— Все-то вы про мое горе знаете. Про мою беду, про великую… А случилась беда нынче вечером. Налетело чудище заморское, чудище заморское, огромное, да украло у меня отрадушку, самую любимую племянницу, милую Забаву Путятичну… — князь страдальчески заломил руки. — Не на ком мне нынче глаз порадовать! Утащила та змея летучая неразумное малое дитятко!.. Вот смотрю я на вас, бояре знатные, да на вас, дружина хоробрая, да на вас, богатыри отважные. Ох смотрю, гадаю, думу думаю. Кто из вас со змеем может справится? Кто спасет мою любимую племянницу?
Зал испуганно затих. Пирующие стали нервно переглядываться. Князь, видя реакцию своих подданных, глубоко вздохнул и щелкнул пальцами. Слуги понесли вдоль столов большие корчаги с крепким медом, и стали разливать их по кубкам.
«Да ведь это уже третий раз! — поразилась Алена. — Подают хмельные напитки, а закуски на столах кот наплакал. Князь видно ждет, пока кто-нибудь напьется, да наберется храбрости вызваться идти против Змея».
Когда меды были разлиты по всем кубкам, князь еле заметно кивнул кому-то, и с другого конца стола поднялся княжий ключник. Держа в обеих руках полную чашу, ключник провозгласил тост:
— Выпьем за здоровье князя русского, за Владимира, за Красно Солнышко!
По залу пронесся гул голосов. Бояре начали вставать, поднимая кубки в честь князя. Вслед за ними поднялись богатыри и гридьба. Пирующие осушали кубки до дна, и переворачивали их, дабы показать, что ни одной капли меда не осталось не выпитой.
— Слава князю нашему, Владимиру! — нестройно завопили с разных концов зала.
Языки развязались. Полилась более свободная беседа. Через пару минут служки еще раз наполнили кубки гостей медом, а затем принялись разносить горячее. Князь, тем временем все ходил меж рядов, хмуря брови и прислушиваясь к разговорам.
— Ведь всего-то князю делов, выпустить Илью Муромца из погреба, да велеть ему освободить Забаву Путятичну, — в пол голоса произнесла Алена.
— Да, — кивнул услышавший ее Дюк Степанович. — Илья Муромец первый богатырь в земле Русской. Он-то мигом со Змеем бы управился. Ну да вышла с ним несуразица. Князь Владимир на него изобиделся. Посадил его в погребы холодные… А из тех горлопанов, которые нынче собрались на пир-гуляньице, ни один не решится, не осмелится, не поедет спасать мою Забавушку, — и пьяный уже Дюк Степанович горестно шмыгнул носом.
— А тому, кто спасет мою племянницу, обещаю я милости великие. Дани-пошлины с целого города я отдам ему на веки вечные! — продолжал князь.
— С целого города? — оживились бояре.
— С целого города! — зашептались гридни.
— С целого города? — призадумались богатыри.
Дюк Степанович жадно сглотнул.
— Впрочем, мне-то золота не надобно. У меня и так казны не считано. У моей-то матушки в Галиче…
— Так ты что же, Дюк Степанович, откажешься защитить-отбить Забаву Путятичну? — спросил богатыря сидящий справа от него Василий Казимирович. — Коли так, то может я попробую? Дани-пошлины с целого города, — Василий мечтательно возвел глаза наверх, — это сколько ж можно выпить меда пьяного!
— Да и мне… ик, те дани тоже надобны, — вмешался Чурило Пленкович. — Чтоб красу-басу мою поддерживать, чтобы в Киеве быть первым щеголем, чтоб заткнуть за пояс Дюка Степаныча.
«И ведь возьмутся сейчас. Позарятся, — забеспокоилась Алена. — Горыныч, конечно, любого из них коли не напугает, так по пояс в землю вгонит. Без Ильи им Забаву все равно не освободить. Но сколько времени будет потеряно! А тут, может, каждая минута на счету».
— Ой, по силам ли вам та работа ратная? — вкрадчиво вмешалась в разговор Алена. — Хорошо ли того змея вы видели?
— Что за дело, хорошо ли, плохо ли? — беспечно махнул рукой Василий Казимирович.
— Как с небес на нас тот страшный змей набросился, с непривычки я, сознаюсь, зажмурился. Только видел, что туша немалая, — доверительно прошептал Алене Дюк. — Ну да отчего ж нам с ним не справится?
— Этот змей сильнее обычного, — принялась вдохновенно врать Алена. — Лютый змей о двенадцати хоботах, да еще о двенадцати головушках. Все-то головы пускают дымы дымные, все-то головы бьют жарким пламенем, все-то головы рвут зубами острыми!
— Мать честная, едрит твою головушку! О двенадцати главах! Спаси господи, — Василий Казимирович часто закрестился. А Чурило Пленкович побледнел и снова чуть не хлопнулся в оборок.
— А то верно ли ты знаешь, сударыня? — засомневался Дюк Степанович.
— Знаю верно. Но вы меня не выдайте. Расскажу вам по секрету все, что видела… Не могла я от страха с места сдвинуться. Вы от змея под крыльцо попрятались, ну а я стояла, да все видела, ни вздохнуть не смела, ни зажмуриться. Змей крылатый налетел на Забавушку. Все двенадцать голов огнем пыхают, да огромными зыркают глазищами… — Алена понизила голос до зловещего шепота. — А Забава кричит-убивается. Змей схватил ее в свои хоботы, да взлетел в один миг в небо синнее… Нешто вам с таким чудищем управится? Нешто тут обойтись без Ильи Муромца?
