Похоже, я невольно усмехнулся.
– Смешно, да? – говорит он.
– Отчасти да, а что такого? Что с ним будет?
– Какая разница, что будет с ним? – парирует он. – Мне важнее, что станет со мной.
Я решил, что он не в себе.
– А вы тут при чем?
– Если старик Уотерспун будет в духе, – продолжает он, – а констебль до среды успеет очухаться, я отделаюсь сорока шиллингами и общественным порицанием. С другой стороны, – продолжает он, понемногу приходя в себя, – если у констебля вздуются шишки, а у старого Уотерспуна разыграется печень, мне грозит заключение сроком на месяц без всякой возможности замены штрафом. Конечно, если меня угораздит…
Обе двери он оставил открытыми, как мы обычно делали в дневное время, так как наши комнаты находятся под крышей. Тут вваливается мисс Дортон, секретарь мистера Пэрабла. Не видя меня, она падает на стул и взрывается рыданиями.
– Уехал! – выпаливает она. – Забрал кухарку и уехал.
– Уехал! – повторяет шеф. – Куда?
– В свой коттедж в Фингесте, – сквозь всхлипы выговаривает она. – Мисс Булстрод зашла сразу после вашего ухода. Он сказал, что хочет сбежать ото всех подальше и хоть несколько дней провести спокойно. Сказал, что потом вернется и сам все уладит.
– Что уладит? – раздраженно переспрашивает шеф.
– Четырнадцать суток! – завывает мисс Дортон. – Для него это смерть.
– Но дело будет рассматриваться только в среду, – возражает шеф. – Откуда же взялось число четырнадцать?
– Мисс Булстрод виделась с судьей. Он говорит, за неспровоцированное нападение всегда дают четырнадцать суток.
– А его как раз спровоцировали! – возражает шеф. – Противник первым начал – сбил с него шляпу. Вот и пришлось защищаться.
– Она так и объяснила. И судья согласился, что это меняет дело. Но беда в том, – продолжает она, – что найти того, второго, мы не можем. А по доброй воле он, конечно, не явится в суд.– Девица наверняка знает его, – осеняет шефа, – та самая, которую он подцепил в Сент-Джеймс-парке и повел на танцы. Наверное, это ее ухажер.
– Мы и ее найти не можем. Он не знает даже ее фамилию – говорит, забыл напрочь. Так вы согласны? – добавляет она.
– На что? – удивляется шеф.
– На четырнадцать суток.
– Вы же только что сказали, что он сам готов их отсидеть.
– Ему нельзя, – возражает она. – Скоро здесь будет мисс Булстрод. Вы только подумайте! Представьте себе заголовки в газетах! Вспомните о Фабианском обществе. О деле суфражисток. Нельзя допускать, чтобы он согласился!
– А как же я? – спрашивает шеф. – До меня никому нет дела?
– С вами ничего не сделается, – отмахивается она. – И потом, при вашем влиянии вы не попадете в газеты. А если выяснится, что виновен мистер Пэрабл, огласки никак не избежать.
К тому времени шеф разволновался почти как она.
– Да плевать мне на Фабианское общество, борьбу за избирательное право для женщин, приют для бездомных кошек в Баттерси и прочие благоглупости!..
Тем временем я продолжал размышлять и наконец кое-что понял.
– А зачем ему понадобилось брать с собой кухарку? – спрашиваю я.
– Чтобы она ему готовила, – отзывается шеф. – Для чего же еще?
– Чушь! – отрезаю я. – Он что, всегда таскает за собой кухарку?
– Нет, – отвечает мисс Дортон. – Теперь припоминаю: раньше ему хватало услуг миссис Мидоуз.
– Ту дамочку вы найдете в Фингесте, – объявляю я. – Сидящей напротив него, за изысканным ужином на двоих.
Шеф хлопает меня по спине и поднимает мисс Дортон со стула.
– Ступайте-ка телефонировать мисс Булстрод. Я заеду в половине первого.
Когда потрясенная мисс Дортон удалилась, шеф дал мне соверен и полдня свободных».
Мистер Кондор-младший считает, что дальнейшие события доказывают скорее правоту, нежели ошибочность его предположений.
Мистер Кондор-младший также пообещал прислать нам свою фотографию для публикации, но, к сожалению, на момент печати тиража она так и не была получена.
От проживающей в Тербервилле, Бакингемшир, миссис Мидоуз, вдовы капрала Джона Мидоуза, награжденного крестом Виктории, наш местный уполномоченный получил следующие сведения:«На мистера Пэрабла я работаю уже несколько лет: мой коттедж находится всего в миле оттуда, мне нетрудно ходить к нему.
Мистер Пэрабл любит, чтобы дом всегда был в порядке, а он мог приехать когда вздумается, поэтому он иногда предупреждает меня, а иногда – нет. В конце прошлого месяца, в пятницу, если не ошибаюсь, он нагрянул внезапно.
Как правило, он идет пешком от станции Хенли, но на этот раз нанял экипаж и приехал с какой-то молодой особой – кухаркой, как он мне объяснил, – а при ней был саквояж. Всю работу в доме мистера Пэрабла я обычно делаю сама, там же и ночую, но, сказать по правде, при виде кухарки я обрадовалась. Стряпня мне никогда не давалась, еще мой бедный покойный супруг так говорил, и мне было нечего возразить. А мистер Пэрабл виновато объяснил, что в последнее время страдает несварением.
– Вот и хорошо, что она приехала, – говорю я. – У меня в комнате две кровати, ссориться мы не станем.
