— Не напутал, — суховато отозвался Фродо, чувствовавший себя под этим пристальным взглядом далеко не лучшим образом.
— Так вот, господин Подхолмс, я бы на вашем месте малость поунял ваших не в меру говорливых приятелей. Пивко, конечно, огонек, компания — все это языки развязывает, но ведь вы не у себя в Хоббитании. Сюда всякий народ забредает… — он усмехнулся, поймав на себе недоверчивый взгляд Фродо. — Да-да, а сегодня в особенности. Вон сколько южан понабилось, — говорил Бродяжник твердо, с нажимом и при этом смотрел Фродо прямо в глаза.
Хоббит его взгляд выдержал и промолчал, но тут все внимание Бродяжника обратилось к разговорившемуся без удержу Пиппину. Вдохновленный успехом истории про городского голову, он принялся рассказывать про Бильбо и Угощение. Дело уже дошло до прощальной речи, а там недолго и до исчезновения…
Фродо разозлился. Конечно, для большинства местных хоббитов этот рассказ — что всякий другой, байки заречные, да и только, но ведь многие (тот же, к слову, Пивнюк) наверняка наслышаны о Бильбо. А фамилию Беббинс лишний раз поминать не стоит.
Он заерзал, гадая, что бы предпринять, а Пиппин тем временем разошелся вовсю: польщенный вниманием, он и думать забыл об осторожности. Эдак недолго и про Кольцо ляпнуть, а тогда уж пиши пропало!
— Пресечь немедленно! — неожиданно шепнул Бродяжник на ухо Фродо. Тот вскочил на стол и завел речь. Слушатели Пиппина обернулись к нему — иные даже захлопали в ладоши, решив, что господин Подхолмс поднабрался-таки пивка и уж теперь-то повеселит компанию.
Фродо чувствовал себя полнейшим глупцом и принялся, как это вошло у него в привычку, когда дело доходило до речей, копаться в кармане. Пальцы нащупали Кольцо, и тут же возникло острое желание надеть его и пропасть, чтобы не выставляться дурнем перед всем народом. Однако же Фродо перед этим искушением устоял: зажал Кольцо в кулаке, словно чтобы не позволить ему натворить каких-нибудь бед. Но надо было выкручиваться, и он, как говорится в Хоббитании, произнес несколько «приличествующих случаю» слов…
— …мы бесконечно благодарны вам за теплый прием, и я смею надеяться, что мой краткий визит поспособствует возобновлению былой дружбы между Хоббитанией и Пригорьем… — тут он замялся и закашлялся.
Но своего добился — теперь все в зале смотрели только на него.
— Песню! — выкрикнул один из хоббитов. — Песню! Песню! — подхватили другие. — Что-нибудь новенькое, чего мы не слышали!
Поначалу Фродо растерялся, но потом припомнил потешную песенку, которую очень любил Бильбо (не иначе как потому, что сам и сочинил). Песенка-то про трактир, потому, верно, и вспомнилась, а то ведь нынче ее совсем забыли, кроме разве что отдельных строк.
Трактир был стар, трактирщик стар,
И старый знал секрет
Там живший старый пивовар,
А ночью пробовать товар
Пришел к ним Лунный Дед.
А у трактирщика был кот,
И был тот кот скрипач,
Хотя совсем не знал он нот
И все играл наоборот,
А все же был скрипач!
Был у коровы тонкий слух,
Копыта, хвост, рога —
Едва пивной услышит дух,
Как сразу же на задних двух
Бежит плясать в луга.
Там был Дружок, дворовый пес,
И был он весельчак:
Любил похохотать всерьез —
До колик, до смерти, до слез,
Всерьез и просто так.
И — ах! — серебряный сервиз
И груда серебра
С буфетных полок сверху вниз
Глядели гордо, а брались
По праздникам с утра.
Вот Лунный Дед глотнул пивка,
Кот взялся за смычок,
Корова пляшет гопака,
Дружок валяет дурака,
А серебро — молчок.
Другую кружку выпил Дед,
А с третьей лег под стол:
Лежит, мечтает про обед,
А в небе вянет звездный цвет,
Зато рассвет расцвел.
Трактирщик тут сказал коту,
Мол, день уж недалек,
Конь лунный рвется в высоту,
А Дед, как сторож на посту,
Задрых без задних ног.
Тут кот на скрипке заиграл
Ку-ку, чирик-чик-чик,
А Деду в ухо проорал,
Трактирщик в ухо проорал:
«Давай вставай, старик!»
И вверх катили покатом,
Как бочку сверху вниз,
Кто с песнями, кто с хохотом,
Корова — с пляской, с топотом,
И с дребезгом — сервиз.
Сломался пополам смычок, —
То было в старину, —
Корова спит, и пес — молчок,
И даже Лунный старичок,
Вернулся на Луну.
Тут солнце на небо взошло,
Но не смогло понять:
Коль так тепло и так светло,
То почему же все село
Легло в кровать и — спать.
Хлопали Фродо долго и громко. Голос у него был неплохой, да и сама песня пришлась по вкусу.
— Где Пивнюк? — в восторге орали гости. — Пусть-ка выучит своего кота на скрипке пиликать! Котик сыграет, а мы спляшем!