По пиршественому залу покатилось испуганным шепотом:
— Змей-то сташе-енный…
— О двенадцати головах!..
— О двенадцати хоботах!..
А с другой стороны зала не ведающий о подвохе князь Владимир продолжал агитацию:
— А моя любимая племянница, нынче уже девица на выданье. Коли кто спасти ее сподобится, я тому отдам ее с радостью. Да еще добавлю в приданое… — князь, подняв глаза к потолку, что-то прикинул в уме и решительно махнул рукой. — Коли змей тот трехголовым окажется, дам за каждую я голову по городу!
Опустив свой взгляд на пирующих, Владимир к своему немалому удивлению, не обнаружил толпы желающих освобождать Забаву Путятичну. Гости прятали глаза и о чем-то испуганно перешептывались.
— Да какого же еще рожна вам надобно?! — возмущенно топнул ногой князь. — Вот, хотя бы ты, Дюк Степанович… — Дюк побледнел и поперхнулся чаркой меда. Алена заботливо похлопала его по спине. — Ты давно вздыхаешь по Забавушке. Вот возьмись, да и отбей ее у ворога. Коль спасешь ее от змея лютого, так отдам ее тебе я в женушки! Что молчишь? Аль онемел от радости?
— Да я это… — Дюк снова закашлялся, и его, радостно улыбаясь, похлопал по спине Василий Казимирович. — Я приму сие за честь великую — положить за князя буйну голову, и за красну девицу, Забавушку… Только смерть моя ее не вызволит.
— Тебе мало обещано приданого? — презрительно поднял бровь Владимир.
— Да не в этом дело, Красно Солнышко! А боюсь я с чудищем не справится. В нем двенадцать голов, двенадцать хоботов! Мне такое будет не по силушкам…
— О двенадцати?!.. Да нешто ты торгуешься? Пол-Руси желаешь в приданое?!! — князь гневно хлопнул ладонью по столу.
— Да не надо вовсе мне приданого! У меня своей казны достаточно, — замахал руками Дюк Степанович.
— Что ж ты врешь тогда про чудище крылатое?.. Мне боярин ближний нонеча докладывал, что оно всего лишь трехголовое!
— На меня не возводи напраслины. Вот те крест! — Дюк истово перекрестился. — Не вру я, Красно Солнышко! Сам не видел чудища поганого, не сумел разглядеть его в подробности. Но молва идет по Киеву-городу, про двенадцать голов, двенадцать хоботов!
По залу пронесся тревожный гул голосов, в котором слышалось:
— Верно говорит!
— Так и есть!..
Князь Владимир грозно нахмурился, оглядел пирующих и гаркнул во весь голос:
— А подать сюда мне ближнего боярина!..
— Не вели казнить, милостивец! — выскочив из-за стола, самый толстый из бояр бухнулся перед князем на колени и ударился головой об пол. — Сам-то я того чудища не видывал! Положился на слова сенной девушки. А она-то самолично змея видела, как летел он, в окошке косящатом!
— А привесть сюда тую сенную девушку! — решительно взмахнул рукой князь. — Докопаться надо мне до истины.
Дюжина гридней разом бросилась вон из зала. Князь, в ожидании, пока ему доставят свидетеля, присел на скамью и стал нетерпеливо барабанить пальцами по столу. Поднявший было голову боярин, встретив выразительный взгляд князя, снова стукнулся лбом об пол. Гости переговаривались шепотом, опасаясь еще больше разгневать Владимира.
— А что такое хоботы? — тихонько спросил у Алены Чурило Пленкович.
— Ну как хобот у слона. Видел когда нибудь?
Чурило еще сильнее побледнел и отрицательно покачал головой.
— Ну как бы тебе объяснить, — Алена попыталась найти подходящее сравнение, — это такая штука… на щупальца похоже…
— И оно ими щупает? — уточнил упавшим голосом Чурила.
— Щупает, хватает, втянуть в себя может, как… как смерч! — Алена радостно улыбнулась, найдя наконец, близкий образ. — Понятно?
— Ага, — пролепетал Чурило. — Как смерч!.. Спаси господи!
Через секунду по залу прокатился испуганный шепоток:
— Как смерч…
— Хоботы, это как смерч…
— Мать моя, женщина! Двенадцать смерчей!..
Тут толпа гридней притащила в пиршественную залу простоволосую девицу в синем домотканом сарафане. Девица была ни жива ни мертва от страха. Увидев своего хозяина, лежащего в ногах князя Владимира, она испуганно ойкнула и сама бухнулась перед князем на колени.
— Отвечай мне по чести, по совести, — начал допрос князь, — не у этого ли служишь ты, девица? — и Владимир указал пальцем на распластанного у его ног боярина.
— У него. Вот те крест, князь наш батюшка! — торопливо ответила девушка.
— Отвечай мне другой раз, по-честному. Не видала ль ты змея крылатого?
— Так и есть. Грешна. Видала… Помилуйте! То мое все любопытство девичье. Как летел он, все под лавки попрятались, кто не спрятался, так те все пожмурились. А я видела в окошко косящатое, как он с неба прянул на хоромы княжии. Чтоб греха со мной за это не случилося, рассказала я об этом тут же барину. Да еще потом пошла с поклоном к батюшке, поклонилась ему вареной курочкой, да во всех грехах ему покаялась, — торопливо затараторила сенная девушка.
— Ладно, ладно, — поморщился, как от зубной боли князь, — не про то я спрашивал. А ответь, как на духу мне, девица, что ты в точности в окошко-то видела? Не двенадцать ли голов у змея лютого? Или три, как ты сказала раньше барину?