— Вот видишь, рано или поздно все становится на свои места. Люди не так уж плохи, как мы о них думаем.
…В пятницу утром к нему зашел Имре Давид. Директор был в хорошем настроении, шутил с Гизи, прохаживался по кабинету, потирая руки.
— Ну и мебель у тебя! — сказал он, осматриваясь. — Пора всю эту рухлядь на помойку снести.
— Почему? Мне в самый раз, — ответил Миклош. — Иностранцы ко мне не ходят, пыль в глаза пускать некому.
— Я понимаю, но тем не менее…. В общем, я скажу Бойтарне, пусть найдет для твоего кабинета нормальную мебель. У меня тоже нет особых запросов, но от того, что положено, грех отказываться.
— Ну, как хочешь, Имре. Хотя, повторяю, меня и эта, как ты говоришь, рухлядь вполне устраивает. Так значит, Бойтарне не уходит?
— С какой стати ей уходить? Лучшего завхоза я даже представить себе не могу.
— Видишь ли, поговаривают, что эту должность все-таки займет тетя Ирма.
Имре Давид усмехнулся:
— Возможно. Если директором будет кто-то другой. А покуда еще я руковожу фабрикой, эта ведьма может работать здесь только уборщицей. Или пусть вообще уходит.
— Ты ее так ненавидишь? — спросил Зала.
— Именно.
— Интересно, что Ева с ней в хороших отношениях, насколько мне известно. Часто бывает у нее. Недавно жаловалась мне, что ты игнорируешь эту тетю Ирму, а у нее, мол, такая светлая голова.
Имре Давид поднял брови:
— Надеюсь, тебе-то не надо объяснять, почему я не выношу старуху. Ты же знаешь, как она со мной обращалась. А что до ее отношений с Евой, меня это не касается. Это женские дела, я в них не вмешиваюсь. Бог с ними. Я к тебе не за этим пришел. Говорят, ты ходил к Ферко Форбату.
— Кто говорит?
Имре рассмеялся.
— Какая разница? Здесь человек сразу обо всем узнает. Хочет он того или нет.
— Да, я с ним разговаривал. — И Миклош поведал другу во всех подробностях о состоявшейся беседе.
Имре выслушал его, не перебивая, а потом сказал:
— Я-то думал, что ты решил рассчитаться с ним за своего отца. Уже ходят слухи, что Миклош Зала привлекает к ответственности Ферко Форбата.
— Чушь собачья. Знаешь, Имре, я давно поставил крест на своем прошлом. Но кое-кто до сих пор не может угомониться. Вдова Форбата, например. Она отравляет душу своего внука бессовестным враньем. И сыну портит жизнь. Я уж теперь и не знаю, можно ли вообще похоронить прошлое.
Имре Давид отвернулся к окну.
— Ты прав, — сказал он. — Это трудно. И чем-то напоминает игру в одни ворота. Мы забываем о прошлом. Для нас не важно, откуда пришел человек, что он говорил и что делал. А они не забывают. Они не могут забыть. Знает кошка, чье мясо съела. Вот и братец мой утверждает, что Йожеф Шиллер не был фольксбундовцем. Это, мол, мы с тобой выдумали. Но если на то пошло, я еще не забыл, как мы с тобой и с дядей Жигой сидели в корчме Йожефа.
— Я тоже помню, — подхватил Миклош, — как Йожеф хвалился своей принадлежностью к фольксбунду. И потом, ты же знаешь, что мы нашли фольксбундовские архивы, в которых значилась его фамилия. Так что врет твой братец, как сивый мерин. — Он встал, прошелся по кабинету. Остановился возле Имре. — В общем, не собираюсь я никого трогать. Но и меня пусть оставят в покое.
17
В четверг десятого марта Имре Давиду позвонил председатель сельсовета Игнац Авар и пригласил вечером на новоселье. Имре знал, что празднество по случаю завершения строительства загородного дома должно было состояться в субботу, но Авар сказал, что в субботу ему надо уезжать в Пешт, поэтому новоселье решили справить в четверг, то есть сегодня. Имре спросил, приглашен ли Миклош Зала. На другом конце провода последовало долгое молчание, потом Авар хриплым голосом спросил:
— По-твоему, его следовало бы пригласить?
— Думаю, что да. Я бы на твоем месте пригласил его.
— Ну, если ты так считаешь, пригласи сам от моего имени. Вместе с женой, естественно. Хотя должен тебя заранее предупредить: не многие обрадуются его появлению.
— Неважно, — ответил Имре. — Поговори с ним, Игнац. Все-таки лучше, если бы ты…
— Нет у меня времени, — перебил его Авар.
Имре передал Миклошу приглашение Игнаца Авара, но тот ответил отказом.
— Тереза не может оставить Миклошку одного, — сказал он, — а без нее я не пойду.
Они гуляли во дворе фабрики. Ярко светило солнце, южный ветерок, принося аромат далеких полей, обдувал их лица.
— Хорошо бы, если б ты все-таки пошел, — убеждал его Имре. — Это не Будапешт, здесь каждый человек на виду.
— Я понимаю, Имре, — ответил Миклош. — Но мы еще здесь не освоились. Терезе многое пока непривычно и даже чуждо. Не пойми меня превратно, но я, вернее мы, то есть Тереза и я… Ну, ты понимаешь…
— Понимаю, — кивнул Имре. — И ежу понятно, что вы — это Тереза и ты… — Он рассмеялся. — Ну, а если серьезно… Удачно ты женился, как по-твоему? Вы хорошо живете с Терезой?
