Ну вот, змей глазастый, злобно подумал Елович, уже углядел. Ходит и только везде глазами водит. Курятник! Это я там хочу павлинов завести с Византии, чтобы как у императора у меня было. Теперь хоть ломать приказывай. Углядел. Значит, будет такой же строить и не чтобы скромненько, а чуть больше забабахает, лишь бы досадить мне. Подлец. Я ему вот жизнь спасаю, а он!
– Да, да. Чтобы яйца не носить издалека да чтобы петух по утрам будил, а то ведь всё просыпаем, – скромно сказал Елович.
– А… – с недоверием протянул Талец, – а чего тогда резной курятник строишь? Для чего?
– Да чтобы челядь без дела не сидела. Зима впереди длинная – пусть занимаются.
– По мне, так пусть лучше лес валят, а не стругают, – произнёс Талец, – ну, да у тебя своя голова на плечах. Сейчас вот говоришь – курятник строю, а потом возьмёшь и жар-птицу какую-нибудь привезёшь. Так ведь?
– Да на кой бес она мне, твоя жар-птица, – сердито проворчал Елович.
– А я вот так подумал – буду, наверное, тоже себе у дома строить курятник и тоже резной, но только вот поселю в нем не куриц, а павлинов, ну, как в Византии. Что думаешь? Будут у меня у первого в Киеве павлины!
– Ты бы не в игрушки игрался, уже борода седая, а о безопасности своей подумал, – строго проговорил Елович, – ладно, пора мне, а то я тут что-то засиделся.
Прошла почти неделя после того, как боярин Елович посетил своего старого дружка. Боярин Талец после встречи с Еловичем сильно изменился, потерял сон и всюду видел вокруг себя опасность. Особенно страшился боярин яда, прикинув, что ежели уж его и решат извести каким путём, то, скорее всего, прибегнут к яду. Впрочем, на всякий случай боярин Талец нанял себе двух охранников, которые отныне всегда следовали за ним.
Первого, сына одного из погибших товарищей, он взял себе по старой дружбе, а второго – некоего ростовчанина Ульяна.
Ульян крепко понравился боярину и тем, что на язык остёр, и тем, что исполнить любую волю за радость считал.
– Вот, Ульян, это ведь не просто так жизнь нас тобой столкнула, – говорил боярин Талец, – сейчас время такое, что вот так вот потрапезничать сядешь – и всё, как говорится, конец. Вот боярина Путшу яйцом отравили! Ума не приложу, как.
Ульян, насупившись, подал боярину шубу. Тот неспешно стал её надевать.
– Да! Времена пошли! Как яйцо-то отравить можно, ведь оно же в скорлупе! Скорлупу очищают. Как сумели!
Это, верно, византийцы или ещё кто. Может, Анастас. Он мог! Я вот что, Ульян, думаю – епископ этот не Богу, а злату служит. Видно, перешёл ему боярин Путша дорогу. Хотя какой он боярин. Тьфу. Чернь.
Ульян покивал головой, соглашаясь с боярином Тальцом.
– Идём, Ульян, мне сейчас к князю надобно. Ты со мной рядышком не иди.
– Знаю, боярин, идти поодаль, словно я не с тобой иду, а по своим делам, но зрить в оба, и коли какую опасность увижу, то громко выругаться, да так, чтобы ты, боярин, услыхал и изготовился. Негодяя ловить будем! Только вот о чём я подумал, боярин. Коли душегуб яд пользует, то едва ли он к мечу прикоснётся. Надо бы нам как бы для себя яд купить возжелать и с тем, кто его продавать будет, поговорить как полагается. Глядишь, и вызнаем, кто тебя извести думает, а ты мне, как и обещал, награду дашь.
– Голова! Ты прям в корень зришь. Вот что я тебе, Ульян, скажу. Как душегуба споймаю – тебя у себя удерживать буду. Служи мне. Я у князя правая рука и считай, что ближний боярин. Будешь подле меня – в золоте купаться станешь. Ладно, пойдём к князю.
– Боярин, а я, пока ты будешь в палатах князя, к Назару-иудею мигом слетаю, а то ведь помнишь, тогда шубу твою отнёс, чтобы он её подправил? Как бы бес хитрый её не зачинил, а то ведь не узнаем.
– Слетай, голубчик, слетай. Вот действительно – ты мне прям как сын. Сыны мои, бестолочи, только мечом махать хотят, – с гордостью проговорил боярин Талец, – все в дружине. А вот так до седых усов дожил и опереться не на кого. Тебя мне Господь послал, не иначе.
Когда боярин Талец благополучно прибыл в княжеские палаты, то Ульян со всех ног поспешил к Еловичу, который уже ждал его в своём тереме.
Елович неодобрительно посмотрел на своего подручного.
– Ты это, мне больше скарб Тальца не носи. Сам вон по ночам, хочешь, по утрам бегай его чинить носи. Мне таким заниматься не с руки.
– Так по ночам и по утрам, в общем, всё время я подле боярина Тальца. Крепко ты его, боярин, напугал.
– Страх никому ещё не повредил, – деловито произнёс боярин Елович, – чего нового узнал? Вот шуба Тальца. Снёс мой челядин её к иудею.
– А карман потайной сделал?
– Сделал, вон возле полы, – отозвался боярин Елович, бросая шубу Ульяну.
Тот не спешил ничего говорить, выжидающе смотря на боярина. Елович, ругаясь сквозь зубы, достал мешочек и протянул его Ульяну, который, заглянув внутрь, нахмурился.
– Маловато.
