ся он к Маклари.
— Считает, что это обычная фантасмагория в духе Залы. Но все-таки позвонил при мне главному бухгалтеру Борбашу, поинтересовался его мнением.
— И что же сказал Борбаш? — с любопытством спросил. Имре Давид.
— Сказал, что это чепуха. На фабрике, мол, все в порядке. А рабочая карточка Ауэрбах просто небрежно оформлена.
— Так и сказал?
— Именно так, — кивнул Маклари. — После чего Каплар велел мне не заниматься этим делом, а разобраться с Миклошем Залой.
— Чего тут разбираться? — лениво подал голос толстяк Игнац Авар. — Дать ему под зад коленом, и все дела. Не выношу я этого типа. И отца его не любил.
— При чем тут его отец? — досадливо отмахнулся Чухаи. — Вечно ты, Игнац, пальцем в небо попадаешь.
— А я присоединяюсь к товарищу Авару, — заявила Вики. — Дело Залы следует передать в милицию. Я, конечно, не юрист, но думаю, что растление несовершеннолетних карается по закону. Уволить его с работы и поставить вопрос об исключении из партии.
Имре Давид взглянул на Вики:
— Это приказ или совет?
— Предложение. Мое личное предложение.
— У меня есть другое предложение, — тихо произнес Имре Давид. — Вернее, у товарища Маклари… В общем, на текстильной фабрике в Мохаче сейчас нет главного инженера. Можно было бы разом покончить с этим неприятным делом и избежать скандала.
— Боюсь только, что Зала не примет наше предложение, — вздохнул Маклари.
Зазвонил телефон. Чухаи снял трубку:
— Алло.
— Привет, Балинт, — раздался голос Ференца Давида.
— Здравствуй, Фери. Рад тебя слышать.
— Виктория Фусек еще у тебя?
— Здесь этот прелестный инквизитор.
— Вики — инквизитор? С чего ты взял?
— Ты бы послушал, с каким пылом она требует скальпа Миклоша Залы. Даже ультиматум поставила… Или мы примем к Зале самые суровые меры — или она выйдет из партии.
— Ты прав, Балинт. Это пахнет средневековьем. Ну что ж, попробуем спасти Залу.
— После статьи в газете? Трудно будет.
— Конечно. Но трудности будут не только из-за статьи.
— А из-за чего же?
— Видишь ли, старина, ты в пятьдесят седьмом году тоже приложил к этому руку. У нас в архиве имеются тексты всех твоих выступлений. Если там хотя бы десять процентов правды, то Залу давно пора отдать под суд. У тебя везде идет совершенно однозначный вывод: решение об экспатриации швабов приняла не большая четверка в Потсдаме, а двадцатилетний Миклош Зала. Старик, ты не хочешь перечитать свои речи? Я с удовольствием пришлю тебе фотокопии. А сейчас я хотел бы поговорить с Вики.
— Подожди, выслушай…
— Балинт, в другой раз. Я постараюсь заехать к тебе. Нам есть что обсудить. Кое-кто уже интересуется, что будет, если эти тексты попадут в руки Залы. Ну, пока, старик. Дай трубку Вики.
— Пока.
Вики взяла трубку:
— Я слушаю.
— Привет, Вики. Ты показывала кому-нибудь докладную Залы?
— Я отдала ее Шаллаи и попросила разобраться.
— Ну и?..
— Он сказал, что все это очень интересно, что у него есть кое-какие соображения. Обещал поделиться. А потом спросил, нельзя ли снять копию с этой докладной.
— Уже снял.
— Ну и что? Почему тебя это так волнует?
— Да потому, что эти копии странным образом продолжают размножаться. И все они с пометками Шаллаи. Он там и резолюцию наложил: по его мнению, необходимо возбудить дисциплинарное дело против Ирен Ауэрбах. Короче говоря, и в обкоме и облсовете сейчас только и разговоров, занималась ли жена Шандора Ауэрбаха приписками или нет. В результате Шани уже со многими вдрызг разругался. А сегодня Шаллаи вызвал его к себе и сказал, что ему уже год назад сигнализировали о том, что Ирен занимается темными делишками на фабрике с помощью Ирмы Шиллер и Пала Зоннтага. Просто он раньше не придавал этому значения, поскольку заявления были анонимными.
— Ну и что же дальше?
— Держись Чухаи. Это моя к тебе просьба.
— Я буду поступать так, как мне подсказывает моя совесть, дорогой родственничек. Будь здоров.
Она повесила трубку. Лицо ее раскраснелось от волнения. Черт бы их всех побрал. Не нужны ей ничьи советы. Она не марионетка, чтобы ее водили на ниточках. У нее есть собственное мнение обо всем. Если Миклош Зала виновен, он должен понести наказание. А потом, когда пройдет через чистилище, пусть начинает новую жизнь. То же самое относится и к Ирен Ауэрбах. Партийный билет — не индульгенция. Каждый должен отвечать за свои грехи. Эти старые партийные деятели, вроде Чухаи, слишком уж замкнулись на прошлом, они ценят людей за прежние отличия. Но ведь уважать человека можно только до тех пор, пока он того заслуживает. Мало ли, что он совершил тридцать или сорок лет назад. Кстати, былые заслуги Залы были в свое время оценены: ему дали возможность поехать на учебу в Москву. А если теперь он совершил аморальный поступок, какие же тут могут быть ссылки на прошлое?
