Через минуту друзья уже резво шагали по направлению к ставшим значительно ближе горам Немого кряжа.
— Коли там колдовство не работает, ничего уже нам Ворон не сделает, — кивнул на горы Добрыня.
— А вот если бы вы по хорошему, по доброму, — вздохнул Алеша Попович. — Ведь Златеника помочь нам хотела, перстенек дала…
— Ты же сам недавно рассказывал, что Ворон сделал с первым суженым Златеники, — съязвила Алена. — Что, хочешь повторить его судьбу?
Немой кряж в этих местах был действительно не высоким. Друзья взобрались на перевал еще до конца девятого часа середы. Небо моргнуло в тот момент, когда они оглядывали простирающиеся на обе стороны от Немого кряжа просторы. Стало чуть темнее, чем прежде, это все сразу заметили.
— Все, братцы. Начался закат дня подземного, — вздохнул Добрыня. — С каждым часом будет света все менее, пока полная тьма не опуститься. И до тьмы у нас осталось всего семь часов.
— То есть, по нашему, дней, — уточнил Ивейн.
Когда друзья спустились на равнину с другой стороны кряжа, то сразу услышали оживленный птичий разговор:
— Идут, идут, идут… — чирикала какая-то птичка.
— Кто здесь? Кто здесь? — откликнулся другой птичий голос с некоторого отдаления.
Друзья удивленно замерли, прислушиваясь к шуму леса.
— Ходют, и ходют… Нет мне старому покоя, — чуть слышно пробубнил кто-то, неуклюже ворочаясь в соседних кустах.
— Смотри, смотри, смотри! Пенечка, смотри! Как их много, как много! — зачирикала птаха прямо у них над головой.
— Ну и что, ну и что? Молчи уж, Фенечка. Ешь лучше орешки. Тут на ветке орешки созрели…
— Где-где орешки?.. А зачем, зачем они тут, Пенечка? Людей так много зачем?
— Тебя, любопытную дуру ловить! — сердито чирикнула Фенечка.
— Фить-фить! Фьюить-фьюить, — зачирикали, потешаясь пташки на соседних ветвях.
— Ш-ша! Разгалделись, пернатые! — зашипел на них Баюн. — Вот уж-жо я вам перышки повыдергаю. Вот уж-жо я вам клювики повыщипаю… А ну брысь, неугомонные!
Птички, испуганно защебетав, вспорхнули с веток и, отлетев подальше, принялись тихонько перещебетываться между собой.
— Ну зачем ты так? — огорчилась Алена. — Они такие забавные.
— Болтушки бестолковые, — пренебрежительно фыркнул Баюн. — Пользы с них никакой, одни разговоры… Но раз птички говорят, значит колдовство не работает. Так что можно и отдохнуть, — и кот, потянувшись всем телом, сладко зевнул.
Место для ночлега они нашли быстро — небольшую полянку на опушке леса. Попробовали заказать Самобранке еды, и она к радостному удивлению, доставила ужин как ни в чем ни бывало.
— Ишь ты, работает, — подивился Баюн. — Видать, живая-то водица самобранке силы прибавила. Ежели ее подпаивать, глядишь, и до Звериного моря сыты будем.
Друзья, расслабившись, разлеглись поспать на непримятой мягкой траве.
— Крошки-то, крошки вон у них хлебные, да? — послышалось Алене.
— Крошки-то, крошки хлебные где? — переспросил другой голос.
— Вот же, вот же. Что ты, Пенечка, дурная?
— Ты сама дурная, Фенечка! Крошки-то сладкие… А вон, с маковым зернышком!
— Ох, и смелая ты, Пенечка. Кота не боишься?
— Что бояться? Что бояться-то? Спит он. Спит.
— Сам спит, а ухо шевелится. Цап-царап, и слопает Пенечку.
Одна из птичек, испуганно чирикнув, вспорхнула с земли на ветку. Баюн потянулся, выпустив когти на лапах, и перевернулся на другой бок.
Алена, заметив, что рядом с котом валяется целая хлебная корочка, взяла ее и всю искрошила для птичек на открытом месте, подальше от Баюна.
— Вот, клюйте, пожалуйста. А кота не бойтесь. Он хороший…
— Вот спасибо, вот спасибо! — тут же радостно набросилась на крошки одна из птичек.
— Хороших котов не бывает! — чирикнула другая, осторожная птичка. Однако, тоже принялась клевать хлебные крошки. — Добрые вы, Хорошо. А другие нам крошек не дали. Сами все слопали.
— Даже крошечки, даже крошечки, Фенечка. Совсем совести нет…
— Жадные… — лаконично чирикнула Фенечка.
— Что это за другие такие? — тут же заинтересовалась Алена. — Давно ли они были здесь?
— Ой давно!
— Давненько, Пенечка! Полчаса прошло.
— Да больше. Час прошел. Час.
— Полчаса, Пенечка.
— Небо моргнуло, значит час прошел.
— Вы, чем спорить, слетайте-ка лучше, узнайте, где эти жадины сейчас, что делают. А я вам за это еще хлебушка накрошу.
— Что, Фенечка, полетим?
— Полетим. Полетим, Пенечка.
Не успела Алена задремать, как над головой у нее снова раздался птичий гомон.
— Дай, дай еще хлебушка.
— С маковым зернышком.
— Здесь они, рядышком. С маковым зернышком Пенечке.
— Жадины. Вредины. Сеть на тропинке расставили. Ждут-пождут, кто поймается, — затараторили пташки.
— И далеко они отсюда? — поинтересовалась Алена открывая глаза.
— Вон там, вон там.
— Нехорошо это, — укоризненно покачал головой проснувшийся Алеша. — Для забавы, небось, ловят, не от голода.
