— Оно конечно, — отозвался Бродяжник. — Но ты посмотри, тут все кругом выжжено. Помнишь, мы видели ночью зарево на востоке? Боюсь, на него напали — прямо тут, где мы стоит, — а уж что из этого вышло, сказать не берусь. Так или иначе, его здесь нет, и нам придется добираться до Разлога, полагаясь только на себя.
— А далеко дотуда? — спросил Мерри, уныло озираясь по сторонам. С вершины горы мир представлялся диким и необозримо широким.
— Не знаю, мерил ли кто в милях путь дальше Заброшенного тракта, что в дневном переходе от Пригорья. Кому далеко, кому не очень. Дорога туда странная: главное дойти, а уж скоро ли, нет ли — дело десятое. Вот, скажем, я при хорошей погоде и без помех добирался отсюда до Бруиненского Брода, где Тракт пересекает Шумливую, за двенадцать дней. Только ведь нам дорогами не идти, так что две недели — самое меньшее.
— Две недели! — вздохнул Фродо. — Да за это время невесть что может случиться.
— Очень даже может, — согласился Бродяжник.
Некоторое время они молча стояли у южной оконечности каменного круга. Именно сейчас — так остро, как никогда раньше, — Фродо ощутил себя неприкаянным бездомным скитальцем. И почему злая судьба заставила его покинуть уютную, мирную Хоббитанию? Взгляд его упал вниз, на опостылевший, но уходивший на запад, в сторону его далекого дома Тракт, — и хоббит обмер.
По дороге медленно ползли две черные точки. Приглядевшись, он увидел еще три: те двигались с востока, им навстречу.
— Глядите, — воскликнул он, указывая вниз.
Бродяжник мгновенно упал наземь, увлекая за собой Фродо. Мерри, не раздумывая, плюхнулся рядом.
— Это еще что? — шепнул он.
— Боюсь, ничего хорошего, — тихо ответил Следопыт.
Все трое осторожно подползли к каменному кольцу и стали всматриваться в щели. С востока наползли облака, да и солнце уже клонилось к закату, так что видимость была не особенно хорошей, однако черные пятнышки оба хоббита различали отчетливо. Разглядеть их получше зоркости не хватало, но хоббиты нутром чуяли: видят они не что иное, как встречу Черных Всадников.
— Да, — подтвердил их невысказанные опасения Бродяжник, чей глаз был поострее. — Это враги.
Они отползли к северному краю вершины и поспешно спустились вниз, к своим спутникам.
Сэм с Перегрином тем временем тоже не сидели без дела — они облазили всю маленькую лощину и ближайшие склоны. Неподалеку им удалось найти родничок, а рядом довольно свежие, уж никак не старее двух дней, следы, затоптанный костер и прочие признаки недолгой стоянки. За грудой скатившихся с вершины камней Сэм обнаружил припасенную кем-то кучку хвороста.
— Уж не старина ли Гэндальф здесь побывал? — бросил он Пиппину. — А ведь коли валежничком подзапасся, так небось вернуться собирался.
Спустившийся вниз Бродяжник живо заинтересовался этой находкой.
— Вот ведь олух, — бранил он себя, — нет чтобы самому все осмотреть, прежде чем наверх соваться!
Он поднялся к роднику и пригляделся к отпечаткам ног.
— Прохлопал, — заявил Бродяжник по возвращении. — Сэм с Пиппином все напрочь позатаптывали. Ясно только, что здесь не так давно побывали Следопыты — валежничек-то ими оставлен. Но и другие наследили, причем позже. След от сапога четкий, и ему день, от силы два. Сейчас, конечно, судить трудно, но думаю, тут не один такой сапожищами топал.
Он умолк и задумался. А каждому из хоббитов тут же представилась ужасная картина: Черные Всадники в высоких сапогах — ходят, смотрят, выискивают… Уж ежели они добрались до этой лощины, то не пора ли сматываться?
— Может, нам убраться отсюда? А, Бродяжник? — спросил, не выдержав, Сэм. — Темнеет уже, а у меня аж сердце екает.
— Мне здесь тоже не больно-то нравится, — отозвался Следопыт, присматриваясь к окрестностям. Его глаза не упускали ни одной мелочи. — Но нравится — не нравится, а лучшего места для ночлега сейчас не найти. Тут мы хоть не на виду, а двинемся — нас вмиг углядят. Двигаться, правда, все равно придется, но пойдем мы на север, под прикрытием холмов. Хотя прикрытие это до времени: хочешь не хочешь, а Тракт пересекать надо. Он под приглядом, да и дальше земля, почитай, голая.
— А эти Всадники, они могут видеть? — полюбопытствовал Мерри. — Как мне показалось, они норовили нас унюхать или что-то такое… уж во всяком случае, днем. Но ты там, на вершине, велел нам ложиться, да и сейчас говоришь — идти, дескать, боязно, углядят.
— Там, на вершине, я маху дал, — признался Бродяжник. — Очень уж хотелось найти хоть какие-нибудь следы Гэндальфа, вот и забыл об осторожности. Нельзя было нам маячить во весь рост, да еще так долго. А насчет видеть… нет, так, как мы, они видеть не могут, но тени наши по-своему различают, а в темноте и того больше: им внятны тайные знаки, для нас непостижные. Тогда-то они опаснее всего. К тому же черные кони видят прекрасно, да и в других соглядатаях у них недостатка нет — вспомните-ка Пригорье. Что еще хуже, они чуют ненавистную им живую кровь. Мы ведь и сами способны ощущать их присутствие, а они наше — куда острее. А главное, — голос его упал до шепота — их притягивает Кольцо.
