Ярослав невольно дотронулся рукой до больной ноги и стал её массировать. В том, что Святополка освободили из темницы сразу после смерти отца, ничего особенного не было. Не было странным и то, что он сел княжить в столице, так как по праву она была его. Ярослава куда больше интересовал вопрос, как к этому отнёсся князь Борис Ростовский. Имея у себя под рукой дружину отца, он запросто мог бы выкинуть братика из Киева.
– Кто освободил князя Святополка? – после некоторого молчания спросил Ярослав.
– Князь Позвизд.
Князь Позвизд, подумал Ярослав, отчаянный воин и предан Святополку. Хотя, вернее будет сказать, что Святополк – это единственный его шанс занять своё место среди прочих князей. Пусть и удатый, сын наложницы должен сильно постараться, чтобы добиться своего.
– Чего ещё велела передать сестра? – спросил князь Ярослав, пытаясь понять, в чём же интерес Предславы.
Ярослав и Предслава выросли вместе и были почти ровесниками. Он, как никто другой, знал, что главной мечтой Предславы было стать второй Ольгой. Ради этого она была готова на многое. Он не осуждал её, но знал, что его любимая сестрица спит и видит себя княгиней Руси или хотя бы Киева.
– Она хочет, чтобы ты знал, что Святополк умертвил вашего брата Бориса и помышляет умертвить Глеба и всех остальных. Она говорит, что он ни перед чем не остановится в своём властолюбии. Позвизд тоже погиб, и сдаётся мне, что и его прикончил окаянный твой брат Святополк.
Последнее киевлянин проговорил просто так, чтобы послание звучало более внушительно.
Ярослав обеими руками схватился за голову. Что же делать? Коли и вправду Святополк решил стать единовластным правителем Руси, то и ему не будет места.
Надо срочно послать посланников к Глебу Муромскому и предупредить об опасности. Если собрать силы всех князей и выступить против Святополка, то, быть может, удастся его одолеть или хотя бы заключить с ним союз. Если позвать Святослава Древлянского, Станислава Смоленского, Мстислава Тмутараканьского, Глеба Муромского и Судислава Псковского, то перевес будет на моей стороне, подумал Ярослав. Только вот как мне собрать войско, коли с новгородцами я в такой ссоре? Одной дружины недостаточно.
– Как твоё имя, воин? – спросил Ярослав.
– Зозуля.
– Послушай, Зозуля, мне нужна твоя помощь. Послужив мне, ты сослужишь службу и моей сестре.
– Я рад служить тебе, князь. Но я ещё не все тебе передал, что наказала мне твоя сестра. Она передаёт тебе, что мерзкая жена Святополка, окаянного убийцы братьев, полька и дочь князя Болеслава удумала веру родителя твоего Владимира на латинскую веру сменить или, по крайней мере, дать ей разъесть умы христиан!
Ярослав стиснул зубы. Он был истинно верующим человеком и, несмотря на боль в ноге, честно отстаивал всё богослужение и даже слышать не хотел о том, что можно сменить веру на латинскую. В этом он превзошёл даже своего родителя, так как считал латинян хуже язычников, именуя их предателями Христовыми.
– Не бывать этому. Не будет папа властвовать надо мной или славянами. Не бывать этому, – твёрдо проговорил Ярослав.
Новгородцы, поначалу опешившие, вновь начали выкрикивать различные оскорбления.
– Ярослав, хромой пёс, не достойный памяти своего отца, пусть идёт прочь! Ради его отца терпели, а теперь пусть уходит! Найдём себе князя!
– Братцы! Да чего же вы стоите, пойдём выгоним Ярослава из его норы! Коли сам не уйдёт, так давайте огоньком его побалуем!
Несколько факелов полетели в сторону дружинников и в сторону Ярославова двора, но, к счастью, от них пожар начаться не мог. Воины тут же сомкнули свои ряды, но услышали властный окрик.
– Опустите щиты! Разойдись!
Воины опустили щиты и расступились, давая пройти князю Ярославу, который очень медленно вышел к народу.
Князь закрыл глаза и, раскинув руки, поднял голову к небу. Он простоял так несколько секунд. В этот момент любой из новгородцев мог убить его, но никто не дерзнул. То ли люди боялись расправы, то ли никто не посмел поднять руку на сына Владимира Красное Солнышко.
– Новгородцы, – произнёс князь Ярослав, – друзья! Мой отец скончался, и теперь князь Святополк, овладев Киевом, хочет убить моих братьев. Вчера, безрассудный, я умертвил слуг своих, теперь хотел бы купить их всем золотом мира!
Новгородцы молча слушали Ярослава. Воцарилась такая тишина, что речь князя могли слышать даже те, кто не видел его.
Когда Ярослав говорил о том, что купил бы жизни погибших новгородцев всем золотом мира, то его голос надтреснул и князь смахнул слёзы.
– Новгородцы! Братья! Коли вы хотите, чтобы я ушёл, то, боясь навредить вам, я с дружиной удалюсь. Вы сами выберете того, кому будете служить. Хватит крови! Хватит. Вижу я, как братья мои убиты Святополком. Киевлянин сказал мне, что Святополк, став зверем лютым, убил и наследника отца моего Бориса, князя Ростовского, и теперь, упиваясь и купаясь в крови, жаждет лить новую. Не хочу я видеть, как город предков моих, город, который построил князь Рюрик, будет склонён и будет платить дань в Киев. Ведаете – я, когда супротив отца выступил, то лишь о благе Новгорода думал! О его величии. Но теперь вы вправе выбрать свой путь.
