— И что же вы ему добыли? — спросила Алена. Внутри у нее все похолодело от страшных предчувствий..
— Меч-кладенец, — ответил Илья и снова опустил глаза вниз.
— Кладенец же сломан? Царь Морской снял с него половинку кольца, а сам меч ты отдал обратно Кощею.
— У Святогора вторая половинка… была, — выдавил из себя Илья.
— Что значит была? Ты что, отнял ее у Святогора, или… украл?
Змей Горыныч как-то странно посмотрел на Илью.
— Так ты у Святогора был?
— Угу, — скривился Добрыня. — Не сказавшись мне, уехал, между прочим. Мы же вместе с ним, да с Алешей до того всю ночь измысливали, как добыть у Святогора этот самый меч-кладенец. Силой ли, хитростью. В игру ли какую выиграть, или обманом отъять.
— Да не хорошо это все как-то, — поморщился Илья. — Я не первый год Святогора знаю. Он ведь, как и мы богатырь.
— Только сильнее тебя, дурака, в сотню раз, — поправил его Добрыня.
— Вот я и поехал к нему. Так и так, говорю, Святогорушка. Я приехал к тебе по честному. По такой вот и эдакой причине. Нужен мне твой меч-кладенец. Хочешь, за так мне его отдай. Хочешь, службу мне дай, любую, а хочешь, вставай и бейся со мной до смерти, но только без этого меча я от тебя не уйду.
— Ну и что? — мурашки побежали у Алены по спине, как только она представила, что Илья бьется с огромным, как гора и стократ сильным богатырем, у которого в руках меч-кладенец.
— Ничего, — пожал плечами Илья. — Целый день думал Святогор-богатырь. А потом взял, да и отдал мне меч… А?! Какой человек! А ты, Добрыня, еще хитростями всякими хотел его… Э-эх… — Илья махнул на Добрыню рукой, как на человека совершенно потерянного. — Ну а потом поехали мы с Добрыней в царство Кощеево. Отдал я Бессмертному меч, а он указал нам пещеру, где спрятал тебя, Аленушка.
Глава 18
— Ну, вот и ладненько, — радостно потерла руки Яга. — Все хорошо, что хорошо кончается. Был у Кощея меч, у него он и остался. Поженили Алешеньку, освободили Аленушку, и то хорошо…
— Нет, ты постой, Яга, — прервал ее Алеша. — Нам Кощей, можно сказать, плюнул в душеньку. Колдовством своим чуть не убил Аленушку.
— Раз мы все тут собрались, люди добрые, — поддержал его Добрыня. — То решим, давайте, как с Кощеем справиться.
— Святогор не нападал на землю Русскую, — продолжил Алеша. — Он хоть силушки великой, а с понятием. А Кощей-то кладенцом бед наделает. Все мы знаем его натуру подлую.
Баба Яга с тревогой поглядела на воинственные лица богатырей и на недобро ухмыляющегося Горыныча.
— Нечего махать мечами бес толку. Тоже мне, дружина сестрицы Аленушки! Кощея с мечом-кладенцом вам все равно не одолеть. Да и без кладенца вам с ним не сладить. Чего даром горшки бить?
— Ну а коли он на Русь пойдет, Бабушка? — не унимался Илья Муромец.
— А на то вы есть застава богатырская, — язвительно ответила она. — Как пойдет на Русь, так вы его и встретите. А коварно нападать, да пакостить — то не ваше дело, а Кощеево.
— Это верно, — погладил бороду Илья. — Дело богатырское — в бой открытый идти против ворогов. Мы, конечно, Кощея опасаемся, и ему мы попомним Аленушку, но сейчас нам с ним сражаться нету повода.
— К тому же, мне лично идея напасть на Бессмертного не нравится, — вставила свое веское слово Лебедь, выразительно посмотрев при этом на Алешу. — Дядя мой, конечно, личность вредная. Ну так это суть его природная. Если мы зимою простужаемся, разве мы на зиму обижаемся? Из-за нас Кощей лишился меча, так от нас же он его истребовал. Проявил при том коварство подлое, но не дали мы пропасть Аленушке, — и Лебедь решительно провела по воздуху рукой, словно подводя черту под всем вышесказанным. — Так что я согласная с Бабушкой. Нынче нам делить с Кощеем нечего.
Добрыня Никитич хотел было что-то сказать в пику Лебеди, но, глянув на Алешу, только махнул рукой.
— Так что, войны не будет?! — уточнил Змей, оглядев собравшихся. — Выходит, я зря сюда летел?
— Зря летел?! — вскипела Алена. — Ах ты змея подколодная! Ах ты гад ползучий! Я-то думала… — Алена аж задохнулась от обиды.
Баба Яга вдруг куда-то заторопилась. Запрыгнув в ступу, оттолкнулась метлой от земли и немедля взмыла в воздух. Лебедь, схватив Алешу чуть не за шиворот, потащила к пещере. Илья с Добрыней опасливо начали подходить с боков к Алене, но она ничего не замечала.
— Я-то думала, ты меня спасать прилетел! А тебе только повод был нужен, чтобы с Кощеем подраться?!
Могучий хвост Горыныча начал нервно дергаться и биться о камни, раздробляя их в пыль, а меж оскаленных зубов вспыхнул и заиграл жаркий драконий огонь.
— Да чтоб я еще раз!.. — он раздраженно плюнул и, взмахнув крыльями, взмыл в воздух, а через минуту скрылся из виду за горным кряжем.
Тут же откуда-то из поднебесья на площадку приземлилась ступа с Бабой Ягой.
— Ты что, девка, совсем с ума спятила? — Бабушка погрозила Алене пальцем. — Что удумала — ругаться с Горынычем! Как дыхнул бы на тебя он колдовским огнем, стало бы с тобою, как с тем камешком, — и Яга пальцем указала на красный, дымящийся камень.
