«А что, если Филипп прав, и философский камень, как минерал, действительно существует? Тогда ты — воплощенное твердое состояние философского камня».
«И что это меняет? — пожал плечами Горыныч. — Ну, назвал Филипп философским камнем то вещество, из которого я состою. Кстати, если точно следовать его терминологии, то я не твердый, а полузастывший».
«А Живая вода, получается, жидкое состояние философского камня?»
«Ну, допустим».
«В школе меня учили, что у любого вещества бывает три состояния. Твердое, жидкое и газообразное… Ну, то есть пар, — уточнила Алена. — А что будет газообразным состоянием философского камня?»
Змей хмыкнул и с проснувшимся интересом посмотрел на Алену.
«Газообразным?.. Может, ифриты? Надо будет рассказать об этой теории Гасану. Он ведь еще раньше меня появился из паров не застывшей лавы. Пусть порадуется, что какой-то алхимик записал его в свою таблицу минералов».
Опасаясь кощеевых происков, друзья не решились ужинать в общем зале корчмы.
— Еще подсыплют нам какой-нибудь отравы, — выразил общую мысль Алеша Попович.
Запершись у себя в комнате и положив серебряные монетки под окно и под дверь, они расстелили скатерть самобранку.
— Значит так, — Добрыня почесал затылок. — Щей нам понаваристей…
— И поросенка печеного, — подхватил Ивейн.
— И пива темного, пинты по две на брата, — добавил Гавейн.
— И жареную баранью ногу, — продолжил Горыныч.
— И живой воды ведра два! — неожиданно для самой себя скомандовала Алена.
Все удивленно оглянулись на ее голос.
— А что? — у Добрыни загорелись глаза. — Вдруг и вправду получится? — и он постучал пальцем по свернутой в рулон самобранке. — Выполняй, что заказано. Развернись!
Скатерть развернулась. Пахнуло озоном и на ней возникли семь тарелок с дымящимися щами, семь кружек с пивом, печеный поросенок на большом подносе, еще один поднос с жареной бараньей ногой и два небольших деревянных ведра с водой.
— Ух ты! — дружно выдохнули все.
А Змей немедленно кинулся к ведрам, схватил одно из них и принялся пить жадными глубокими глотками.
— Неужели получилось? — восхищенно прошептал Алеша Попович. — Ну, Аленушка! Ну, голова!
Змей, тем временем, утолив жажду, отставил в сторону наполовину опустошенное ведро.
— Ну как? — хором спросили его Алена, Персиваль и Добрыня.
— Хорошая вода, вкусная — Горыныч глубоко вздохнул. — Ключевая, туды ее. Холодная, аж зубы ломит. Но не та, — и он, укоризненно склонив голову, постучал пальцем по самобранке. — Не то ты мне подсунула, милая. Не ключевая вода мне нужна, а Живая. Понимаешь ты?
— Да… Мать-природу не обманешь, — вздохнул Добрыня. — А скатерка моя — тварь бессловесная. Но однако понимает все, старается. Хорошо ты, Аленушка, придумала. Только мне сдается, скатерть самобранная о живой воде не знает, не ведает…
— А если ей дать эту воду… попробовать? — предложила Алена.
— Это как? — удивился Добрыня. — Пролить на нее, что ли пузырек с живой водой?
— А что? У Филиппа, вроде, еще оставалось на донышке… — подхватил Алеша.
— Да не настоящая у Филиппа вода, — махнул рукой Змей. — Но попробовать можно. Только надо найти где-нибудь хоть самый маленький пузырек с Живой водой, и капнуть на самобранку.
О том, где достать живой воды думали долго. И по всему выходило, что надо дождаться Илью, а потом, по дороге, заехать за водой на Змеиные острова. Но тут Алену опять осенило. Девушка взяла полотенце, намочила его и, вытерев лицо, посмотрелась в зеркало. Зрелище было совершенно душераздирающее. Полустершееся лицо висело перед ней, прямо в воздухе, печально моргая.
— Ты чего это творишь с собой, Аленушка? — обеспокоено посмотрел на нее Добрыня. — Никак, невидимость свою смыть задумала?
— Вызывай Черномора! — скомандовала девушка. — Наверняка он знает, где в Мореграде добыть живой воды. Так пусть и поможет нам!
— Верно! — подхватили рыцари. — Блэкмор поможет! Он знает!
— Не будет он нам помогать, — покачал головой Добрыня. — Вот хотите, поспорю с любым из вас? Он узнает, что Горыня без памяти, и не даст Живой воды нам не капельки. Только радостно потрет свои рученочки… У него с Горыней счеты старые.
— Так я для того и умылась, Добрынюшка! Скажи ему, мол, Алена умирает, заколдовал ее Кощей… Я и в зеркальце ему покажусь. Может, тогда он на живую воду раскошелится?
— Ай да умница! — радостно хлопнул в ладони Алеша. — Не глупей моей Лебедушки!.. Давайте и правда попробуем.
Черномор откликнулся на вызов почти моментально. Похоже, он действительно везде ходил теперь со своим тазиком.
— Привет! Ну как там у вас дела? Осаду сняли?
— От осады спасла нас Аленушка. Да вот только беда с ней приключилася, — Добрыня вздохнул, да так натурально, словно и впрямь случилось что-то непоправимое. — Колдовство на ней наложено ужасное. Умирает Алена, истончается. На глазах она тает, словно льдиночка…
— Ну вот, — Черномор скорбно всплеснул руками изо всех сил изображая сожаление. — А говорили, у нее медовый месяц с Горынычем. Как же это Алену угораздило?..
