— Спасибо, фея Елена, — просиял Ивэйн. — Все подвиги, что удастся совершить нам в бою, мы посвятим тебе!
Кроме невидимой одежды рыцарям оставили еще луки, отнятые недавно у наемников Ворона, стрелы к ним и запас еды. Самобранка опять долго ворчала, но все же доставила мешок сухофруктов и мешок сухарей. Часть провизии отъезжающие распихали по седельным сумкам на случай, если самобранка не сможет дальше доставлять им еду. Пару лошадок оставили у башни, для Ивейна с Гавейном, а на остальных погрузили провизию, доспехи. Верхом поехали Персиваль, Алена и усевшийся впереди нее на седло Баюн. Еще две лошади несли только седельные сумки. Ни Горыныч, ни Илья, ни Добрыня, ни даже Алеша так и не решились ехать верхом, щадя местных тонконогих лошадок.
Спуск с перевала был не долгим. Впереди зеленели бескрайние просторы звериного царства. Горизонта видно не было. Он, как и всегда в этом, подземном мире, тонул в белой дымке, скрывающей границу между землей и небом. И почти у самого края дымки, как клык дикого зверя, возвышалась над лесом высокая черная скала. Никаких дорог и тропинок к Черной Горе не вело. По крайней мере, сверху их не было видно. Так что пришлось путникам довольствоваться уверениями Баюна, что он-то точно чует, где тут юг, а где север, так что мимо горы они не промахнутся.
Против ожидания, им не пришлось продираться сквозь подлесок. Лес был не густым. Хвойные деревья попадались вперемешку с лиственными. Места для ходьбы было достаточно. Персиваль даже попробовал погарцевать на своей буланой лошадке. Но лошадь заупрямилась, а после того, как рыцарь дал ей шпоры, остановилась как вкопанная.
— Слезай, приехали! — произнесла лошадь на чистом человеческом языке.
Персиваль удивленно огляделся:
— Это кто говорит?
— Это я говорю, — нервно фыркнув, продолжила лошадь. — Чего уставился? Слезай давай. Пешком дальше пойдешь.
— Она что, говорящая? — рыцарь ошалело уставился на лошадь. Нагнулся, заглянул ей в рот и подергал за уздечку.
— И прекрати меня дергать! — лошадь нервно скакнула, и Персиваль, чтобы удержаться в седле, еще крепче натянул уздечку.
— Да я таких как ты… — и буланая выдала такую замысловатую трехэтажно-матерную руладу, что Алена покраснела до кончиков ушей, а у богатырей удивленно приоткрылись рты. При этом лошадь не перестала брыкаться, так что Персиваль вынужден был еще крепче вцепиться в уздечку и сжать бока лошади коленями.
— Да ты хоть слезть-то ему с себя дай, истеричка, — недовольно проворчала вороная с белым пятном на лбу кобыла, на которой сидела Алена.
— Вот-вот, — подхватили в один голос пегие близняшки, которых вели в поводу Илья и Добрыня.
Горыныч шагнул к буланой, крепко обнял ее за шею одной рукой, а другой аккуратно вынул из седла и поставил наземь растерявшегося Персиваля.
— Я же объяснял вам. В Зверином царстве все-е звери говорящие. И магия не действует, — подал голос с дерева кот Баюн.
— Ну и что из этого следует? — спросил Горыныч, выпустив Буланую.
— А то, что кончилась ваша власть. Мы здесь свободные. Заклятия ваши теперь разрушены, и ничто не может заставить нас таскать на своих спинах ваши тяжелые туши и ваши тюки, — лошадь гордо прогарцевала перед товарищами. — Ну, а вы что стоите? Разве не чуете, что человеческое колдовство здесь не действует? — обратилась она к остальным лошадям. — Пришла пора сбросить ярмо!
— Да не суетись ты, — фыркнула черная кобыла Алены. — Под ярмом-то, небось, и не ходила не разу, а туда же… Они и сами уже, небось, все поняли.
— Это что же мы должны понять? — Алена слезла с седла и заглянула лошади в глаза.
— Мы дальше не повезем вас, — в один голос заявили пегие близняшки. — Над нами уже вон и птицы смеются.
— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, — замахнулся на свою пегую Илья Муромец. Лошадь испуганно заржала и попыталась вырвать у него уздечку из рук.
— Я ж кормил тебя зерном белояровым. Щеткой мыл тебя, грязь отряхивал. Сам пешком иду, тебя жалеючи. Что ж еще тебе, скотине, надобно? — Илья обиженно махнул рукой и принялся снимать со своей лошади всю поклажу. — Мой то конь со мной в походы хаживал, и под стрелы, и на копья скакивал… Только вы слабы против Чубатого. Мне таких коней и даром не надобно.
Добрыня Никитич, ни слова не говоря тоже принялся разгружать свою лошадку.
— Ты тоже меня дальше не повезешь? — спросила Алена свою лошадь.
— Если все не везут, то и я не повезу, — черная тряхнула ушами. — Хотя ты мне, честно говоря, не в тягость. Мне нести тебя не трудно, но стыдно. В зверином царстве не принято, чтобы звери людям служили. Здесь все звери свободны.
Алена вздохнула и принялась снимать седельные сумки.
— Вы все родились здесь, в зверином царстве?
Черная кивнула.
— А как же попали… на службу людям?