— Да уж, — подхватила Лебедь. — Зря ты на Змея накинулась. Коль Кощей бы с нами заратился, Змей бы стал хорошим союзником. Ох, не любит он моего дядечку… Да ладно. Чего уж теперь. Хорошо хоть сама жива осталась. Ну что? Домой что ли поехали?
На заставу они приехали к вечеру и отметили освобождение Алены небольшим пиром. Баба Яга от приглашения отказалась, сославшись на дела. Впрочем, богатыри не очень-то и настаивали. Они все еще побаивались старуху, да к тому же Добрыне не хотелось показывать Яге скатерть-самобранку, с помощью которой они собирались устраивать пир.
Поутру Лебедь обратилась к Алене за помощью. Они с Алешей уже неделю собирались переехать в новое крыло терема, но царящий в вещах богатырей беспорядок все не давал осуществить эту благую затею до конца. Посовещавшись, Лебедь и Алена приступили к генеральной уборке богатырских хором. Из дальних углов выметалась паутина и пыль, выгребались ржавые доспехи, сломанные скамейки, битая посуда… Под чутким женским руководством богатыри перетаскивали лавки и кровати, сундуки и столы, освобождали от многолетних наслоений мусора укромные углы и чуланы. Когда в одном из углов была разобрана груда звериных шкур, под ней, наконец, обнаружился давно потерянный сундук с вещами Алеши Поповича, ради которого, собственно, и затевалась уборка.
— Ага! Вот он, голубчик! — Алеша радостно потер руки и, взявшись за удобные литые ручки, напряг спину, пытаясь приподнять сундук. — Что такое? Гвоздями его, что ли к полу прибили? — он снова напрягся, так, что аж покраснел от натуги. Жалобно заскрипели доски пола у него под ногами. Но сундук стоял, не шелохнувшись.
— Ну-ка, Алешенька, отойди, — Добрыня Никитич отодвинул в сторону готового провалиться под землю от стыда Алешу, и сам взялся за ручки сундука. Дернул его так и эдак. Попробовал раскачать, столкнуть с места. Безрезультатно.
— Золотой казной он, что ли наполнен? Али чем к полу приклеен? Чую, как досочки половые трещат, а сундук все не сворохнется… Илюша! Где ты там? Подь сюда, нужна твоя силушка!
В дверях появился Илья с лопатой в руке.
— Спасибо, конечно Царю Морскому, что он вернул наш дом в первозданное состояние. Только он промахнулся маленечко, — проворчал Илья Муромец. — Конюшню я за три дня до сражения дочиста от навоза очистил. А Морской, видать, когда назад время поворачивал, сгоряча те три дня захватил. Вот и выходит, что я дважды ту же конюшню, от того же навоза очищаю. И нет бы вам с Алешей за это дело грязное взяться! Сундуки да лавки двигать оно конечно, попроще выйдет… Чего у вас тут не ладится?
— Да вот, никак сундук не поднимем, — пожал плечами Добрыня. — Давай вдвоем, что ли?
— Всему-то вас, молодежь, учить надобно, — буркнул Илья. — Ну, отойди. Я сейчас его быстренько, — взявшись за ручки дернул один раз, другой.
— Говорю я, вдвоем давай попробуем, — подступил Добрыня.
— На конюшне вон вдвоем попробуйте, слабаки, — отмахнулся Илья.
Он поплевал себе на руки, взялся за ручки сундука покрепче и, издав богатырское «Эх!» — резко рванул сундук вверх. Раздался лязг, треск, и сундук победно взмыл над головой гордо рыкнувшего Ильи. Точнее, не весь сундук. Дно, с наваленными на него вещами, так и осталось лежать на полу. А ноги самого Ильи, пробив треснувшую в двух местах половую доску, ушли вниз, до земли.
— Чего это у вас сундуки такие хлипкие? И пол, вон, весь прогнил. Ступить невозможно… — Илья аккуратненько поставил верх сундука в сторонку, вынул ноги из проломанных в полу дыр и изрек растерянно: — Вот… Ну. Пойду-ка я… На конюшне доделаю, — взяв лопату, он скрылся за дверью.
Все остальные еще некоторое время удрученно глядели на рассыпанную рухлядь. Потом Алеша стал одну за другой собирать валяющиеся вещи: меха, одежу, доспехи, несколько серебряных кубков… В конце концов на донышке осталась лежать небольшая дорожная сумочка, какие носят обычно путники через плечо. Сумочку эту Алеша своей не признал. И сдвинуть с места не смог. Ни Алена, ни Лебедь тоже не могли сказать ничего определенного про сумочку, а Добрыня мычал что-то невнятное, морща лоб и пытаясь вспомнить. Снова позвали Илью.
— Ну что там еще у вас приключилось? Опять вам сундук, что ли сломать надобно? — проворчал он, но, разглядев сумочку, радостно всплеснул руками. — О! Нашлась пропажа! Это ж сумочка Микулы Селяниновича! Он еще жаловался как-то недавно, что сперли ее! Ведь так, Добрынюшка?
— Угу, — кивнул Добрыня Никитич. — Я вот все вспомнить не могу никак, какого рожна Микула сюда ее положил? Уж не в тот ли день это было, когда мы с ним на спор перепить друг друга пытались? Кроме него никто, пожалуй, сумочку эту и не поднимет.
— Ну вот, — расстроился Алеша Попович. — А я хотел сундук свой починить.
— Ничего. Новое дно сундуку приделаешь, прочнее прежнего, — похлопал его по плечу Добрыня. — А тут лучше ничего не трогать, пока снова не заглянет к нам в гости Микулушка. Главное — не забыть, напомнить ему про сумочку.