— Типун тебе на язык! — взвизгнул гриб. — Не поминай вслух настоящее имя Отморозка!.. Ух, аж мурашки по порам пошли…
— Отморозок, — в полголоса повторила Алена и прыснула со смеху.
— Ничего смешного, красна девица, — нахмурился гриб. — Помянете его истинным именем, он над вами в день Морозный покуражится. Отморозит по-злобе вам чего-нибудь…
— Но ты, Мухомор, и верно, что-то напутал, — перебил его Горыныч. — Не мог Черномор говорить с тобой четыре дня назад. Он в это время в плену, во дворце у Лебеди сидел.
— Мог, не мог, — обиженно надулся Мухомор. — Я вам правду говорю, а вы не верите. Научить вас хочу, а вы все спорите… Раз вы тут все и так шибко умные, так и нечего моих советов спрашивать!
— Ты прости нас, невежливых, ученый гриб, — вмешался Илья Муромец и отодвинул подальше от Мухомора остальных. — Уж они, молодые да горячие, не имеют вовсе терпения. Ну а я, старик, послушаю внимательно. Объясни ты нам все про время местное. Что у вас тут часом называется, день от года чем отличается?..
— Ну вот, другое дело, — расплылся гриб в улыбке. — Коли вы совсем ничего про время здешнее не знаете, так я мигом вас научу… В одном часе четыре четверти: синяя, когда люди все просыпаются, красная, когда люди за работу принимаются; белая, когда люди от работ отдыхают и зеленая, когда все люди спят… ну, кроме зеленных воришек и сторожей. Вообще-то час начинают считать с зеленой четверти…
— Вот! — всплеснул руками Добрыня. — Слышал я такую байку про Подземный мир. Что там солнце никогда не заходит, а один день они называют часом! Думал, враки…
— Это у вас там Наверху час называют днем! — заспорил Мухомор.
— Ну, у нас, так у нас, — примирительно сказала Алена. — Ты давай-ка дальше, гриб, рассказывай.
— Так я и рассказываю. В одном дне тридцать часов. А делятся они так: семь первых часов — утро, девять следующих — середа, потом еще семь — вечер и последние семь — ночь.
— Отчего ж так неровно? — удивился Горыныч.
— Уж как есть, — хитро сощурился гриб. — Семь часов у нас ночь. Совсем нет света на небе. Семь часов — рассвет. В эти часы становится, постепенно, светлее. Потом девять часов ровный свет… Сейчас, кстати, как раз середа, второй день… А потом еще семь часов — вечерние сумерки. Темнеет постепенно… Теперь понятно вам?
— Понятно, — нахмурился Добрыня и стал загибать пальцы. — Стало быть, через пятнадцать дней… то есть, по вашему, часов станет совершенно темно?
— Верно, — кивнул Мухомор шляпкой. — Вы дальше-то будете слушать?
— Конечно, конечно, уважаемый, — хором сказали Илья и Алена.
— Ну так вот. В дне тридцать часов. А в году три дня…
«Три дня!.. Читала же я в какой-то сказке про год, что состоит из трех дней!» — вспомнила Алена.
— … Первый день Мокрый. Снег тает, дожди идут и все растет со страшной силой. Самый хороший из дней, — довольно сощурился Мухомор. Второй день Жаркий. Это сейчас. Тоже, в общем, ничего день. И третий день, самый страшный — Морозный. Иначе говоря, Кощеев день, — при этих словах гриб вздрогнул и поежился, как будто его уже морозит. — В этот день в особой силе Отморозок.
— Вот, значит, как… — покачал головой Горыныч. — Интересная тут у вас жизнь… А как же вы один час от другого отличаете?
— Обыкновенно, — хмыкнул гриб. — Как небо моргнет, так и новый час наступил.
Несколько минут все молчали, подавленные услышанным.
— Спаси, Господи, наши души грешные, — вздохнул Гавейн и затравленно оглянулся. — Куда ж мы, братцы, попали?
— Точно не знаю, — пробурчал, нахмурясь, Ивейн. — Но, думаю, это не ад. Хотя, местами, похоже.
Илья все это время хмурил брови и что-то озабоченно высчитывал на пальцах, а Алеша, похоже, безуспешно пытался вызвать Лебедь.
— Что вы приуныли-то? — встрепенулся Добрыня и окинул товарищей взглядом. — Силушка в руках у нас по прежнему. Да и скатерть-самобранка работает.
— Верно, — кивнул Илья. — Рано нам горевать. Отправляться пора в путь дороженьку… Одно неладно, веревка вон висит. Не ровен час кто прознает раньше времени, что мы здесь. Или, того хуже — к нам, на Землю-матушку поднимется. Может ты, Горыныч, спрячешь ее?
Горыныч примеряясь посмотрел на видную даже с грибной поляны свисающую с неба веревку.
— Да ты что, Илья? В своем уме? У Горыни чай крыльев-то нету, — всполошилась Алена и выразительно посмотрела на Змея.
— И верно. Нету, — спохватился Змей. — Ну а мы вот что сделаем… Что ты там, Мухомор, про клады мне говорил?
— Да нешто вы не знаете? — удивился Мухомор. — Я люблю загадки загадывать. А кто загадку отгадает, тому клад открывается… Кому что надо, тот ко мне приходит, говорит. Если оно у меня спрятанное есть, я ему загадку загадываю. Коли отгадает — увидит поблизости, что просил.
— И много у тебя напрятано? — хитро сощурился Добрыня.
— Мно-ого! — довольно разулыбался Мухомор. — Я давно тут живу. Уж состарился…
— И откуда ты столько загадок знаешь? — поразился Персиваль.
