— На помощь! — закричали разом Фродо и Сэм, припустив к нему с протянутыми руками.
— Эй, там, не шуметь! Стойте где стоите! — пропел он, подняв руку, и хоббиты замерли как вкопанные. — Что за страсти да напасти, вы зачем кричите? Чур, кувшинок мне не мять и отвечать правдиво здешних мест хозяину, Тому Бомбадилу.
— Моих друзей дерево сцапало! — задыхаясь, выпалил Фродо.
— Господина Мерри дуплом защемило! — одновременно с ним выкрикнул Сэм.
— Заграбастал? — воскликнул Том, смешно подпрыгивая на месте. — Дядька Ива? Мы ему покажем! Зимней песней листья сбросим, корни стужей свяжем. Чтобы спал! Не баловал! И с дороги не сбивал.
Бережно опустив на траву свой поднос с кувшинками, он подбежал к дереву и, завидя торчавшие из дупла ноги Мерри, приник к щели и что-то тихо пропел. Слов было не разобрать, но результат последовал незамедлительно. Мерри пришел в себя и начал брыкаться. Том отскочил в сторону и, обломив ближайшую ветку, хлестнул дерево по стволу, напевая:
— Дядька Ива, перестань! Ишь чего надумал! Сцапал маленьких растяп, экий старый дурень. Бомбадил тебе велит — пей водицу вволю. Засыпай! А малышей отпускай на волю!
Потом он ухватил Мерри за ноги и вытащил из неожиданно расширившегося дупла. Тут же раздался недовольный скрип, и Пиппин вылетел наружу, словно получив напоследок хорошего пинка. По дереву, от корней до макушки, пробежала дрожь, и все стихло.
— Спасибо вам! — нестройно загомонили хоббиты.
Том весело рассмеялся.
— Ну а вам, малыши, — пропел он, наклоняясь и всматриваясь в их лица, — быть гостями Тома. Обо всем — о том о сем — потолкуем дома. Стол накрыт, там хлеб и масло, мед из сот сочится. Золотинка ждет давно, надо торопиться. Эй, живехонько за мной! Надо торопиться!
С этими словами он поднял свои кувшинки, призывно махнул рукой и, продолжая пританцовывать, двинулся по тропе на восток, громко распевая что-то уже совершенно невнятное.
Хоббиты, слишком удивленные и обрадованные, чтобы даже говорить, со всех ног поспешили следом. Поспешить-то поспешили, но довольно быстро отстали. Том скрылся с глаз, и голос его слышался все слабее и слабее. Потом, правда, песня, словно донесенная случайным порывом ветра, вновь зазвучала громко.
Эй, бегите, карапузы, вдоль Ветлинки-речки.
Том пойдет вперед, зажжет в доме свечки,
Потому что скоро солнце за холмы закатится.
Но никто на вас не станет в темноте охотиться —
Ни Ольха, ни Ива, ни ветки, ни коренья!
Том вперед пойдет, зажжет в очаге поленья,
Чтобы в доме — тили-тили! — для гостей было угощенье,
Чтобы — трали, чтобы — вали, — гости не скучали!
С последним куплетом все смолкло. Солнце почти сразу же скрылось за деревьями позади. Хоббитам невольно припомнилось, как поблескивают закатные лучи на темной глади Брендивина и вечерней порой одно за другим зажигаются окна Бренди-Холла. Здесь никаких огней не было. Над тропинкой угрюмо нависали деревья, из-под которых уже начал выползать белесый туман, такой же, какой поднимался над рекой.
Идти становилось все труднее: путники устали, и ноги казались просто каменными. Из камышей и кустов доносились странные шорохи, а стоило хоббитам поднять глаза, как в призрачных сумерках начинали мерещиться какие-то жуткие, шишковатые рожи — не иначе как деревья следили за ними с затаенной злобой. С каждым шагом они все больше чувствовали себя угодившими в дурной сон, который никогда не кончится.
Но он все-таки кончился. Когда хоббитов и ноги-то уже почти не несли, тропа плавно пошла вверх. Послышался мелодичный плеск воды — туман и брызги поднимались над маленьким водопадом. Лес закончился: темные деревья и мутное марево остались позади. Впереди лежал травянистый луг, а спрыгнувшая с уступа и по-прежнему бежавшая рядом Ветлинка казалась уже не угрюмой и подозрительной, а приветливой и веселой. По ее струистой поверхности разливался свет звезд.
Трава под ногами стала вдруг упругой и ровной, словно на любовно ухоженном газоне. Лесная тропа обернулась аккуратной дорожкой, выложенной по сторонам камнями. Она взбегала на вершину зеленого холма; теперь, под звездным ночным небом, он казался серым. Потом снова повела вниз, и опять вверх. И тут, у подножия следующего холма, приветливо засветились огоньки окон. Неожиданно ярким желтым просветом распахнулась дверь. Там стоял дом — дом Тома Бомбадила. Позади него высился крутой голый отрог, а еще дальше смутно вырисовывались курганы.
И хоббиты, и пони мигом забыли об усталости, да и страхи почти развеялись.
— Гей, веселей! — зазвучала навстречу песня.
Гей-гей! Веселей! Прыг да скок, зверушки!
Скачут хоббиты резвей, коли ждут пирушки!
Скоро хором будем петь, и потом — друг дружке.
А затем вступил другой голос, наполненный извечной юностью самой весны, словно с вершин холмов полились звенящие серебристые струи:
Для начала воспоем радостно и бодро
Солнце, звезды, и луну, дождь, туман, и вёдро,
Листья, ветки, и цветы, и росу подлунную,
Берег, омут, и кувшинки, и, конечно, Бомбадила,
И подружку его — Золотинку юную.
