Куанг уже заняла место за рулем, а на соседнем сидении расположился африканский юноша, которого Даниэла видела в изоляторе, – ему необходимо было свободное пространство для забинтованной ноги. Ирми бросил чемодан на заднее сиденье и жестом показал ей назад. Она была почти оскорблена той быстротой, с которой ее отправляли, и тем местом, которое было выделено ей.
Но совершенно неожиданно все изменилось, когда, подойдя вплотную, Ирми, ее зять, обнял и крепко прижался ее к себе. Все было забыто, после того как он сказал:
– Даниэла, сестренка. Спасибо. Спасибо за этот визит. Ты не только не мучила меня, ты принесла мне столько счастья. И если, в конце концов, мне удалось убедить вас обоих, что у вас нет причин тревожиться обо мне, значит, твое прибытие содержало в себе нечто положительное.