— Живая вода нам нужна, — вмешался в разговор Змей. — Пропадет Алена без живой воды. А ты наверняка знаешь, где в Мореграде можно эту воду достать.
— А с чего это вы взяли, что именно живая вода ей поможет? — подозрительно сощурился Черномор. — Докторам ее показывали? Поверните-ка поднос, я сам на нее посмотреть хочу…
— Это мы сейчас, — с готовностью откликнулся Алеша Попович и повернул поднос так, чтобы в зону видимости попала Алена.
Девушка, тем временем, легла на кровать и прикрылась одеялом так, что видны были только несколько пальцев и растворяющееся в воздухе лицо.
Черномор сдавленно охнул.
— Это что же, с-сам Кощ-щей тебя так? — сбиваясь от волнения спросил он Алену.
Она в ответ лишь печально и светло улыбнулась.
— Говорить не может, — просипел Алеша, давя в себе смех.
Рыцари в разговор не вмешивались, хмуро поглядывая на разыгрываемый спектакль.
— Ты давай, Черномор, не рассусоливай, — натурально нахмурился Горыныч. — Если ты не спасешь сейчас Аленушку, то мы все вернемся назад, и вот тогда-то я покажу тебе, где раки зимуют! Я тебе все припомню…
— П-постойте! Я же… Откуда я з-знаю, где там эта вода?..
— Знаешь, пакостник. Все ты знаешь, — Змей пригрозил Черномору кулаком. — Слушай сюда. Мое слово твердое. Я ведь прямо сейчас и огнем своим поклясться могу, что, коли умрет она, немедля вернусь к тебе поквитаться!
— Н-ну ты того… Ты поаккуратней там с клятвами! — задергался Черномор. — Есть у меня одно место. Наверняка обещать не могу, что там живая вода будет. Но попробовать можно… Таверну «Баракуда» знаете?
— Это где скоморохи сумасшедшие? — уточнил Добрыня.
— Ну, можно и так сказать, — усмехнулся Черномор. — Так вот. Подойдите к бармену и спросите рыжую Эльзу. Ты, Горыныч, подойди к ней и скажи: «Привет от папочки». Она спросит: «От какого папочки?» А ты ей в ответ: «От короткого папочки». Понял?
— И она даст нам живой воды?
— Даст, коли я ей велю. На меня эта Эльза работает… Только поднос с собой прихвати. А то девка на слово тебе не поверит. Наверняка захочет еще и со мной пообщаться.
Через некоторое время Горыныч и Добрыня принесли из «Баракуды» небольшой флакон с живой водой.
— Не могу поверить, — Змей откупорил флакон и с наслаждением понюхал. — Неужели у нее действительно больше не было?
Алена поторопилась удержать руку Змея, собравшегося уже выпить живую воду.
— Погоди! На самобранку сначала нужно капнуть!
Добрыня развернул на кровати скатерть, Змей аккуратно капнул из склянки в самый центр самобранки. Живая вода моментально впиталась в льняные волокна ткани.
— Вот такой водицы можешь ты нам доставить, самобраночка? Такой, какую на тебя только что капнули? — поинтересовался Горыныч, осторожно поставив флакон на столик.
— Да побольше налить на скатерть надобно, а то вовсе ничего не получится, — Добрыня схватил флакон и щедро плеснул на самобранку.
— К-куда же ты столько, Добрынюшка? — Змей попытался было, перехватить у богатыря флакон, но было поздно. Последняя капля живой воды упала на плотную льняную скатерть и, удивительно быстро, без остатка, впиталась.
— Да тебе все равно не хватило бы, — махнул рукой Добрыня. — А мы сейчас наверняка прове… — договорить богатырь не смог, так как его перебил испуганный женский голос.
— Ой-ой-ой! Да что ж такое дееться?! — голос был негромкий, чуть надтреснутый, но довольно приятный. — Это кто же надо мной изголяется? На меня чегой-то странное капает? — по самобранке пробежала легкая рябь.
— Ух ты! — восхищенно воскликнул Персиваль и осторожно потрогал шевелящуюся скатерть.
— Это кто с нами говорит? — испуганно огляделся Ивейн.
— Вот это! Оно шевелится! — взвизгнул, указав пальцем на самобранку Гавейн и потянул меч из ножен.
— Та-ак… — Горыныч, заметив что Гавейн достает меч, двинулся на него, по дороге прихватив в правую руку табурет.
— Стойте! Да что же ты делаешь! — Алена бросилась к Змею и повисла на его шее.
— Вы это бросьте, ссоры тут затевать, да за мечи хвататься! — Добрыня, нахмурившись, погрозил рыцарям и Змею кулаком и погладил самобранку ладошкой. — Ты у нас, выходит, стала говорящая?
— Завсегда была я говорящая, только вы-то все меня не слышали. А теперича мне силушки прибавилось. Чем таким ты напоил меня, Добрынюшка?
— Это живая вода. Та самая, которую мы просили тебя доставить недавно, — принялась объяснять Алена. — Мы добыли ее немножко и капнули на тебя, Чтобы ты, самобраночка, поняла, чего именно мы хотим.
— Эхе-хе. Какие ж вы хитрые! Ишь, чего, понимаешь, удумали. Для того я была соткана Бабушкой, чтоб еду доставлять разновсякую…
— Верно. Еду и питье, — подхватил Добрыня. — А живая вода, это самое, что ни есть, питье! Так что давай, исполняй заказ. Нам живой воды, да побольше! Понятно ли я говорю?! — и он требовательно постучал по скатерти пальцем.