Вино ударило в голову, и старика клонило ко сну. Он откинулся на спинку стула. Воспоминания о прошлом причиняли ему невыносимую боль. Он часто задавался вопросом: а был ли он когда-нибудь счастлив? И каждый раз отвечал себе: конечно, был, несмотря на все невзгоды. Само небо свело его с Ирмой, и это счастье продолжалось долгие годы. Правда, в последнее время, когда он стал злоупотреблять спиртным, Ирма сильно изменилась, в ее характере возобладали дурные черты: властность, мстительность, желчность. Она знает, что Зоннтаг по-прежнему любит ее, и, пользуясь этим, вынуждает его совершать поступки, противоречащие убеждениям и моральным принципам старика. Ведь что ни говори, а в молодости у него был твердый характер и он умел отвечать за свои действия. Боже праведный, до чего он дошел, в кого превратился! То, что он вытворяет, отвратительно. Ну, а как же быть? У него нет выбора… Старик закрыл глаза и задремал.
Около шести он проверил давление и температуру воды в котлах. Все было в порядке. Потом разбудил Фери, помылся, переоделся и вышел на улицу. Еще не было семи, когда он нажал кнопку звонка у ворот дома Ауэрбахов.
«Опель-рекорд» стоял во дворе, прямо под окнами. «Видать, утомились вчера, — подумал старик, — если даже не поставили машину в гараж». Ждать пришлось долго. Наконец открылась входная дверь, и во двор вышла Ирен. Выглядела она заспанной и несколько раз зевнула, пока дошла до ворот. Голубой стеганый халат был накинут прямо поверх ночной рубашки.
— Что случилось, старина? — спросила она, зевая и с трудом поворачивая ключ в замке. — Чего вам не спится? — Она понимала, что говорит глупости, ведь старик идет с ночной смены, но надо было показать ему, что она абсолютно спокойна.
— Здравствуй, Иренка, — смиренно произнес Зоннтаг, ненавидя самого себя за этот подобострастный тон. — Не сердись за такое раннее вторжение. Поверь, это вызвано крайней необходимостью.
Ирен впустила его, закрыла ворота и пошла к дому. Зоннтаг семенил за ней.
— Я вчера вечером разговаривала с Анико, — бросила она через плечо.
— Знаю, — сказал Зоннтаг. — Но речь не об этом. Произошла большая неприятность.
Они вошли в прихожую. Ирен показала в сторону гостиной и приложила к губам палец:
— Тише! Шандор еще спит. Мы очень поздно вернулись. — В гостиной они сели в кресла, Ирен раскрыла и протянула Зоннтагу серебряный портсигар. Оба закурили. — Ну, так что за неприятность?
Женщина внимательно слушала рассказ Зоннтага. Глядя на старика, она пыталась разглядеть в нем черты того молодого гусара, которого тетя Ирма любила так же страстно и самозабвенно, как Ирен любит сейчас Шандора. Раньше она и мысли не допускала, что сможет кого-нибудь полюбить всем сердцем. Да, ради Шандора она готова на все, даже на подлость. В конце концов, в борьбе против такого человека, как Зала, любые средства хороши. Да и Имре Давид не заслуживает снисхождения, если он защищает Залу. Ей вспомнилось, как два года назад они сидели зимним вечером у тети Ирмы. Был там и Ференц Давид, главный редактор областной газеты, которого в пятьдесят шестом арестовали по приказу Дудаша[30], а затем приговорили к смертной казни. Ирен с интересом смотрела на этого симпатичного, выдержанного человека, и в какой-то миг у нее промелькнула мысль, что с ним она, пожалуй, могла бы изменить мужу. Ей сразу бросилось в глаза, с какой нежностью относится к Ференцу тетя Ирма. А тот, в свою очередь, защищал брата от ее нападок. Надо, мол, разобраться, почему Имре стал таким. Здесь сыграли роль два обстоятельства. Во-первых, необузданная натура дяди Жиги, который не одобрял воспитательных методов тети Ирмы и как-то исподволь настроил против нее чувствительную душу ребенка. Во-вторых, Имре с детства попал под влияние Залы и его семьи. Брата всегда привлекала романтика, но при этом он не мог отличить романтику от авантюризма. А в той линии, что проводили в подпольной работе Миклош Зала и Аттила Чонгради, было больше от авантюризма, чем от продуманной политики классовой борьбы, которую провозглашала партия. Известно, что Аттила Чонгради, живя в Риме, не порывает с коммунистическим движением. Но что же это за коммунист, который участие советских войск в подавлении мятежа пятьдесят шестого года называет агрессией и осуждает? Короче говоря, Имре находится под сильным воздействием Миклоша Залы, человека, надо признать, умного и изворотливого, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Необходимо вбить клин между ними, чтобы спасти Имре.
Все это Ирен вспоминала, слушая Зоннтага. Когда старик умолк, она решительно погасила в пепельнице окурок. Что ж, сейчас как раз и выяснится, можно ли вбить клин между Имре Давидом и Залой.
— Как по-вашему, Зала слышал весь разговор? — спросила она.
— Мне он сказал, что весь.
Ирен скорчила брезгливую гримасу.
— Представляю, что вы там нагородили с этой дурехой.
— Да ничего особенного, Иренка. Поверь мне.
— Короче говоря, вы от всего отказались?