— Что же это выходит? — упавшим голосом произнес Фродо. — У нас и спасения нет. Двинемся — увидят, останемся — учуют. Так, что ли?
— Так, да не совсем, — ответил Бродяжник, положив ему руку на плечо. — Нечего расстраиваться, ты ведь не один. Укрытие здесь плохонькое, оборониться трудно, но сушняк этот может сослужить нам добрую службу. Саурон силится подчинить себе все, и огонь тоже, но Всадники огня не любят и владеющих им опасаются. Здесь, в глуши, огонь наш вернейший друг.
— Друг, может, и друг, — проворчал Сэм. — Но зато и вернейший способ сообщить всякому, где мы находимся. Уже и кричать: «Мы здесь!» не понадобится.
На дне лощины, в укромном уголке, развели костер и приготовили ужин. С вечерними сумерками подступил холод. Изголодавшиеся путники набросились на скудную снедь. Вокруг простирались пустынные необжитые земли, обитали здесь лишь звери да птицы. Сюда, в эти края, заходили только Следопыты, но их было мало и появлялись они редко. Правда, случались и путники похуже: временами с северных отрогов Мглистых гор спускались тролли. Главным же образом нечастые путешественники двигались Трактом, да и то большей частью гномы. А с них что взять: спешат по своим делам, и чужаки им без надобности.
— Ума не приложу, как нам растянуть провизию, — сказал Фродо. — И так уж берегли как могли, вот и нынешний ужин — не ужин, а одни слезы. А ведь надо протянуть две недели.
— Пропитаться дело немудреное, — ответил Бродяжник. — Ягоды есть, травы, коренья… Зимой хуже, а сейчас с голоду не помрете. Все добыть можно, но на все время надобно, а его-то у нас в обрез. Придется подтянуть пояса да утешаться мыслями о грядущих пиршествах в доме Элронда.
С темнотой похолодало пуще прежнего. Озираясь по сторонам, хоббиты видели лишь серую пустоту, на которую быстро наплывали тени. Небо прояснилось, его усыпали мерцающие звезды. Фродо и прочие хоббиты сбились в тесную кучку возле огня, закутались во все теплое, что нашлось во вьюках. Только Бродяжник словно и не замечал холода: сидел себе в одном плаще да покуривал трубочку.
Пала ночь, костер загорелся ярче, и Бродяжник, может быть, для того, чтобы отогнать страх, принялся рассказывать стародавние предания. Знал он их, как оказалось, уйму — и про людей, и про эльфов, и про многих других. Хоббиты лишь диву давались: сколько ему лет и где он всему этому выучился.
— Расскажи нам про Гил-Гэлада, — попросил Мерри, улучив момент, когда кончилась очередная история об эльфийских принцах. — Та песня, которую Сэм начал, ты ведь ее небось и дальше знаешь?
— Конечно, знаю, — отвечал Бродяжник. — Вот и Фродо знает, она ведь нас обоих касается.
Мерри с Пиппином удивленно уставились на Фродо. Тот, не отрывая глаз от огня, вяло проговорил:
— Да много ли мне известно — лишь то, что Бильбо рассказывал. Гил-Гэлад, как я помню, был последним из великих эльфийских властителей Средиземья. Имя его на их языке означает «Звездный Светоч». Вместе с Элендилом, другом эльфов, он отправился в…
— Не надо об этом, — перебил его Бродяжник. — Этак недолго и беду накликать. Вот доберемся до Разлога, там вы услышите эту историю полностью.
— Нельзя эту, так расскажи другую, — попросил Сэм. — Что-нибудь про эльфов, из древнего. Про них слушаешь, вроде и темень не так пугает.
— Ладно. Я спою вам о Тинувиэль. Спою как смогу: песнь эта прекрасна, но и грустна, как большая часть преданий Средиземья, а целиком ее помнит разве что один Элронд. Но послушайте, может, она вас приободрит.
Был зелен лес и зелен лог,
Где лунный зонтик в полумгле
Расцвел — то был дурман-цветок, —
И ночь сияла ясная;
Там танцевала на земле
Тинувиэль, трубя в рожок,
Звездой сверкая в лунной мгле,
Бессмертная, прекрасная.
А Берен шел издалека,
Он был в горах, где сквозь леса
Течет эльфийская река,
Широкая и быстрая;
И вот он видит: чудеса!
Звезда в листве! и так близка!
И на плаще ее роса,
Как звезды, серебристая.
Усталость прочь, унынье прочь!
Звезда сияет для него!
И вот пустился он сквозь ночь
К мерцающему пологу;
Она ж, спасаясь от него,
Танцуя, ускользнула прочь,
Опять оставив одного
Бродить в лесу и по лугу.
То слышит он ее рожок,
То в кроне липы видит свет,
То шепоток, то шорох ног,
Где ходы потаенные;
Но лес стал сед и луг стал сед,
Вздохнув, увял дурман-цветок,
Рожок умолк, и сгинул свет,
И дни пришли студеные.
Бродил в лугах он и в лесах,
Шурша листвой минувших лет,