— Так приходят всякие. Говорят загадку, дают что спрятать. Я и делаю клад, — непонятно объяснил гриб.
— То есть как это «делаю клад»? — переспросил Ивейн.
Гриб растерянно похлопал глазами, честно попытался сформулировать что-то, но потом безнадежно вздохнул и с жалостью посмотрел на рыцаря.
— Ну как тебе, милок, объяснить, коли ты не гриб?..
— А не надо нам ничего объяснять, — сказал Горыныч, и глаза его весело сверкнули. — Можешь ты нам сделать клад из во-он той веревки, что торчит из дыры в небе? Надо бы ее спрятать.
— Конечно могу. Только вы загадку загадайте. Да позаковыристей… Ну, а кто отгадает ее, тот ваш клад и увидит.
— Да какой же дурак будет клад с веревкой искать? — хмыкнул Добрыня.
— А сами-то мы ее потом увидим? — забеспокоилась Алена.
— А как же, — усмехнулся Мухомор. — Ежели только сами свою загадку не забудете.
— Ну, хорошо. Вот загадка: Как под полом под полом едет барин с колоколом.
— Ишь ты! — восхитился гриб. — И что ж это такое?
— Мыши, — ответила Алена, и тут же ахнула: веревка исчезла.
— А можешь ты сам факт нашего прибытия сюда сделать кладом? — поинтересовался Змей.
— Следы что-ль замести?.. — уточнил Мухомор. — Так в зеленую четверть пойдет дождик из энтих-вот туч, и все само заметется. Или вас самих невидимыми сделать?
— А что, можешь?! — подался вперед Алеша.
— Ну, коли будете неподвижно в одном месте стоять, — оценивающе оглядел всю компанию гриб, — то могу. А как шевельнетесь, так вся невидимость и спадет.
— Ну хоть одного-то можешь? — не отставал Алеша. — Чтобы он и двигаясь невидимым оставался.
— Одного?.. Пожалуй могу. А кого?
— Давай Алену, — предложил Добрыня. Алеша открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Добрыня успокаивающе похлопал его по плечу. — Ты, Алешенька, врагов побьешь и видимый, а сестрицу поберечь нам надобно. Ну так что, согласна ты, Аленушка?
Алена, подумав, кивнула:
— А, давайте!
— Только в воду не входи, под дождь не попадай, в бане не парься, а то вся невидимость сойдет, — тут же предупредил ее гриб.
— Ну хоть умываться-то можно?
— Дай платочек. Сюда вот, под шляпку, — гриб натряс на платочек какой-то сероватой пыльцы. — Как умоешься, вытри руки и лицо этим платочком. Невидимость и вернется… Ну, загадку-то говори.
Алена сказала первую пришедшую на ум загадку:
— Без рук, без топоренка построена избенка… Ну? Я уже невидимая?
— А отгадку? — лукаво сощурился гриб.
— Ах, да. Это гнездо птичье…
Алена совершенно ничего не почувствовала. Только все ее спутники стали почему-то вдруг оглядываться и шарить вокруг руками. Сама себя, при этом, девушка прекрасно видела.
«Ух ты! Получилось!» — Алена принялась на цыпочках расхаживать между рыцарями и богатырями, проверяя, замечают ли ее. Не замечали, смотрели насквозь.
— Алена, ты где? — растерянно оглянулся Добрыня.
— Ты это… Ты не балуй, Аленушка! — погрозил Илья пальцем пустому пространству перед собой.
И тут Алена взвизгнула, от того, что Персиваль наступил ей на ногу.
— Прекращай эти прятки, — поймал ее за руку Горыныч. — Они тебе все ноги сейчас оттопчут.
— А ты что же, видишь меня?
— Ну, не то, чтобы вижу, — уклончиво ответил Змей.
Рыцари подозрительно уставились на него. А Горыныч мысленно добавил.
«Глазами чую тепло, которое от тебя идет».
«Понятно. Инфракрасное зрение».
— Ты вот что, Горыня, — Илья хотел было подойти к Змею поближе, но на полпути остановился, видимо, опасаясь, что наткнется на Алену. — Коли видишь ее, так приглядывай. Ходит пусть она с тобой по руку левую. Мы тогда, хоть она и незаметная, не толкнем ненароком Аленушку.
На том и порешили. После чего вся компания, распрощавшись с грибом, отправилась в путь. Тут же встал вопрос — до какой реки идти, если по обоим можно добраться до моря.
— Что тут думать? — всплеснул руками Алеша. — Идти надо до той реки, которая ближе.
— А может, лучше у Черномора уточним? — предложила Алена.
— Давайте попробуем, — пожал плечами Добрыня и вынул из заплечной сумы медный поднос.
Но, сколько они ни стучали по подносу, Черномор не отзывался.
— Это что же, он тут не работает? Черномор же говорил, что все проверено! — возмущенно всплеснул руками Добрыня.
— И до Лебеди я дотянуться никак не могу, — печально вздохнул Алеша Попович.
— У нас, чай, и своя голова на плечах есть, — уверенно заявил, пригладив бороду Илья Муромец. — Вы сперва хорошенько подумайте.
— Что думать-то? Идти надо! У нас еще у каждого три подвига несовершенных! — вскочил на ноги Персиваль.
— Погоди ты, неугомонный, — осадил его Ивейн. — Этот… гриб, он что говорил. Час тут, как у нас день. Значит, нам до большой реки не два часа, а два дня добираться. А потом по ней до моря не один день, а, считай, целый месяц…
— А по маленькой речке мы до моря, выходит, за наш день доберемся, — продолжил Добрыня.