– А что тебе без толку серебро давать. Говори, коли что есть, а то вон и Талец тебе платит, и я. Ты, чай, не бедствуешь.
– Талец мне за службу платит, – обиженно сказал Ульян, – ну да ладно, жадность – не мой порок. В общем, боярин Талец считает, что Путшу епископ Анастас отравил, прости меня Господи за слова эти.
Сказав это, Ульян набожно перекрестился, а Елович посмотрел на него с нескрываемым презрением и ухмылкой.
– Такие сведения я сидя на скамье надумать мог. Чего по делу сказать можешь?
Ульян тоже скривился, поняв, что старый ближник князя Владимира за всякие бредни платить не станет.
– В общем, я не нашёл никакой причастности боярина к убийству Путши. Не он это сделал. Не он.
Ухмылка с лица Еловича не исчезла, а напротив, превратилась в гримасу.
– Но я вот что измыслил, боярин. Талец тёмные дела вёл. Коли я лжесвидетельствовать на него буду, то едва ли это мне во грех будет. В случае чего я могу при всех поклясться, будто бы он мне похвалялся, что убил боярина, изведя его отравой.
Елович отрицательно покачал головой.
– Будь твой отец роду славного, быть может, твоё слово хоть чего-то стоило, а так скажет боярин, что ты лжец, и отсекут тебе буйну голову. Я встревать не стану. Мне это не с руки.
Ульян понял, что у него осталось последнее средство и последний секрет.
– А коли у боярина Тальца яд найдут, то будет ли это доказательством?
– Продолжай.
– В общем, я тут надоумил боярина Тальца, мол, чтобы выведать, кто его погубить хочет, надобно к человеку, что ядом торгует, сходить да допросить его как следует. В общем, сгубим мы этого негодяя-отравителя, а со стороны всё это будет выглядеть, словно боярин специально это умыслил. Чтобы следы своего злодейства скрыть. Кроме того, я ещё и яду боярину подброшу. Мол, взял, чтобы и дальше отравлятильствовать!
– Что-что делать?
– Ну, это, людей травить. Я просто по-книжному сказал.
– Ты смотри, когда тебе вопросы задавать станут, по-книжному не заговори, а то точно жизни лишат. Завтра чтобы всё обстряпал, понял?
Когда Ульян покинул боярина Еловича, тот довольно прокряхтел. Ну вот, есть с чем и к князю пойти. Как-никак, я ему, считай что, убийцу его друга на чистую воду вывел. А кроме меня и Тальца рядом с князем остался только воевода Ляшко, но этот тупица мне не проблема, подумал Елович, садясь на скамейку и вытирая пот с головы.
– Во года! – проворчал старик. – То в жар, то в холод бросает. То в холод, то в жар. Тьфу.
Глава 19
Снег медленно покрывал улицы Киева. Это был уже не тот снег, что тут же тает. Этот покроет весь город и на долгое время погрузит всё живое в сон. Князь Святополк стоял на крыльце своих палат и смотрел, как киевский люд не спеша занимается своими обычными делами. Ни снег, ни дождь, ни жара не могли заставить людей бросить их каждодневные занятия. Князь Святополк, быть может, и полдня вот так вот стоял бы и смотрел на людей, но, к его великому сожалению, дела государства не позволяли ему праздно проводить так много времени и потакать своим желаниям.
После того как князь Святополк освободился из темницы, он как можно больше времени старался проводить на улице. Особенно ему нравилось стоять на этом крыльце. Проходящие мимо киевляне снимали шапки, кланялись ему и приветливо кричали:
– Здрав будь, княже, и сохрани Господь тебя и род твой.
Наследник! Сын, который сможет стать его верной опорой. Это сильно заботило Святополка, так как наследника он не имел.
Тревожные вести, дошедшие до князя, сильно портили ему настроение. Постояв на крыльце минут десять, князь Святополк напоследок глубоко вдохнул холодный и свежий воздух и зашёл в свои палаты, где уже ждали его воевода Ляшко и другие ратные люди.
– Княже, – обратился воевода к Святополку, – если сведения, которые до нас дошли, точны, то дела наши не так хороши, как того хотелось бы. Князь Ярослав собрал почти сорок тысяч ратников, пригласил варягов, которые рады услужить ему в столь мерзком деле, и движется к Киеву. Ярослав объявил себя мстителем за братьев, которые были убиты, и, пользуясь этим предлогом, хочет занять Киев, а тебя лишить жизни. Думаю, другие братья в ваш спор вмешиваться не станут. Судислав спит и видит себя Новгородским князем. Поэтому, если ты одержишь верх, думаю, что он ударит в спину Ярославу и займёт Новгород. Мстислав с дружиной служит грекам, а Станислав слишком глуп, чтобы помочь тебе или пойти вместе с Ярославом.
Святополк испытывающе посмотрел в глаза воеводе Ляшко, а затем обвёл взглядом всех остальных.
– Ляшко, сколько сейчас у нас под рукой воинов? Скольких мы можем выставить?
Воевода сразу не высказал свои мысли по этому поводу, а несколько минут размышлял. Сложный вопрос задал ему князь, так как на него так просто и не ответишь. Полагаться можно было только на дружину, но вот если раздать оружие киевлянам и селянам, то численно рать Святополка значительно увеличивалась. Ярослав повёл землепашцев и горожан на бой, но стоит ли делать то же самое Святополку? В отличие от дружинников, селяне зачастую плохо обучены и почти не умеют биться в строю. Только большим числом и большой кровью они могут даровать победу.