Они шли в сторону кочегарки. На клумбах уже пробивались первые ростки тюльпанов, нарциссов и гиацинтов, упрямо бросая вызов прохладным рассветам.
— Да пожалуй, я не прогадал, — вымолвил Миклош. — Тереза — хорошая мать, хорошая жена. — Он остановился, поглядел на друга. — Конечно, может быть, это только иллюзия, поскольку мне не с кем сравнивать. Наверно, с другой женщиной мне жилось бы лучше. Кто знает? А может, и нет. Во всяком случае, у меня есть Тереза, и представь себе, я ее люблю.
— Значит, ты не нуждаешься в любовнице? — спросил Имре Давид.
Зала двинулся дальше.
— Ну, что до этого, — сказал он, — конечно, некоторое разнообразие никогда не помешает. Вот только с возможностями туго. Между прочим, у Терезы характер — далеко не сахар. И ссоры у нас бывают. Дело, как говорится, житейское. Но знаешь, что меня больше всего раздражает? Если Тереза считает, что я ее обидел, она меня наказывает. Может целыми днями не разговаривать, не подпускать к себе. Ну, что это за дела? Я же не ребенок, чтобы подвергать меня наказаниям. В такие моменты я бы с удовольствием пошел к другой женщине.
Имре чувствовал, что Миклош по-прежнему тянется к нему всей душой и поэтому говорит все как на духу. Они так и остались закадычными друзьями, которые никогда ничего друг от друга не скрывают.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что не изменял Терезе?
— Нет, не хочу. Это было бы неправдой. Конечно изменял и не могу поручиться, что впредь не стану этого делать.
— Вот теперь я тебя узнаю, — улыбнулся Имре. — Аж на душе полегчало. А то я думал: или ты в монахи записался, или просто комедию ломал передо мной. Я-то стараюсь ни одного шанса не упустить. Хотя, знаешь, тут надо быть очень осторожным. В этом поселке в моде анонимки.
Они прошли к Миклошу. Увидев Имре Давида, Гизи сказала:
— Вас искали, товарищ директор. Я соединю вас с Юлией?
— Будьте добры.
Гизи кивнула, набрала номер, передала ему трубку.
— Что случилось, Юлия?
— Звонил Чухаи. Просил вас срочно прийти к нему.
— Понял. Спасибо. Сейчас иду. — Имре положил трубку, обернулся к Зале: — Значит, мы вечером не увидимся?
— Нет, — ответил Миклош. — Желаю тебе хорошо повеселиться.
Миклош Зала при всем желании не смог бы никуда пойти, потому что едва добрался до дома, как на поселок обрушился такой ливень, что за стеной воды еле было видно другую сторону улицы. Миклош уже проголодался и бросал нетерпеливые взгляды в сторону кухни, но, судя по доносившимся оттуда звукам, Тереза еще не принималась за приготовление ужина. Миклошка стоял у окна и, прижавшись носом к стеклу, смотрел во двор, где сразу появились огромные лужи. Еще не зажглись уличные фонари, и в сгущающихся сумерках, под низкими черными тучами окончательно пропали из виду и дома и деревья.
— Смотри, папа, — сказал Миклошка, — у нас во дворе уже целое море.
Зала подошел к окну, положил руку на голову сына, поглядел на залитый водой двор.
— Ну и ливень, — промолвил он. — Для марта это что-то необычное.
— Я еще ни разу не видел столько воды во дворе. А почему она никуда не стекает?
— Потому что во дворе нету водостока, а почва не способна впитать в себя сразу столько воды. — Миклош внезапно ощутил беспокойство. О господи, а вдруг на фабрике засорились водостоки? Не только двор окажется под водой, но и склады, и цеха… Хоть бы телефон был поблизости. У него пропал аппетит, и он начал поспешно одеваться.
— Куда это тебе приспичило в такую погоду? — спросила Тереза.
— На фабрику. Как бы там авария не случилась.
— А как же ужин? У меня уже все разогревается.
— Ужинайте без меня. — Он надел резиновые сапоги и дождевик и уже в дверях бросил: — Я скоро приду.
Все произошло примерно так, как он и предполагал. Двор был весь уже залит водой. Несколько человек под руководством Андраша Хорвата трудились возле складов, выкачивая проникшую туда воду.
— Вы не встретились с Колесаром? — отдуваясь, спросил Хорват, старавшийся грязным полотенцем вытереть насухо свою рыжую шевелюру. — Я его десять минут назад отправил за вами. Вообще я всех уже вызвал.
— Правильно сделали, — сказал Зала. — С Колесаром мы, видимо, разминулись. А где Земак?
— Здесь. Обходит цеха. Надо их предупредить, чтобы сразу же сообщили, если из канализации начнет выходить вода.
Не успел он закончить фразу, как зазвонил вынесенный к окну телефон. Первым сообщил об аварии прядильный цех, потом и из других цехов стали поступать тревожные сигналы. Появился Земак в промокшей насквозь одежде, струйки воды стекали с волос по лицу. Он пожал руку Миклошу, явно обрадовавшись его приходу.
— Шеф, мы открыли все люки во дворе, но вода не уходит, — сказал Земак.
— Значит, опять где-то закупорка. Остается только выяснить где. — Зала вопросительно взглянул на Хорвата.
— Надо проверить очистную установку, — задумчиво сказал Андраш Хорват. — Там и в прошлом году что-то было не в порядке.
— Хорошо, — кивнул Зала, — с этого и начнем. Бела, возьми килограммов десять ультрамариновой крас