— Вперед! За мной! — крикнул он через плечо, торопя пони. Но уже спустя миг его надежда сменилась растерянностью и тревогой. Пятна, принятые им за холмы, словно бы съежились, а потом из тумана выступили два огромных, слегка наклонившихся один к другому камня: точно дверные столбы без притолоки. Откуда они взялись, Фродо понять не мог: сверху он ничего подобного не видел. Только вот сообразил он слишком поздно, когда пони уже пронес его между столбами. Пала тьма. Лошадка всхрапнула, вздыбилась и, сбросив седока, умчалась прочь. Поднявшись на ноги, Фродо понял, что остался один.
— Сэм! — закричал он. — Пиппин! Мерри! Где вы застряли?
Ответа не было. Охваченный страхом, он устремился назад, к камням, отчаянно выкликая имена друзей. Пони пропал в тумане. Откуда-то, словно из далекого далека, донесся слабый окрик: «Эй, Фродо! Эй!» Крик донесся слева, с востока: не иначе как из-за камней. Опрометью бросившийся на зов Фродо внезапно понял, что бежит в гору. Ковыляя во мгле, он звал и звал снова. Долгое время ответом ему была лишь вязкая тишина, потом откуда-то сверху послышалось: «Фродо! Фродо!», а затем, сразу же, жалобный, отчаянный вскрик, тут же оборвавшийся. Фродо поднимался так быстро, как только мог, но тьма сгущалась еще быстрее: куда он идет, можно было только гадать. Вот, похоже, и вершина… Ноги подкашивались, глаза заливал пот, а тело пробирал озноб. А вокруг темень — хоть глаза выколи.
— Эй, где вы?! — крикнул он из последних сил. Ответа не было. И тут неожиданно налетел пронизывающий ледяной ветер. Он уносил прочь клочья тумана, разгоняя мглу. Фродо поднял глаза и с удивлением увидел проступавшие сквозь смутное марево звезды. Трава под ветром зашелестела — ему показалось, что по-змеиному зашипела.
Вновь — теперь уже едва-едва различимо — послышался крик. Фродо устремился на зов. Туман стремительно таял и вдруг, словно отдернутый занавес, исчез, явив взору звездное небо. Фродо увидел, что стоит, обратившись лицом к югу, на вершине холма, — забрался он туда, надо полагать, с севера. Ветер пробирал до костей. Справа, на фоне западного звездного небосклона, мрачно вырисовывался черный курган.
— Где вы?! — снова крикнул Фродо, испуганно и сердито.
— Здесь, — отозвался глубокий и холодный голос, исходивший, казалось, из-под земли. — Я жду тебя.
— Нет! — только и вымолвил Фродо заплетающимся языком, не в силах сдвинутся с места. Колени подогнулись, и он рухнул наземь. Дрожа от страха, хоббит глядел на склоняющуюся над ним высокую темную фигуру, подобную тени. Кажется, он даже увидел холодные, словно подсвеченные идущим откуда-то издалека бледным светом глаза, но тут его словно сдавили клешни из ледяной стали. Охваченный жуткой обморозью, Фродо оцепенел и больше уже ничего не помнил.
Во всяком случае, когда он пришел в себя, то в первый момент не мог припомнить ничего, кроме беспредельного ужаса. А потом ужас нахлынул с новой силой: он понял, что пойман, заживо погребен в курганах. Он поддался чарам жуткой Могильной Нежити, о которой и говорить-то осмеливался разве что шепотом. Не смея и шелохнуться, Фродо со сложенными на груди руками лежал на холодном камне.
Но хотя страх только что не заставил его раствориться в окружающей тьме, он вдруг поймал себя на том, что думает не о замогильных кошмарах, а вспоминает Бильбо: совместные прогулки по излюбленным тропкам и долгие беседы о дорогах и приключениях. В сердце самого пухлого и робкого хоббита таится (правда, зачастую очень уж глубоко) зернышко отваги, готовое прорасти в час отчаянной нужды. А Фродо был вовсе не пухлым и отнюдь не робким: сам-то он этого, может быть, и не знал, но и Бильбо, и даже Гэндальф считали его лучшим хоббитом во всей Хоббитании. Он понял, что его приключение подошло к ужасному концу, но именно эта мысль придала ему сил, заставив предпринять последний, пусть и безнадежный рывок. Оставаться покорной, беспомощной жертвой он не собирался.
Внезапно Фродо заметил, что темнота редеет, сменяясь бледно-зеленоватым светом, исходившим от пола, а может быть, даже и от него самого. Свет еще не достиг стен или крыши, когда хоббит повернулся и увидел лежащих рядом Сэма, Мерри и Пиппина. У всех троих были мертвенно-бледные лица; облачением им служили белые саваны. Вокруг громоздились груды сокровищ — горы тошнотворного, мертвяще-тусклого золота.
Головы хоббитов венчали золотые обручи, пальцы унизывали перстни, на запястьях красовались браслеты. Обок каждого лежал меч, в ногах — щит. А еще один меч — длинный и обнаженный — поперек горла у всех троих.
Как на смену тьме пришел мертвенный свет, так и гробовая тишина нарушилась доносившимися издалека, словно из-под земли, звуками: то возвышаясь, то стихая, звучала немыслимо безотрадная, леденяще тоскливая песня. Среди невнятных звуков порой угадывались слова — злобные, жестокие, исполненные губительной ненависти, сквозь которую прорывались жалобные стоны. Казалось, ночь изнуряет томление по никогда не проникающему сюда утру, холод — по солнечному теплу, и они, со злобой отчаяния, проклинают то, чего лишены. Фродо промерз до мозга костей, а когда, к своему ужасу, понял, что слова складываются в заклятие, то и вовсе оледенел.