Кухарка была хоть и молодая, но смышленая, это я с первого взгляда поняла, хоть она и маялась в то время простудой. Берет она на время велосипед у Эммы Тидд, которая все равно на нем только по воскресеньям ездит, берет корзину и отправляется в Хенли, а мистер Пэрабл говорит, что поедет с ней, покажет дорогу.
Уехали они надолго, и неудивительно: ведь до Хенли восемь миль. Когда они вернулись, мы поужинали все втроем: как сказал мистер Пэрабл, чтобы «лишний раз не возиться». Потом я прибралась и оставила их беседовать вдвоем. Позднее они прогулялись по саду – ночь выдалась лунная, но по мне, слишком уж холодная.
Утром, до того как он спустился, мы с ней разговорились. Она вроде как беспокоилась.
– Надеюсь, люди не станут сплетничать, – говорит она. – Он сам уговорил меня приехать.
– Что такого, если джентльмен привез с собой кухарку, чтобы она ему готовила? – отвечаю я. – Ну, про сплетни я всегда говорю одно: лучше сразу дать людям повод почесать языки, не дожидаясь, когда они выдумают его сами.
– Вот была бы я дурнушкой средних лет – тогда другое дело! – говорит она.
– Еще успеете, – говорю я и, конечно, вижу, к чему она гнет. А женщина она была славная, чистенькая, лицом приятная и не из простых. – А пока, если вы не против материнских советов, вот что я вам скажу: помните, что ваше место в кухне, а хозяина – в гостиной. Нет, человек он порядочный, я-то знаю, только натура есть натура, тут уж ничего не попишешь.
Мы с ней позавтракали вместе, еще до того как он встал, так что ему компанию никто не составил. Попозже она заходит в кухню и закрывает дверь.
– Он хочет показать мне дорогу до Хай-Уиком. Мол, в Уикоме лавки получше. Что же мне делать?
А я по опыту знаю: советовать людям делать то, что им не хочется, – зря терять время.
– А вы как думаете? – спрашиваю.
– Да я-то бы с ним поехала, – отвечает она, – и радовалась бы каждой миле.
И тут она ударяется в слезы.
– Что тут дурного? – твердит она. – Я сама слышала, как он с разных трибун высмеивал классовые различия. И потом, вся моя родня – фермеры. А у мисс Булстрод отец кто? Бакалейщик, только лавок у него не одна, а сотня. Ну и в чем разница?
– Когда все это началось? – спрашиваю я. – Когда он в первый раз обратил на вас внимание?
– Позавчера, – отвечает она. – А раньше он на меня и не смотрел. Ведь я всего-навсего кухарка – что-то такое в наколке и фартуке, попадающееся ему на лестнице. А в четверг он увидел меня принаряженную и влюбился. Бедняжка, сам он этого еще не понял, а на самом деле с ним все ясно.
Ну, тут я вспомнила, как он поглядывал на нее за столом, и не стала спорить.
– Скажите честно, вы-то как относитесь к нему? – спрашиваю я. – Он ведь завидная добыча для таких, как вы.
– Я не могу о нем не думать, и в этом моя беда, – признается она. – Стать миссис Джон Пэрабл – да от такого у любой женщины закружится голова.
– Нелегко будет ужиться с ним, – говорю я.
– Как с любым гением, – соглашается она. – Но если относиться к нему как к ребенку, будет легче. Просто он порой немного капризничает, вот и все. А в душе он самый добрый и милый…
– Берите корзину и поезжайте в Хай-Уиком, – перебиваю я, – не то разозлите его.
Я не рассчитывала, что они вернутся скоро, и они в самом деле задержались. А днем у ворот вдруг останавливается авто, из него выходят мисс Булстрод, мисс Дортон – та девица, которая пишет под его диктовку, – и мистер Куинси. Я объясняю, что не знаю, когда вернется хозяин, и слышу в ответ: не важно, они просто проезжали мимо.
– Вчера его никто не навещал? – будто невзначай спрашивает мисс Булстрод. – Какая-нибудь дама?
– Нет, – отвечаю, – вы первые.
– Он ведь привез с собой кухарку? – вмешивается мистер Куинси.
– Да, отличную, – отвечаю я чистую правду.
– Мне бы хотелось перемолвиться с ней парой слов, – говорит мисс Булстрод.
– Сожалею, мэм, сейчас ее нет дома – уехала в Уиком.
– В Уиком! – хором восклицают все трое.
– На рынок, – поясняю я. – Не ближний свет, само собой, но лавки там получше.
Смотрю, они переглядываются.
– Значит, решено, – заключает мистер Куинси. – Придется все-таки уладить щекотливые вопросы еще до того, как она вернется из Уикома. Сегодня вечером здесь состоится приятный ужин.
– Нахалка! – вполголоса добавляет мисс Булстрод.
С минуту пошептавшись, они поворачиваются ко мне.
– Доброго вам дня, миссис Мидоуз, – говорит мистер Куинси. – Не говорите мистеру Пэраблу о нашем визите: он будет недоволен, узнав, что мы нарушили его уединение.
Я пообещала, что ничего не скажу, и сдержала обещание. Они сели в авто и укатили.
Перед ужином мне пришлось идти в дровяник. Открыла дверь – и слышу, кто-то шарахнулся в сторону. Если я не обозналась, в углу, где мы храним кокс, пряталась мисс Дортон. Я не видела причин поднимать шум, потому ушла, оставив ее там. Когда я вернулась, кухарка спросила, нет ли у нас петрушки.