— Точно так! Точно так!
— Матушка всегда учила меня, что убивать зверей и птиц надо, только если нечего есть, а не ради забавы! — заявил разбуженный птичьим гомоном Персиваль и поднялся на ноги.
— Ну что, ребятушки? Может сходим, посмотрим на этих охотников? — предложил, разминая затекшую руку Добрыня.
Трое воинов, взяв, на всякий случай, оружие, скрылись в лесу. Пичужки вызвались проводить их до жадных охотников.
— Ну и ловкая же ты, Аленушка… — восхищенно промурчал Баюн, приоткрыв глаза. — Дурных птичек, и тех себе на пользу приспособила… Верно ты мыслишь, им ведь кроме хлебных крошек, да доброго слова, да еще кое-какой приятной мелочи ничего и не надобно. А за доброту твою они всегда ответят сторицей, не то что люди, которые тебя за деньги продадут и перепродадут… Одно слово — люди.
«У нас таким тоном сказали бы „звери“», — подумалось Алене.
— Вот, жил я раньше, горя не знал, в своем царстве-царапстве. Бродил, где хотел. Говорила мне мама — не ходи к Немому кряжу… Э-эх, — Баюн потянулся. — Тут меня и поймали в сеть… Был бы я не черный, а какой-нибудь полосатый кот — прибили бы и на шкуру пустили. А за черную мою масть, продали одному колдуну… Черный кот для колдуна, это как горностаевый плащ для монарха. Вроде и толку с него нет никакого, а без него уже и не царь, а так, погулять вышел… Мой колдун добрый был. Копченой рыбкой меня баловал. Разговаривать научил по человечески. Даже читать научил. Интересно ему, наверное было, что же из меня в конце концов выйдет… А потом сгинул хозяин, — Баюн тяжко вздохнул. — Убили его кровного брата. Отправился мой хозяин мстить, да и пропал. Несколько лет жил я один в его доме. Все ждал — вернется. Погладит, на колени возьмет… А потом новые хозяева завелись в доме, — кот недовольно выгнул спину. — Ушел я от них, вернулся домой, а там, — он затряс всем телом, слово отряхивался от воды, — скукотища. И пошел я странствовать. К купцам бродячим прибился. Солидные, вроде, были люди… Помогал я этим купцам, когда советом, когда даром своим, баюкающим. Другом своим меня называли. А потом взяли и продали Черномору. Ну, про это ты уже знаешь… — Баюн сладко зевнул, потянулся и свернулся в клубочек — досыпать.
Алена встала, прошлась по поляне, прислушиваясь. Лес жил своей жизнью, уже не обращая на людей никакого внимания.
«Не спится?» — мысленно спросил ее Змей.
«Как они?» — обернулась к нему Алена.
«В порядке. Возвращаются уже… Расскажи-ка мне полностью сказку про Кощееву смерть. Должна же в ней быть какая-то зацепка».
Алена как помнила, во всех подробностях пересказала Змею сказку про Кощея Бессмертного.
«Странно как-то получается. Пошел Иван-Дурак за Кощеевой смертью, а ему никто вроде бы и не мешал… Неужели Кощей такой дурак?»
«Ну, ты подумай… Путь к смерти Кощеевой лежит через Звериное царство… Помогали Ивану звери говорящие, а мешал ему голод. Три раза Иван Дурак собирался убить кого-нибудь и поесть. Сперва зайца, потом утку, а потом щуку. Но он не ел их, потому что были они говорящие и просили не убивать».
«Тоже мне подвиг — не убить зайца», — усмехнулся Змей.
«Для страдающего от голода человека это очень серьезный поступок. А звери его отблагодарили».
«Стало быть, и нам не надо никого говорящего есть. Всего делов-то! Со скатертью-Самобранкой такой подвиг легко совершить… Но еще одно меня смущает. В сказке Кощея убили, и Баюн это подтвердил. Да и я сейчас вспомнил, пропадал Заморыш как-то на несколько лет. Но потом-то вернулся. И сейчас, боюсь, убьем мы его, а он через пару лет возвратится. Баба Яга ведь сестра ему. При такой родне как не вернуться?»
«Да и не надо его убивать, — Алена удивленно посмотрела на Змея. — Мы же, вроде, обо всем сговорились уже. Будем его смертью шантажировать, чтобы Кладенец нам отдал».
«Договорились, это конечно… Но что-то, после того, как он меня этим зельем беспамятным чуть не угробил, все больше прибить его до-смерти хочется. Чтобы другой раз неповадно было… Да ты не бойся, Аленушка. Не буду я его убивать. Умом-то я все понимаю. Просто руки чешутся».
Тут со стороны лесной чащи раздался шум. — Возвращались Алеша, Добрыня и Персиваль.
— Ну как там? — подскочила к ним Алена.
— Разбежались охотнички, — Алеша самодовольно усмехнулся.
— Птичек всех мы из сети выпустили. Только один вот, дохлый. Запутался, видать, бедолага, — вздохнул Персиваль, держащий за ноги безжизненно висящего фазана. — Разве же это по-людски — говорящих убивать?
— Так у тебя же фляжка на поясе с живой водой, — Алена осторожно взяла у Персиваля птицу.
— И верно! Как это я раньше не догадался?! — радостно улыбнулся рыцарь.
— Что это вы удумали? — разворчался Добрыня. — Был бы фазан нам на завтрак. А так — ни завтрака, ни живой воды…
— Но ведь мы не умираем с голода? — удивленно глянул на него Персиваль. — И живой воды на него мало уйдет. Не такой уж и большой фазан… — рыцарь отвинтил у фляжки крышку и капнул немного влаги фазану на клюв.