– Государь! Ты убил наших собственных братьев, но мы готовы с тобой идти на твоих врагов! – раздался голос из толпы.
– Князь, веди нас на Святополка! Ты князь и сын Владимира, а он братоубийца! Ты станешь новым государем Руси. Куда ты пойдёшь, туда и мы, а за убиенных с тебя Господь спросит.
Ярослав сжал зубы, чтобы не закричать от боли, так как долго стоять неподвижно он не мог. Надо было на что-нибудь опереться, но разве мог он, князь, который должен вести своих людей на битву, опираться на палку, словно огнищанин, словно именитый гражданин? Нет. В храме Ярослав стоял, опираясь на посох, но здесь, опоясанный мечом, он страшился того, что люди увидят в нем калеку.
– Новгородцы, отныне я служу вам, а вы мне, и не будет между нами споров. Чтобы не было смуты, я решил даровать посаднику половину своей власти. Посадником я назначу одного из вас. Будет отныне он решать все дела хозяйственные, а я возьму на себя дела ратные. А судить мы с ним будем вместе. Поскольку каждый из вас потомок Гостомысла, каждый из вас род свой от него ведёт, то отныне каждый из вас, став боярином, сможет быть поставлен посадником.
Толпа радостно закричала. Среди народа почти не было никого из именитых семей, так как большинство бояр пали в Ракоме, и когда Ярослав назвал их всех потомками Гостомысла, то он как бы сравнял их с теми, кто называл себя истинными новгородцами.
– Любо! – слышалось со всех сторон.
Воевода Будый стоял чуть в стороне и смотрел на Ярослава. Люди и дружинники не знали, никто не знал, что князь вот-вот упадёт. Будый знал, что Ярослав изо всех сил сдерживает себя, чтобы не закричать.
– Коли всё обговорили, новгородцы, то тогда расходитесь по домам и точите топоры и мечи. Разбивайтесь по сотням и по улицам. Старосты, пошлите гонцов в пригороды, чтобы и там люди ополчались. Вся земля Новгородская пойдёт на Киев, чтобы низвергнуть лиходея окаянного. Едва мы соберём все силы, так единым воинством пойдём на юг и докажем свою свободу и свою славу.
Ярослав повернулся и медленно направился за спины дружинников, которые, убрав мечи в ножны, пошли вслед за князем.
Едва Ярослав зашёл в палаты, как тут же повалился на землю и закричал от боли. Сросшаяся неправильно нога причиняла такие страдания, что иногда хотелось отдать Богу душу. Ярослав знал, что теперь она будет болеть несколько дней. Сильно болеть. Князю казалось, что место, где нога была сломана, расходится, и она сейчас опять сломается.
К князю тут же подбежал Будый и помог ему сесть на скамью.
– Терпи, Ярослав, терпи. Ты ведь и впрямь богатырь. Не каждому такую боль суждено переносить и даже лицом не дрогнуть. Терпи.
Ярослав сжал зубы. Конечно же, князь мог выпить отвар, который снял бы боль, но он знал, что это обманчивое блаженство. После этого отвара мысли притупляются и нет ни малейшего желания ничем заниматься. Князь пил его в зрелом возрасте всего дважды и оба раза, когда ломал свою больную ногу. Первый раз после того, как его конь встал на дыбы и он с ним не совладал, а второй раз, когда пытался научиться хоть как-то владеть оружием. Ярослав тогда упал, и его больная нога вновь была сломана.
Один волхв по имени Загреба советовал ему отрезать ногу, говоря, что иногда так бывает, что коли приносить жертвы Перуну, то нога может вырасти заново. На это уходит лет по двенадцать. Нога растёт потихоньку. Волхв клялся, что отрезал одному воину руку и через двенадцать лет у того выросла новая, правда, чуть более худая, чем была прежде. Он был очень убедителен, и Ярослав чуть было ему не поверил. Загреба приводил в пример зубы и говорил, что боги так сделали человека, чтобы у него было всё запасное, кроме головы.
Будый, узнав, что волхв уже собрался отрезать изувеченную HOiy Ярослава, отговорил своего воспитанника, предложив сделать это через год.
– Давай отрежем Загребе кисть. Коли за год она у него отрастёт, то тогда и пусть режет ногу, – проговорил Будый, внимательно вглядываясь в побледневшего волхва.
Проверить, врал ли Загреба, оказалось невозможным, так как тот испустил дух через две недели от того, что его рука загноилась.
Глава 12
Коснятин Добрынич подскакал ко двору Ярослава и спрыгнул с коня. Сын прославленного богатыря и родич князя не был сильно удивлён, когда князь Ярослав прислал к нему своего человека, чтобы позвать его к себе пображничать.
Коснятин в дела новгородские не лез и жил своим умом. После того как князь Ярослав ухал в Ракому, бояре Новгорода первым делом пришли к нему и хотели наречь его князем Новгородским, но Коснятин Добрынич отказал им.
– Я не князь и рода я не княжеского. Отец мой богатырь, а тётка, мать князя Владимира, простой ключницей была. Не течёт во мне кровь князей.