Все дружно приняли по кружечке и стали уговаривать Фродо спеть по новой. Особо упрашивать не пришлось — он тоже хлебнул изрядно и, обрадованный, как незадолго до этого Пиппин, всеобщим вниманием, принялся выделывать на столе коленца. Да тут он и переусердствовал. Как снова дошло до слов о пляшущей корове, он, войдя в раж, подпрыгнул слишком уж высоко и шмякнулся прямо на уставленный кружками поднос. Слушатели, совсем уж готовые покатиться со смеху, разинули рты — да так и остались. Певец исчез. Как сквозь землю провалился.
Чуток оправившись от потрясения, местные хоббиты принялись звать хозяина: пусть, дескать, объяснит, что у него в трактире за невидальщина завелась. Вокруг Сэма и Пиппина мигом образовалось пустое пространство. Теперь на них поглядывали угрюмо и недоверчиво — а как прикажете относиться к спутникам чародея, который неизвестно что выкинет. А вот один смуглый пригорянин посмотрел на них насмешливо, словно бы с пониманием, так что они поежились. Он скорехонько выскользнул за дверь, а следом за ним и косоглазый южанин: эта парочка перешептывалась весь вечер. Гарри, привратник, тоже заглянувший в трактир, последовал их примеру.
Чувствуя себя распоследним дурнем и понятия не имея, как теперь выпутаться из этой истории, Фродо прополз под столами прямиком к Бродяжнику, сидевшему на месте с совершенно невозмутимым видом. Привалясь к стене, Фродо сдернул с пальца Кольцо. Как оно оказалось на пальце, он не имел ни малейшего представления. Ну, трогал его, конечно, покуда пел да плясал, но дальше как вышло… Само собой, что ли, наделось? Случайно, когда он взмахнул рукой, стараясь сохранить равновесие? И случайно ли? Вдруг оно сыграло с ним эту злую шутку по чьей-то подсказке? Взять бы хоть тех троих, что покинули трактир: физиономии у них очень даже подозрительные.
— Так, — молвил Бродяжник, едва Фродо вновь обрел видимость. — И зачем, позвольте спросить, вы это устроили? Приятели ваши болтливые и те не могли бы навредить больше. Это ж надо, прямиком ногой да в силок. Или, может быть, пальцем?
— Не пойму, о чем вы, — пробормотал раздосадованный и испуганный Фродо.
— Все вы прекрасно понимаете, — буркнул Бродяжник. — Ладно, господин Беббинс, потолкуем потом, когда суматоха уляжется.
— О чем нам толковать? — спросил Фродо, словно и не заметив, что его назвали настоящим именем.
— О делах, важных для нас обоих, — заявил Бродяжник, глядя хоббиту в глаза. — Может, вы узнаете кое-что для вас небесполезное.
— Хорошо, — силясь не выказывать тревоги, отозвался Фродо. — Так и быть, потолкуем… попозже.
У камина тем временем бушевали страсти. Явившийся на зов гостей Свербигуз выслушивал очень громкие и прочувствованные, но довольно сбивчивые и противоречивые рассказы очевидцев странного происшествия.
— Я своими глазами видел, как его видно не стало, — запальчиво уверял один хоббит. — Был, а потом взял да и растаял в воздухе.
— Да как же так, господин Репейникс? — качал головой трактирщик.
— А вот так: раз — и как его не было. Уж я врать не стану.
— Это конечно, господин Репейникс, но сами посудите, как бы это господин Подхолмс, этакий упитанный хоббит, взял да и в воздухе растворился? Тем паче, что здесь и не воздух никакой, а сплошной дым.
— А не растворился, так где же он? — послышалось несколько возмущенных голосов разом.
— Мне-то почем знать? Его дело, путь ходит где хочет, лишь бы за постой заплатил. Вот и господин Тук сидит, никуда не пропал.
— Нет уж, — твердил свое Репейникс, — с глазами у меня все в порядке. Было его видно, а стало не видно.
— Тут какое-то недоразумение, — бормотал Пивнюк, собирая на поднос осколки разбитой посуды.
— Конечно, недоразумение, — неожиданно встрял в разговор Фродо. — Вот он я, никуда не исчезал, нигде не растворялся. Просто отошел в уголок перемолвиться парой слов с Бродяжником.
Он вышел на свет, но его появление, похоже, смутило компанию чуть ли не больше, чем исчезновение. От него шарахались, а объяснений насчет того, что он просто свалился под стол и отполз в сторону, никто всерьез не принимал. Многие посетители — и люди, и хоббиты — вообще сочли за благо убраться из трактира: только что набитый битком зал почти опустел. Задержались только гномы да два-три южанина, но вскоре и те поднялись и пожелали хозяину доброй ночи (Фродо с друзьями они словно не видели). Один только Бродяжник по-прежнему сидел в углу, потягивая пиво.
Господин Свербигуз, однако же, если и огорчился, то не слишком, ибо мигом смекнул, что разговоров о сегодняшнем происшествии хватит не на один вечер, а где их вести, как не у него в трактире.
— Что же это вы, господин Подхолмс, учинили? — спросил он с легкой укоризной. — Посетителей распугали, посуду вот расколошматили.
Фродо рассыпался в извинениях.
— Я это не нарочно, — уверял он, — несчастный, можно сказать, случай.