— Все вы одинаковые.
— Ты не так меня поняла. Я прошу твоей руки.
— Я должна грохнуться в обморок? — насмешливо спросила Анико. — Ты действительно думаешь, что стать женой Белы Земака — это такое великое счастье? Я выйду замуж, когда мне этого захочется. И не за тебя. Я не собираюсь оставаться в этом паршивом поселке. И замуж не собираюсь. И вообще, если хочешь знать, я в понедельник уезжаю в Пешт. С Вебером.
— С Вебером?
— Да. Он обещал устроить меня фотонатурщицей.
— Устроит он, — мрачно усмехнулся Земак. — Этот негодяй сделает из тебя профессиональную проститутку.
Анико рассмеялась. Она видела, что Бела ревнует, и это ей очень нравилось. Он ее любит… Ей захотелось еще немного подразнить этого пентюха.
— Ты сам хотел сделать из меня проститутку. Совратить и бросить. Твоя мать никогда бы не согласилась, чтобы ты женился на детдомовской девчонке.
— Это тебе Вебер сказал?
— Оставь в покое Вебера. Дался он тебе. Уходи. Сколько можно повторять?
— Хорошо, — сказал Земак, но не сдвинулся с места. — В конце концов, можешь поступать как угодно. Это твое право. Только как бы это все не кончилось тюрьмой.
— Ты о чем? — встревожилась Анико.
— Брось прикидываться. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Не знаю.
— Ну так слушай. Ты сказала этому проклятому писаке Веберу, которого я, кстати, обязательно изметелю, пока он еще не увез тебя в Пешт, будто бы Зала третьего числа напоил тебя в «Синем журавле». А теперь слушай внимательно. Я тебе скажу, несчастная, с кем ты пила в этом «Синем журавле». С Пети Тёрёком и Белой Чете. Есть свидетели, которые видели тебя с ними. Далее. Уже установлено, что Зала третьего марта с семи до десяти вечера был на фабрике. Это подтверждено документами. И свидетели тоже есть. А теперь представь, что бы с тобой было, если бы Зала не заплатил в ресторане и не вырвал тебя из рук этого негодяя Юсуфа! Ты об этом подумала? И у тебя еще хватает наглости соврать, будто он тебя изнасиловал! Зачем ты это сделала? Почему ты хочешь поломать жизнь порядочному человеку? Ну что ты молчишь? Почему ты хочешь, чтобы он попал за решетку?
— Я не хочу, — тихо ответила Анико. — Я и в милицию не заявляла на него.
— Другие заявят. Каплар или еще кто-нибудь. Пойми, этим враньем ты роешь себе яму. Я хочу спасти тебя…
Он притянул ее к себе. Девушка не сопротивлялась. Она склонила голову на грудь Земака, и слезы хлынули у нее из глаз. Все тело ее содрогалось от горьких рыданий.
— Что же мне делать? — спросила она сквозь слезы.
— Сначала поцелуй меня. — Земак осторожно посадил ее на кушетку, сел рядом. — Не плачь. Все будет в порядке. Я люблю тебя. Если хочешь, на следующей неделе поженимся. — Он прильнул к ее губам долгим, страстным поцелуем. — Переедешь ко мне.
— А что скажет твоя мать?
— Да ничего. Какое мне дело, кто чего скажет? — Они еще раз поцеловались. — Послушай меня, Анико.
— Я слушаю.
— Ты должна отказаться от своего вранья и выйти из игры.
— Ой нет! Проси у меня все, что угодно, только не это. — Она была встревожена и дрожала всем телом.
— Чего ты боишься? Что ты, в самом-то деле?..
Анико судорожно вцепилась ему в плечо и лихорадочно прошептала:
— Но ведь, Бела, дорогой, если ты действительно меня любишь, ты должен помочь мне, а не Зале.
— Я и хочу тебе помочь. Анико, выслушай меня. Многие знают, что на фабрике творятся темные делишки. Есть и доказательства. А эта дурацкая сказка об изнасиловании выдумана для того, чтобы отвлечь внимание от мошенников. Ты обязана сознаться. И не бойся никого и ничего. Я сумею тебя защитить. Знаешь что? Давай сейчас собирай вещи и перебирайся ко мне. Прямо сейчас.
Они не заметили, как дверь открылась и вошла Ирма Шиллер. За ее плечом виднелось опухшее лицо Зоннтага.
— Добрый вечер! — поздоровалась женщина.
— Добрый вечер! — ответил он и встал с кушетки.
Анико осталась сидеть, в замешательстве глядя на тетю Ирму и машинально поправляя прическу.
— Осмелюсь спросить, — промолвила женщина, — не нуждается ли в чем-нибудь влюбленная пара?
Анико боязливо подала голос:
— Мы ничего плохого не делали, тетя Ирма. Бела, уходи, я тебя очень прошу.
Земак взял девушку за руку.
— Но это комната Анико, если я не ошибаюсь?
Женщина окинула его презрительным взглядом:
— С вами мне вообще не о чем разговаривать. А Анико я объясню, что мой дом — не бордель. И я не позволю устраивать здесь ничего подобного.
Из-за ее спины выступил Зоннтаг и, еле ворочая языком, вступил в разговор:
— Молодой человек, я надеюсь, вы понимаете, что ваше поведение в высшей степени, как бы это выразиться… гривуазно. Ну, короче говоря, не комильфо. Вам понятно? Мы вас застукали на горячем, да. Понятно? Одним словом, вон отсюда, не то я вам уши надеру! — Он обернулся: — Ирмочка, дорогая, я ему все сказал. — Он снова обратил свой взор на Земака и, увидев, что тот не сдвинулся с места, очень удивился: — Как, вы еще здесь?
