— Я хотел бы встретиться с Анико Хайду.
— Когда?
— Сейчас. Она, наверно, дома.
— Тогда я с тобой. Не возражаешь? От меня она никогда ничего не скрывает. Кстати, в шесть часов у нее встреча с твоим братом и с Вебером в «Синем журавле».
— Зачем?
Она медленно двинулась к выходу.
— Хочет рассказать им хорошенькую историю о Миклоше Зале.
— Ну, ладно, пошли. — Они сели в машину. — Поедем к тете Ирме, Лаци, — сказал Имре шоферу.
Анико была дома. Угрюмо взглянув на Имре, она открыла ворота. И только когда увидела Ирен, лицо ее просветлело.
— Привет, — сказала она и, расцеловавшись с Ирен, пригласила их в дом. На ней были джинсы и голубой облегающий свитер.
Имре хорошо ориентировался в этом доме. Он думал, что Анико по-прежнему живет в маленькой, по-спартански обставленной комнатушке, и очень удивился, когда девушка повела их в бывший кабинет дяди Жиги. Он не успел еще толком оглядеться, как в кабинет вошла тетя Ирма. Она была в темной твидовой юбке, белой поплиновой блузке и оранжевой шерстяной кофточке.
— О, боже мой, мир перевернулся, — сказала она, увидев Имре. — Даже затрудняюсь сказать, когда ты был здесь в последний раз.
— Кажется, в прошлом году, на пасху, — ответил Имре, поискал глазами пепельницу, снял ее с комода, поставил на стол. — Я пришел к Анико, надо кое о чем потолковать.
— Эта девушка теперь идет нарасхват, — заметила тетя Ирма и села за стол, напротив Ирен.
Имре повертел пепельницу, прищурившись, глянул на женщину:
— Вы не могли бы оставить нас одних, тетя Ирма?
— Нет, нет, — испуганно запротестовала Анико. — У меня нет секретов от тети Ирмы.
— Ну, хорошо, — сказал Имре. Он видел, что девушка нервничает. Предложил ей сигарету, дал прикурить. — Скажите, Анико, — начал он, уже понимая, что многого от этой беседы ждать не приходится, — вы вчера пришли на смену в десять вечера?
— Немножко раньше.
— А когда вы зашли в кочегарку к Палу Зоннтагу?
— Я не была там.
— Инженер Зала сообщил мне и написал в докладной, что вы в одиннадцатом часу принесли туда мешок с мотками пряжи. И долго разговаривали с Зоннтагом. — Он внимательно наблюдал за реакцией Анико. Она сглотнула слюну, поглядела на Ирен, потом на тетю Ирму, затем подняла взгляд на Имре.
— Не знаю, — тихо произнесла она, — почему товарищ Зала оговаривает меня. — Она сделала глубокую затяжку. — Ей-богу не знаю.
— Значит, вы не ходили в кочегарку?
— Нет.
Имре поглядел в окно. Широкая улица уже наполнялась людьми, идущими с работы. Ну как разговаривать с этой девушкой? Ей еще восемнадцати нет, и такая испорченная. Врет без зазрения совести. Ведь совершенно ясно, что правда на стороне Миклоша.
— Скажите честно, Анико, откуда у вас такая неприязнь к Зале? Он вас чем-нибудь обидел?
Девушка молча курила, отведя взгляд в сторону. Ирен положила руку ей на плечо и почти с материнской нежностью в голосе промолвила:
— Анико, товарищу Давиду ты можешь абсолютно спокойно все рассказывать. В конце концов, скрывать это больше невозможно.
Девушка в замешательстве взглянула на тетю Ирму. Пожилая женщина еле заметно кивнула. Анико облизнула пересохшие губы.
— Я его ненавижу, — наконец вымолвила она.
— Залу?
— Ну да.
— Почему?
— Говори, говори смелее, — подбодрила ее тетя Ирма.
— Потому что… — Анико закрыла глаза и еле слышно выдохнула: — Он меня изнасиловал.
Имре показалось, что он ослышался.
— Что-что?
Анико закусила губу, глаза ее наполнились слезами.
— Он ее изнасиловал, — сказала тетя Ирма. — Ты что, плохо слышишь? Еще раз повторить?
— Миклош Зала?
— Вот именно. Дружок твой.
— Где? Когда?
— Здесь, — ответила тетя Ирма. — Вот на этой кушетке.
— Я хочу услышать это от Анико.
— Имре, — вмешалась Ирен, — оставь ее. Разве ты не видишь, что ей тяжело говорить об этом?
— Да, я понимаю… Но все-таки… Когда это случилось?
— В марте. Третьего числа, — выговорила девушка. Чувствовалось, что рассказ дается ей с трудом. — Все началось в прошлом году. Осенью. Когда праздновали седьмое ноября. Мы сидели за столиком с Белой Земаком. Он подошел к нам. Пригласил меня танцевать. Начал говорить сальности. Приставать. Сказал, что я не прогадаю, если стану его любовницей. Потому что он скоро будет главным инженером. Потом ругал свою жену, говорил, что очень плохо живет с ней. Ну и после этого начал часто приходить в цех, когда я работала. Все разорялся, как я ему нравлюсь, как он сходит с ума по мне. Иренка подтвердит. Она много раз видела его в цехе. Я ему говорю: «Оставьте меня в покое, меня вполне устраивает Бела Земак». А он отвечает, что Бела Земак ему не конкурент…
— В каком смысле? — поинтересовался Имре Давид.