Сгинь, стынь, спи тут,
Ляг во мрак, лют, под спуд,
Ляг в склеп, будь слеп,
Не зря ни зги, береги
Злато заклято —
Доколе Тень не затмит день
И звездную ночь, не уйдешь прочь,
Студь, будь наш страж!
Из-за изголовья послышался другой звук — царапающий и скребущий. Фродо приподнялся на локте и увидел, что лежит поперек каменного тоннеля, а из-за угла, перебирая пальцами, крадется длинная рука — крадется, подбираясь к рукояти меча близ Сэмова горла.
Поначалу Фродо показалось, что заклятие и вправду обратило его в камень. Потом пришла мысль о побеге: ведь Кольцо при нем, а с Кольцом, наверное, можно ускользнуть даже от Нежити. Вот наденет его, выберется наружу, а там — жизнь и свобода! Конечно, он будет горько оплакивать погибших друзей, но выхода-то другого нет. Это даже Гэндальф признает.
Мысль еще бередила душу, но сердце уже подсказывало иное — не может он бросить друзей, не может и не бросит! Могильная рука, между тем, подползала все ближе. Еще миг Фродо непроизвольно шарил в кармане, но тут его решимость окрепла. Схватив лежавший рядом короткий меч, он привстал на колени, перегнулся через тела друзей и со всей силой рубанул по костлявому запястью. Меч обломился у самой рукояти, но и отрубленная скребущая кисть упала на камни. Жуткий вопль потряс каменные своды. Свет померк, из тьмы донеслось злобное рычание. Фродо повалился на Мерри, щекой прямо на его холодное, как у мертвеца, лицо. И вдруг припомнил все, забывшееся в гибельном мороке тумана, — дом под холмом, Тома… и его призывную песню…
— Том, Том Бомбадил… — начал он, и со звуками этого имени голос его окреп. Он зазвучал в полную силу, словно под мрачными сводами запела труба.
Том, Том Бомбадил! Помогай нам, Том,
В чаще, в куще, в гуще, в роще, ночью или днем!
Ты приди к нам, Бомбадил, как всегда ты приходил!
А не то мы, Бомбадил, вовсе пропадем!
В наступившей тишине Фродо слышал лишь стук своего сердца. Время, казалось, остановилось — так томительно долго тянулись мгновения. А потом — сначала издалека, а там все ближе и ближе, легко пронизывая толщу земли и камня, зазвучал ответный напев.
Старина Том Бомбадил ходит в куртке синей,
Кто хотел его поймать, не поймал доныне;
А еще Том Бомбадил — желтые ботинки,
Коли скажет он словцо — заказывай поминки!
Послышался грохот, невидимая сила разметала в стороны камни, и в могильный склеп хлынул поток света — солнечного света. В образовавшемся прямо против Фродо проеме показалась шляпа с пером, а следом за ней и голова Бомбадила. Свет из-за его спины упал на лица неподвижных хоббитов — ни один из них не шелохнулся, но мертвенная бледность стаяла. Теперь они выглядели так, будто просто спят крепким глубоким сном.
Сгинь ты, Нежить! Солнце взошло!
Серой мгой испарись, ветром северным вой,
Мир твой там, за горами, в пустыне, — туда и лети!
Здесь не место тебе. Это место оставь!
Будь во тьме запредельной темнейшею тьмой,
Будь ничем, пока мир вновь из тьмы не родится на свет.
Том пригнулся, снял шляпу и с песней шагнул под мрачные своды. Одновременно с послышавшимся в ответ воплем рухнула дальняя часть стены. Снова раздался вой — пронзительный и протяжный, постепенно замиравший вдали. Потом воцарилась тишина.
— Эй, Фродо, вылезай, — позвал Бомбадил. — Аль пришлось несладко? Помоги своих дружков вынести на травку.
Вместе они вытащили наружу Мерри, Пиппина и Сэма. Покидая склеп, Фродо оглянулся и ему почудилось, будто отсеченная кисть все еще шевелится, словно раздавленный паук. Том снова нырнул под землю, повозился там и вернулся с целой охапкой золотых, серебряных, медных и бронзовых украшений, усыпанных самоцветными каменьями. Все это добро он сложил под солнышком, на зеленой вершине кургана. Том постоял молча — шляпу он держал в руке, и в волосах его гулял ветер, — посмотрел на распростертых на траве хоббитов и, воздев руку, звучно и властно изрек:
Просыпайтесь-ка, ребята! Просыпайтесь поскорей!
Вы погрейтесь-ка на солнце у распахнутых дверей!
Без руки мертвец остался, и пуста могила!
Вылезайте! Как проснетесь — к вам вернется сила!
К величайшей радости Фродо, хоббиты зашевелились, пооткрывали глаза, а там и повскакивали. Они ошарашенно уставились сначала на Фродо, потом на возвышавшегося над ними Тома, а потом начали с изумлением рассматривать друг друга: белые саваны, золотые обручи, цепи и перстни.
— Что за баламуть?.. — начал было, поправляя съехавший набекрень золотой обруч, Мерри, но внезапно осекся. — Помню! — глухо промолвил хоббит. — Воители Карн-Дума напали на нас под покровом ночи. Мы были разбиты. Копье… — он ахнул и схватился за грудь, — копье пробило мое сердце… Да нет же! — воскликнул он спустя мгновение, открыв глаза и тряся головой. — Что это я несу? Не иначе как со сна привиделось. Фродо, а ты-то куда запропастился?