— В рабство, — поправила ее лошадь. — Здесь это называют рабство. Хотя по ту сторону Немого кряжа так говорить не принято… Да по разному попадают. Кого охотники изловят, кто хлебушка поест… заговоренного. На самой-то границе колдовство еще немного действует. А многие из любопытства сами Немой кряж переходят — посмотреть, как там у людей. Ну и попадаются.
Тем временем все лошади были освобождены от поклажи и ото всей конской сбруи.
— Слушай, Буланая. Ты… прости, что я так, шпорами, — выдавил из себя Персиваль. — Я не думал, что это больно…
— Думал щекотно? И-го-го… — заржала Буланая. — Прощайте!
— Спасибо вам, что отпустили нас, — потерлась о плечо Алены Черная. — Мы уж думали, придется от вас бежать на стоянке.
Говорили в зверином царстве не только лошади. Говорили буквально все. Но особенно досаждали птицы. Их было слышно все время, а разговоры их были чаще всего пустой болтовней, про цветы, еду, соседей. Люди вскоре приноровились пропускать эту болтовню мимо ушей, а вот Баюна птицы раздражали не на шутку.
— Отвык, — объяснил он Алене, — от пустой болтовни. Постоянно слушать столько дур одновременно, просто уши вянут.
— А ты не слушай, — посоветовала девушка.
— А вдруг что-то важное услышу? — вздохнул кот. — Уж лучше мучаться, но знать, что ничего не пропустил.
Алена тоже начала прислушиваться.
— Идут, идут…
— Куда идут?
— Да разве ты еще не знаешь, сестрица? Все уже знают, все знают! Сорока мне еще в прошлый час поведала. К морю они идут, к морю! Щуку ловить.
Баюн насторожил уши и остановился.
— А вот и не правда, и не правда! — затрещал сорочий голосок. — И не Щуку, вовсе, не Щуку. А идут они на остров, искать там что-то…
— Вер-рно, вер-но, — каркнул кто-то на вершине дерева.
Тут уже все путешественники начали прислушиваться.
— Это что же, нам теперь совсем не разговаривать что ли? — Алена затравленно огляделась.
— Боюсь, что уже поздно, — вздохнул Персиваль. — О нас уже весь лес знает.
— А что если дезинформацию им подкинуть? — Баюн сел и разгладил лапкой усы.
— Чего подкинуть? — непонимающе оглянулись на него богатыри.
— Ложные сведения, — важно пояснил кот. — Тогда сплетни перепутаются и всех шпионов запутают. Пущай думают, что идем мы… — он на минутку задумался и тут же вдохновенно продолжил. — А идем мы стало быть, на Забытое болото за Карачун травой.
— А трава эта нам нужна, чтобы натереть Черномора, — подхватила Алена. — От этой травы у него борода уже никогда больше не вырастет.
Представив себе эту страшную месть, богатыри и Горыныч дружно захохотали. Персиваль неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Распространять дезинформацию поручили коту, и тот исчез в кустах, обещав вскоре нагнать путешественников.
Вернулся кот только к ужину — усталый, но довольный. Рассказал, что пообещал одарить того, кто найдет Забытое болото.
— Так его же не существует? — удивился Персиваль.
— А вдру-уг найдут? — потянулся Баюн. — Хорошая ска-азка получится.
Глава 15
Долг платежом красен
Небо моргнуло и стало еще немного темнее. Наступил третий час вечера, по местному, подземному времени. Первая, зеленая четверть — время сна. Путешественники уже валились с ног от усталости. Однако, толком выспаться никому не удалось. Вскоре друзей разбудил вопль дежурившего Персиваля.
— Вставайте! Илья, Добрыня, да проснитесь же! Алеше плохо!
Первой к Алеше подбежала Алена. С молодым богатырем и вправду творилось что-то недоброе. Закатив глаза, он корчился на траве, из перекошенного рта текла пена.
— Падучая что ли? — отстранив Алену, возле Алеши присел Горыныч. — Илья, голову ему держи, а ты, Добрыня, разожми ему зубы, а то как бы язык себе не откусил.
Змей перехватил беспорядочно шарящие по земле руки юноши и вдруг резко напрягся всем телом, словно готовясь к нападению врага.
— Вот оно что, — процедил он сквозь зубы. — Илья, крепче держи его!
Алеша выгнулся дугой, захрипел, и попытался вырваться из рук Горыныча. Совместными усилиями Илья и Добрыня прижали Алешу к земле. Змей крепко держал правую руку юноши и с видимым усилием стягивал с его пальца золотое кольцо. «Подарок Златеники, — вспомнила Алена. — Неужели опять ловушка?»
— Ты ему палец-то не сломай! — прохрипел Добрыня, удерживая левую руку беснующегося Алеши.
Горыныч только невнятно что-то прорычал и рывком сдернул кольцо. Алеша тут же затих и без чувств повалился на траву. Богатыри осторожно отпустили его, но остались рядом — на всякий случай. Змей вертел в пальцах колечко и разглядывал его недобро прищурившись.
— Ну, Ворон, ну встретимся еще…
Змей положил кольцо со слабо мерцающим рубином на ладонь, сжал пальцы и тут же разжал их. Мелкая золотистая пыль слетела с его ладони, и ветерок тут же развеял ее. Горыныч брезгливо отряхнул руки.
— Что… что это было? — слабым голосом спросил Алеша, пытаясь подняться.
— Как ты? — присела рядом с ним Алена.