— Товарищи, — сказал Чухаи, — давайте условимся следующим образом. Я проинформирую товарища Мартона обо всем, что здесь было сказано, а потом сообщу вам его решение.
29
Бела Земак еще ни разу не был у Анико. Поскольку на фабрике она избегала его, не желая вступать в разговоры, он решился наконец зайти к ней домой. Он знал, что Пал Зоннтаг сидит в ресторане «Желтый жеребенок», а тетя Ирма Пошла туда за ним и раньше восьми они не вернутся.
Ворота были открыты, но дверь оказалась запертой. Он позвонил и через некоторое время услышал в коридоре осторожные шаги. Щелкнул замок.
— Это ты? — замерев на пороге, в замешательстве спросила Анико. В какой-то из комнат на полную громкость был включен магнитофон.
— Так ты меня впустишь? — спросил Земак. Не дождавшись ответа, он легонько отстранил девушку и прошел в прихожую. — Нам надо поговорить.
Анико стояла неподвижно, как изваяние.
— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел сюда являться!
— Да помню я, помню. Ну закрой ты, наконец, дверь. — Так как девушка даже не пошевельнулась, он сам закрыл дверь и с любопытством огляделся. — Покажи хоть свои хоромы. Где твоя комната?
— Какого черта ты сюда приперся? — Глаза Анико гневно сверкнули. — Убирайся!
— Сейчас. Скажи только, почему ты меня избегаешь?
— Я же тебе ясно сказала: исчезни! — напустилась на него Анико. — Да побыстрей! Если тебя застанет здесь тетя Ирма, будет большой скандал. Ты ее знаешь.
— Я ее не боюсь.
— Дядя Пали явится с минуты на минуту.
— Он пьет в «Желтом жеребенке». — Земак направился туда, откуда доносилась музыка. Он слышал, что Анико идет за ним. Войдя в комнату Анико, он выключил магнитофон. Аппарат привлек его своим необычным видом. Таких ему еще видеть не доводилось. Это был японский транзисторный радиокомбайн, состоящий из приемника, магнитофона и проигрывателя. — Твой? — спросил он.
— Мой, — с вызовом ответила Анико. — А что, у меня не может быть такого?
— Ну почему же?.. А чье производство?
— Японское.
— Это я понял. А фирма?
— Понятия не имею.
— Инструкция-то есть к нему?
— Да… была где-то. Но я не смогла прочесть. Даже не знаю, на каком языке там написано.
Земак сел на кушетку, закурил сигарету.
— Поищи, — сказал он. — Это такой сложный агрегат, что тут без инструкции нечего и соваться.
— Я знаю, — ответила Анико, копаясь в шкафу.
— За сколько же ты его купила?
Анико уже забыла, каким недружелюбным тоном она встретила Белу, и с готовностью отозвалась:
— Ой, не спрашивай. Даже сказать страшно.
— Ну, от меня-то зачем скрывать.
Девушка нашла инструкцию и с сияющим видом повернулась к Беле. Настроение у нее было приподнятое. Наконец-то она может похвалиться тем, чего нет ни у кого в Бодайке. Хоть что-то у нее лучше, чем у остальных.
— Хорошо, скажу. Но только тебе. — Она протянула Земаку инструкцию. — Я за него пятнадцать тысяч форинтов отдала.
— Пятнадцать тысяч? — поразился Земак. О боже, подумал он, у этой девушки в комнате половина «трабанта»[33]. Он заглянул в инструкцию. Радиокомбайн «NATIONAL» производства акционерного общества «MATSUSHITA ELECTRIC INDUSTRIAL».
— Ты знаешь какие-нибудь языки? — спросила Анико.
— Ну, что касается инструкций, на каких только языках мне не приходилось их читать. Со словарями, естественно. А вообще-то я сносно знаю английский.
— Не могу разобраться, как записывать с микрофона.
Земак углубился в инструкцию, разглядывая схему.
— Все очень просто, — наконец сказал он. — У тебя есть чистая кассета?
— Должна быть.
— Давай ее сюда.
Покопавшись в шкафу, Анико протянула ему кассету.
— Ну вот, смотри, — начал Бела, показывая на схему. — Вот гнездо для микрофона. Под номером восемнадцать. Сюда вставляется штырь. — Он присоединил микрофон. — Теперь надо нажать две клавиши — третью слева и вот эту красную. И пойдет запись. Да, вот еще что. Следи за этой стрелкой, чтобы не заходила на красный сектор. Ну, а сейчас я нажимаю обе клавиши. Можешь говорить.
Анико взяла микрофон:
— А что говорить?
— Да что хочешь. Можешь спеть.
— Петь я люблю.
— Спой тогда свою любимую песню.
Анико спела один из модных шлягеров. Когда она закончила, Земак восхищенно сказал:
— Знаешь, у тебя очень красивый голос. Ты могла бы выступать по радио.
— Может, еще и буду, — отозвалась девушка. — Мне и другие говорили, что у меня хороший голос.
— В самом деле?
Они прослушали запись. Потом Анико сказала:
— Спасибо, что ты мне все это показал. А теперь исчезни. Я не желаю скандала.
— Анико, я должен тебе кое-что сказать.
— Меня это не интересует. Уходи! — Анико начала нервничать.
Земак хотел взять ее за руку, но она отодвинулась.
— Выходи за меня замуж.
— Этот текст мне известен, — ответила Анико. — «Выходи за меня замуж, но сначала переспи со мной».
— Я вовсе не это имел в виду.