— А как же иначе? Мы с Залой были в кочегарке вдвоем. Так что доказать он ничего не сможет. В моем положении это был единственный выход — отрицать все подряд. Я понимаю, что это не совсем этично…
— К черту этику! — перебила его Ирен. — Чтобы поставить на место этого негодяя, любые средства хороши. — Она взглянула на дверь спальни, откуда доносился храп Ауэрбаха. — А что вы сказали Фери Палко?
— Так я же тебе уже рассказал.
— Повторите еще раз. Только помедленнее и со всеми подробностями. — Когда Зоннтаг еще раз пересказал свой разговор с Фери, она вскочила с кресла, прошлась по комнате, потом резко повернулась к старику: — Все верно. На этом варианте мы и остановимся. Только надо кое-что уточнить. Почему Зала пошел на такой шаг? Да потому, что он вас ненавидит и решил скомпрометировать. Вот теперь все встало на свои места… Выпьете что-нибудь?
— Вина, если есть.
— Есть. Но за ним надо идти в погреб. Долгая история. Могу предложить коньяк, палинку.
На столе появилась бутылка коньяку. После первой рюмки Ирен сказала:
— Послушайте, дядя Пали. Насколько я знаю Залу, он все расскажет Имре. Но вы не волнуйтесь. Я поговорю с Шандором, он что-нибудь придумает. А с вами договоримся так: поскольку Зала вам угрожал, вы обратитесь ко мне, как к секретарю парткома фабрики, за помощью. Ясно?
— Вполне. Только бы Анико не проболталась.
— Будьте спокойны, — ответила Ирен. — Не проболтается. Она у меня вот где. — Ирен сжала кулак.
— Ну и хорошо, — промолвил Зоннтаг, поднимаясь.
Ирен хотела было рассказать старику о вчерашней вечеринке, где зашел разговор о Зале и Имре чуть не разругался с Евой, защищая своего друга, но потом передумала и отправилась в спальню будить Шандора.
21
Имре Давид поднялся позже обычного, проспав семичасовые «последние известия». Ева еще не проснулась. У нее был ненормированный рабочий день, и Имре решил не будить ее. Домой они вернулись почти на рассвете, едва не падая от усталости…
Он принял душ, оделся, выпил чашку крепкого кофе я отправился на фабрику. Было уже около восьми, когда он вошел в приемную. Юлия приветливо поздоровалась с ним и тихо сообщила, что тетя Ирма еще не закончила уборку в его кабинете.
— Что это значит? — удивился Имре. — Почему она делает уборку только сейчас?
Юлия пожала плечами:
— Понятия не имею. Она со мной не очень-то разговаривает. Да вы присядьте, посмотрите пока почту.
— Успею, — отмахнулся Имре и вошел в кабинет.
Тетя Ирма стирала со стола пыль. Ее утомленное лицо было все еще красивым, без единой морщинки, только волосы на висках тронула седина. Из кармана ее синего халата торчал маленький японский транзистор, из которого лилась негромкая музыка.
— Доброе утро, — сказала она и выключила приемник. — Я уже заканчиваю.
— Доброе утро, — ответил Имре, ставя на стол портфель. — А почему вы не сделали уборку вчера вечером?
— Вечером у меня были дела. Я отпросилась у завхоза. — Голос ее звучал враждебно.
Имре расстегнул портфель, выложил на стол бумаги.
— Что-нибудь случилось?
— Нет. А что должно было случиться?
— Почему же вы злитесь?
— Я не злюсь. — Женщина разбирала пылесос и складывала детали в коробку. — Тебе звонил Фери.
— Когда?
— Еще семи не было. Просил позвонить ему.
Имре вызвал в кабинет Юлию.
— Соедините меня, пожалуйста, с Ференцем Давидом.
— Куда звонить? На квартиру?
Ирма подняла голову, кинув на Юлию злобный взгляд.
— В редакцию, — буркнула она.
— Спасибо, — дружелюбно промолвила Юлия и вышла из кабинета.
Имре Давид сел, облокотился на стол и закурил.
— Так чем же вы все-таки недовольны?
Женщина выпрямилась и в упор взглянула на Имре. Сейчас она вновь напоминала прежнюю Ирму Шиллер, гордую, самолюбивую молодую девушку, которая благодаря богатству и красоте знала себе цену.
— Ты спрашиваешь, чем я недовольна? — Она перевела дух. — Скажи, до каких пор ты еще собираешься меня унижать? Сколько ты еще будешь мстить мне за прошлое? Уже третий год я работаю уборщицей. Фери обещал, что меня назначат на должность завхоза.
— Завхоз у меня есть, — ответил Имре Давид, делая затяжку. — Может, вам выбрать себе другую сферу деятельности? У меня пустует место главного инженера. Скажите своему любимчику. Фери — большой человек. Он за вас похлопочет где надо и все уладит. А если серьезно, то я вообще не понимаю, зачем вам работать. В средствах вы не стеснены, состояние у вас приличное. Жили бы себе припеваючи без всяких забот.
При напоминании о средствах кровь прилила к лицу женщины.
— О каком состоянии ты говоришь? — вскипела она. — Не ты ли отобрал у меня землю?
— Да бросьте вы, — отмахнулся Имре. — У вас еще полным-полна кубышка. Не надо прибедняться. Разве вы не даете деньги в долг под проценты?
Ирма успокоилась, почувствовав, что пришел ее час.
— Я только вам давала в долг, — скромно сказала она. — И вовсе не под проценты.