Под это напев хоббиты ступили на порог, и их озарил золотистый свет.
Глава 7У Тома Бомбадила
Хоббиты переступили широкий каменный порог и остановились, щурясь и моргая. Они оказались в невысоком, но длинном, просторном помещении, залитом струившимся отовсюду светом. На темном, гладком столе горели высокие желтые свечи, с низких потолочных балок свисали яркие светильники. В кресле у дальнего конца стола сидела женщина. Ее длинные волосы струились золотыми волнами, ниспадая на зеленое, словно молодой тростник, платье с серебристыми, точно капельки росы, проблесками речного жемчуга, перехваченное дивной работы золотым поясом в виде цепочки желтых кувшинок со вставками бледно-голубых незабудок. У ее ног, в неглубоких сосудах из коричневой и зеленой глины, плавали живые кувшинки. Казалось, она восседает на престоле посреди озерца.
— Милости просим, дорогие гости, — послышался чудный голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. Именно она недавно пела для них. Робея, хоббиты сделали несколько шагов навстречу, и каждый отвесил низкий неловкий поклон. Чувствовали они себя так, словно попросили напиться у дверей хижины, а им отворила юная и прекрасная эльфийская королева в уборе из живых цветов.
Но пока они перешептывались, не зная, что сказать, прекрасная хозяйка перепорхнула через кувшинки и, смеясь, устремилась к ним. Платье ее шелестело, как ветерок в цветущих приречных травах.
— Входите же, милые друзья, — молвила она, беря Фродо за руку. — Смейтесь, веселитесь. Я Золотинка, дочь Водяницы, — и она, проскользнув мимо хоббитов, затворила двери, затем обернулась и, раскинув тонкие белые руки, воскликнула:
— Пусть ночь останется за порогом. А вы оставьте там свои страхи: не бойтесь ни туманов, ни древесных теней, ни темных омутов, ни неведомых чудищ. Вам нечего бояться, нынче вы под надежным кровом Тома Бомбадила.
От ее улыбки изумленная растерянность хоббитов поумерилась.
— Прекрасная госпожа Золотинка, — пролепетал наконец Фродо, чувствуя, как его сердце преисполняется дивной отрадой. Подобный восторг ему случалось испытывать, внимая чарующим голосам эльфов, но здесь чувство было иное: восхищение не столь острое и возвышенное, но более глубокое и земное, близкое сердцу смертного. Пред собой он видел существо чудесное, но не чуждое. — Прекрасная госпожа Золотинка, теперь мне внятно таинственное ликование, которое порождает в сердцах ваша песня.
О стройная тростинка! О чистая криница!
О животворная вода! О дева-водяница!
О весна, весна и лето — без зимы и холода!
О ручей! О ветерок! Извечна ты и молода!
Неожиданно он запнулся, дивясь тому, с его ли уст сорвались эти слова. А Золотинка рассмеялась.
— Добро пожаловать, — снова пригласила она. — Я и не ведала, что хоббиты мастера на сладкозвучные речи. Но ты, конечно же, Друг Эльфов: звонкий голос и свет в твоих глазах вещают об этом. Вот радостная встреча! Садитесь, располагайтесь — хозяин скоро вернется. Он обихаживает ваших лошадок, тоже ведь заморились, бедняжки.
Хоббиты охотно уселись в низенькие, сплетенные из тростника кресла. Золотинка захлопотала у стола, а они не сводили с нее глаз, ибо дивная грация движений зачаровывала не меньше, чем ее голос, наполняя сердца тихим восторгом. Со двора доносилось веселое пение. То и дело, среди всяческих «Том-бом» да «Бим-бом-бил» различался припев:
Том веселый, Бомбадил, ходит в куртке синей,
Шляпа — дрянь, зато перо — белое, как иней,
Кушачок зеленый, кожаные штанцы,
А ботинки желтые — хоть сейчас на танцы!
— Прекрасная госпожа, — снова заговорил Фродо. — Наверное, мой вопрос покажется глупым, но осмелюсь спросить. Кто он, Том Бомбадил?
— Тот, кого ты видел, — отвечала Золотинка, с улыбкой встретив вопрошающий взгляд Фродо. — Том — Хозяин. Хозяин леса, вод и холмов.
— Значит, он владеет всем этим диковинным краем?
— Конечно, нет, — ответила она, и улыбка ее на миг потускнела. — Владеть было бы для него тяжким бременем, — добавила Золотинка тихо, словно для себя. — Деревья, травы и все здешние обитатели живут сами по себе и сами же себе принадлежат. А Том Бомбадил — Хозяин! Ему ведомы все тайные тропы, все сокрытые броды. Днем и ночью разгуливает он по лесу и пляшет на вершинах холмов, не встречая препон, не ведая страха. Он Хозяин, извечный Хозяин.
Дверь отворилась, и вошел Том Бомбадил. Шляпы теперь на нем не было, но на густой каштановой шевелюре красовался венок из осенних листьев. Он рассмеялся, подскочил к Золотинке и взял ее за руку.
— Вот моя хозяюшка, — представил ее. — Только поглядите! В серебре и зелени, в золотистых листьях. Стол накрыт: я вижу хлеб, соты золотые, сливки, масло, травы, сыр, ягоды лесные. Все готово у тебя, милая хозяйка? Ну, тогда гостей к столу быстро приглашай-ка.