— Да, я еще здесь. Это комната Анико, и только она может выгнать меня отсюда. Вам понятно, господин Зоннтаг? Вам, надеюсь, тоже понятно, госпожа Шиллер?
— Что такое? — возмутилась Ирма. — Пали, ты слышишь? Этот сопляк учит меня, как мне вести себя в собственном доме!
— Молодой человек, — пробурчал Зоннтаг, — не надо митинговать. Здесь вам не курсы комсомольского актива. — Он икнул, закрыл рот ладонью. — Пардон. Что-то меня мутит.
— Пойдите проспитесь, — сказал Земак, — Вас сейчас вырвет. Вы еле на ногах стоите.
— Бела, — вмешалась Анико. — Не спорь. Уходи.
— Я уйду только с тобой. Собирайся.
— Анико никуда не пойдет, — решительно промолвила женщина. — Пали, вызови милицию.
— Бела, прошу тебя, уходи, — снова подала голос Анико. — Я не могу пойти с тобой.
— Но почему? Ты им должна? Сколько? Я заплачу.
— Да уйди же ты! Неужели ты не понимаешь, что я должна остаться? Иди, я тебе потом все объясню.
— Ну, хорошо, — сказал Земак, — я ухожу. Если что, ты знаешь, где я живу. Не бойся. — Он поцеловал девушку и вышел.
Женщина подошла вплотную к Анико:
— Что это значит? И вообще, чего от тебя добивается этот… этот пигмей?
Из глаз Анико хлынули слезы. Ее душила накопившаяся в душе горечь. Неужели никогда не будет конца этим унижениям? Что за жизнь проклятая, черт бы ее побрал! Сквозь слезы она заметила внимательный, изучающий взгляд тети Ирмы.
— Оставьте меня в покое! — выдохнула она, рыдая. — Если вы от меня не отстанете, я, ей-богу, оболью этот поганый дом бензином и подожгу. Вместе с вами. Убирайтесь отсюда! Оставьте меня!
В комнату вернулся Зоннтаг. Его вырвало во дворе, и теперь ему явно стало лучше.
— Очень кстати ты пришел, — повернулась к нему женщина. — Знаешь, что эта паршивка мне тут заявила? Что она обольет бензином дом и спалит. И нас заодно. Что ты на это скажешь?
Зоннтаг уже начал трезветь. И в таком полупьяном состоянии он почти инстинктивно почувствовал какую-то надвигающуюся опасность и понял, что необходимо срочно исправлять положение.
— Успокойся, дорогая, — повернулся он к Ирме. — Анико умная девушка. С ней всегда можно найти общий язык. Только не надо нервничать. Мы же не собираемся делать никаких глупостей. Правда, дочка?
Анико не ответила. Ее охватило полнейшее безразличие. Этот разговор как будто ее и не касался. Она подошла к шкафу, вынула оттуда клетчатый красно-зеленый чемодан и принялась складывать туда свои вещи.
Ирма, остолбенев, наблюдала за действиями Анико.
— Что ты делаешь?
— Разве не видите? Шмотки упаковываю.
— Зачем?
— Я ухожу, — спокойно ответила девушка. — И учтите, против Залы я не скажу больше ни слова. Но о вас скажу все.
— Минуточку, Анико. Одну минуточку. — Женщина приблизилась, окинула ее взглядом. — Если я правильно поняла, ты собираешься съехать от нас?
— Да.
— А как насчет долга?
— Я отдам.
— Все двадцать тысяч форинтов?
Анико несколько секунд размышляла, словно прикидывая, что же это за сумма — двадцать тысяч форинтов. Хотя прекрасно знала, что это много, очень много. Пятнадцать тысяч нужно отдать только за японскую аппаратуру, которую тетя Ирма в прошлом году привезла ей из Дортмунда.
— Бела Земак отдаст. — Она складывала в чемодан свои платья. — Полу́чите все до последнего филлера.
— Ты шагу отсюда не сделаешь, пока не отдашь долг.
— Я здесь ни минуты больше не останусь.
Ирма больше не владела собой: она схватила чемодан, вытряхнула из него все содержимое, вцепилась девушке в волосы, повалила ее на кушетку и принялась волтузить что было сил.
— Ах ты тварь! — хрипела она, хлестая Анико по щекам. — Ну, ты у меня доигралась!
Зоннтагу стоило больших усилий оттащить разъяренную женщину от несчастной Анико.
— Ты что, спятила? Прекрати немедленно!
— Пусти! Убью эту потаскушку!
— Пошла вон, дура! — Он вытолкал Ирму из комнаты и запер дверь, не обращая внимания на ее крики. Чертова баба! Дать бы ей пару хороших оплеух, чтобы привести в чувство! Что могло случиться с этой умной и весьма здравомыслящей женщиной? Неужели ей непонятно, что Анико сейчас в их жизни ключевая фигура?
Девушка горько плакала, уткнувшись лицом в подушку, так горько, что у старика, немало повидавшего на своем веку, защемило сердце. Он присел рядом с ней на край кушетки, положил ей на спину свою широкую ладонь и почувствовал, как все ее тело колотит мелкая дрожь.
— Совсем сдурела старуха, — начал Зоннтаг. — Успокойся, дочка, не бери в голову. Между нами, она тайком попивает. Знаешь, она не всегда была такой. О боже, видела бы ты ее в молодости! Во всем уезде не было более умной и красивой девушки.
Анико все плакала и плакала, но старик не обращал на это внимания. Он продолжал свой монолог, зная, что рано или поздно она припадет к его груди и выскажет все, что у нее на сердце. Зоннтаг уже давно знал, что бедная сирота, выросшая без родительской ласки, видит в нем в отца и деда. И самым необычным и трогательным в их отношениях было то, что старик всей душой полюбил это одинокое существо, будто Анико и в самом деле прих