— Ну, якобы такой молодой девушке, как я, нужен умудренный жизнью партнер, от которого можно набраться житейского опыта. Я не стала ничего говорить Беле, потому что… словом, Бела тоже такой же, как все. Ему только одно нужно — затащить меня в постель. Никаких серьезных намерений у него нет. Ведь ежели я воспитывалась в детском доме, так я для его мамахен простая подзаборннца. В общем, был у нас с ним разговор, и он мне все это сказал. Настроение у меня тогда было — хоть в петлю лезь. Обидно ужасно. Это было в пятницу, третьего числа. Иду по улице вечером, а навстречу мне — Зала. Он уже слегка под хмельком. Начал расспрашивать, что со мной случилось. Я ему и выложила все, как на духу. Потом зашли в «Синий журавль». Пили. Очень много. Зала оставил там почти триста форинтов. Я совсем окосела. Зала пошел провожать меня домой. Еще по дороге начал лезть, лапать. Мы сели на скамейку в парке, и он опять приставал… Мне совсем плохо стало. Он отвел меня домой, а потом… Тетя Ирма была дома, она знает, что было.
— Да, да, все это случилось при мне. Но я ничего не могла поделать, потому что Зала запер дверь изнутри. В общем, тогда это и произошло. Бедняжка! Она была почти без сознания. Я ее умыла и положила спать. Ну, что за человек этот Зала, скажи ты мне?
У Имре голова пошла кругом от услышанного, и он вышел на улицу. Отпустил машину, чтобы немного проветриться. Ирен пошла вместе с ним.
— Выпьем где-нибудь кофе, — сказала она.
Они зашли в «Синий журавль». Шипошне, стоявшая за стойкой, увидев их, приветливо улыбнулась и показала на свободный столик.
Музыканты еще не играли, пианист с унылым выражением на изможденном лице за одним из столиков решал кроссворд. Перед ним стояла рюмка коньяку. Он кивком головы поздоровался с Ирен, сверкнув лысиной.
Имре заказал две рюмки палинки и два кофе. Какая-то особая, до сих пор неведомая тоска овладела им.
— Теперь-то понимаешь, почему я так не люблю твоего друга? — спросила Ирен.
— Как-то у меня все это не укладывается в голове, — сказал Имре. — Невероятно. А ты веришь?
Ирен глядела на склоненную спину тетушки Винцеллер, усталые движения ее рук. Когда Юсуф принес заказанное, она залпом выпила палинку.
— Знаешь, Имре, я верю. У меня есть на то причина. — И она рассказала, что сделал с ней отец. — И как же мне после этого не верить в подобное? Анико — абсолютно беззащитное существо. У нее никого нет. Ни отца, ни матери, ни брата. Любой может сделать с ней что угодно. А у кого ей искать защиты? Я тоже с пятнадцати лет жила одна. Знаю, каково приходится одинокой девушке. И уж на мужчин я насмотрелась, пока работала в кафе. Все они одним миром мазаны, за редким исключением. Может, Зала и был в молодости порядочным человеком, но сейчас…
Имре взял женщину за руку.
— Подожди, — сказал он и выпил свою рюмку. — С делом Анико нам еще предстоит разобраться. Но меня интересуют еще махинации, которые творились в прядильном цехе. Или ты будешь утверждать, что не знала об этом?
Ирен не успела ответить, потому что у столика появилась Шипошне.
— Недавно сюда заходил Бела Вебер, — сказала она. — Вы разрешите мне присесть на минутку?
— Да, да, пожалуйста, — ответила Ирен, и, когда Шипошне села, тотчас осведомилась у нее: — Зачем он сюда приходил?
— Расспрашивал меня насчет того скандала… ну, в начале марта.
Имре взглянул на Шипошне:
— Что, большой скандал был?
— Еще бы! — всплеснула руками женщина. — Этот Зала напоил девушку, устроил дебош, избил Юсуфа. Что это за дела, товарищ Давид, я вас спрашиваю? Неужели ему все дозволено? Кто он такой в конце-то концов? Или он забыл, что у нас уже не сорок шестой год, когда можно было безнаказанно издеваться над людьми?
— Что за чушь? — запротестовал Имре. — Зала отродясь не издевался над людьми. — Но в голосе его уже не было прежней убежденности.
Ева была дома, когда он пришел. Незаметно было, чтобы утренний телефонный разговор как-то взволновал или расстроил ее. Она поцеловала мужа, словно ничего и не произошло, и спросила, сейчас ли он будет ужинать или попозже.
— Я проголодался, — сказал Имре и, сняв пиджак, отправился в ванную мыть руки. Он долго разглядывал себя в зеркале, и это зрелище не доставило ему удовольствия: помятое лицо, под глазами тени. Слишком много свалилось на него в один день. И это еще не конец. Еще предстоит объяснение с Евой по поводу сорока тысяч форинтов. Черт возьми, если б он не любил ее так сильно, насколько все было бы проще. Но он до сих пор любит жену пылко и страстно. И кроме нее, у него никого нет. Ну, правда, еще Фери… хотя они с братом уже давно отделились друг от друга. Конечно, Фери много делал и делает для него и постоянно старается укрепить родственные связи, но все эти попытки наталкиваются на непреодолимую преграду. И одна из причин тому — неприязнь Евы к Ферко. Ей не нравится его замкнутость, непроницаемость, а кроме того, она не раз возмущалась, что Ферко «тихой сапой втерся в доверие к тете Ирме и Зоннтагу и зарится на их состояние».
Ева уже накрыла на стол. Собственно говоря, это был холодный ужин: ветчина, салями, сыр. Ева тщательно следила, чтобы муж не располнел, ибо он был склонен к этому. Возле стола на маленьком передвижном столике стояли напитки: палинка, коньяк, мартини, вино, пиво. Имре почувствовал, что надо выпить для храбрости.