Я подошел к нашей колхозной начальнице с инициативой:
– А вы сможете нам организовать экскурсию на свиноферму?
Та залилась звонким смехом:
– Ты хорошо подумал, пионер-герой?
– Конечно! Все наши ребята хотят посмотреть на то, как растет свинопоголовье колхоза.
Клавдия Борисовна продолжала смеяться:
– Свинопоголовье? Откуда ты таких слов набрался?
Я немного смутился:
– Журнал выписываю! И фермером хочу стать!
– Фермером?! Все из деревни бегут, а ты собрался город на село променять?
– Современные методы ведения сельхозпроизводства могут сделать труд селянина более комфортным, чем в пыльном, загазованном городе, – начал я фразой из журнала «Новый фермер».
На его глянцевых страницах изображали радостных работников американского села, срывавших с образцового дерева идеальные яблоки, рядом бегали расчесанные барашки невиданной красоты и откормленные телята с бирками на ушах. Деревенскую пастораль аргументировал расчет прибыли, которую выносили даже в заголовки: «За прошлый год семья Смитов на выращивании чеснока заработала триста тысяч долларов!» И мне так хотелось. Но у нас из деревни бежали в город, чтобы вместо чистого воздуха дышать выхлопными газами.
Клавдия Борисовна, услышав меня, закатила глаза и произнесла:
– Веди сюда своих пионеров. Будем им свинопоголовье показывать, – и опять засмеялась.
Я побежал к нашим, отдыхавшим под тенью желтеющих деревьев, и закричал:
– Пойдемте на ферму свиней смотреть! Нам экскурсию проведут!
К моему удивлению, не все отозвались с энтузиазмом.
– Нашел достопримечательность – свинарник, – услышал я недовольный голос Юрки. Он палочкой счищал налипшую на кроссовки грязь.
– Ну не хочешь идти – сиди капусту разглядывай! Вместе со своими фирменными кроссовками… Пойдемте! Там интересно. Потому что свиньи – это и весело, и красиво! – продолжил я агитировать.
– И вкусно, – прокомментировала Дашка.
Я посмотрел на нее с осуждением. Тем не менее все поднялись с мест и двинулись за Клавдией Борисовной, ведущей нас к свинарнику.
Внутри старик колхозник шлангом мыл бетонный пол, хотя вонища стояла невыносимая. Рядом с ним за металлическим заборчиком лежали две огромные свиньи. И дед решил их облить из шланга. Те восприняли водные процедуры с удовлетворением и довольно похрюкивали.
Ярик взял с собой капустные листья, чтобы подкормить свиней, и кинул через оградку. А несколько хавроний набежали с разных сторон и набросились на угощение. Стоял дикий визг, а одна самая наглая свинья решила действовать нахраписто: она розовым пятаком толкала в бок соседку, визжала громче всех и норовила укусить. Дед-колхозник взял метлу и шлепнул ее под зад:
– Цыц! Развизжалась тута, как Собчак[29] на съезде!
Свинья мгновенно все поняла и убежала в сторону.
– А ваша фамилия случайно не Свинолупов? – решил сострить Юрка.
На что дед потянулся к метле и многозначительно махнул. Кефир, как и та свинья, все мгновенно сообразил. Видимо, метла оказалась у деда волшебная или она была с педагогической начинкой: и свиней воспитывала, и школьников.
– А почему свиней так много, а колбасы в магазине так мало? – решил выяснить Ярик.
Дед прищурился, оглядел нас всех:
– У нас всего хватает, и мяса, и колбасы. На рынке все можно купить! А в магазинах нет ее потому, что предатели у власти! Раньше таких бы расстреляли, а теперь в депутаты избирают! Вот поэтому и не хватает продуктов.
– Слышишь, предатель? Говорят про таких, как ты! – громко отчеканила Дашка почти в самое ухо Кефиру.
Юрка скорчил рожу и пошел к выходу. Проходя мимо меня, он прошипел:
– В сторону, пионер вонючий! – и толкнул меня в бок.
Я ему в ответ отвесил хорошего леща с характерным звуком, а бетонные стены свинарника умножили его. Обитатели фермы ритмично похрюкивали, как бы поддерживая: «Прав-прав, Димка. Кефир давно тумака выхрюпрашивал».
Рядом оказался Василий Иванович, схвативший меня за руку. А Кефир с красной от негодования мордой оскалился. На его физиономии читалась ненависть.
– Поплатишься! Скоро получишь! Ожидай!
И поплелся к выходу.
Почтовая незадача
С момента отправления моего письма Наташе прошло уже более двух недель. И я, несмотря на свое увлечение Светой, каждый день с волнением после школы заглядывал в почтовый ящик. Письмо от Наташи не приходило. Я не знал, что делать и как это объяснить. Винил себя за увлечение еще одной девчонкой. Полагал, что какие-то внеземные силы могли дать понять это Наташе. Конечно, все теперь было немного иначе, чем в деревне. Но хуже я относиться к Наташе не стал. Вспоминал ее улыбку и глаза, думал о ней перед сном. Краски стали чуть менее яркими, но все те же. Я казнил себя, ругал, но ничего не мог сделать. Так уж случилось.
Я с ужасом представлял, что передо мной может когда-то встать выбор между ними. Совсем запутавшись в своих чувствах и размышлениях, решил написать письмо Витьку. На бумаге появились строки, накорябанные моим неровным почерком.
«Привет, Витёк!
Как жизнь? У меня столько нового! Такая круговерть началась. Меня в школе избрали председателем совета пионерской дружины, представляешь? Папа меня теперь называет „номенклатурный работник“». Короче, подтрунивает надо мной. А ведь кроме дополнительной ответственности эта „должность“ никаких особых привилегий не дает. Только спрос с меня стал выше. Надо теперь не только хорошо учиться, но и во всем участвовать, все организовывать. Но интересно, правда. Даже если мы в колхоз едем капусту убирать. Наверное, потому что это теперь то дело, за которое и я отвечаю.
А еще хотел рассказать тебе – мы пару дней назад с нашими ходили ветеранам помогать. Пришли к одному из них. Он живет неподалеку от школы и очень старенький уже, еле ходит. Мы помогали забор покрасить и порядок навести во дворе. Нас Лариса привела, пионервожатая, я тебе про нее говорил. А оказалось – в этом доме живет тот самый ветеран, что мне пионерский галстук повязывал. Он меня, конечно, не вспомнил, но мне стало очень радостно. Очень нас благодарил, и я понимаю – не зря все это. И времени не жалко на такое, и сил. А так в школе как всегда – куча занятий, заданий.
Что у тебя нового? Не писали тебе Наташа и Катя? Я часто вспоминаю, как классно мы провели время летом в деревне. И как мы над Клопами повеселились. Вот было забавно! До сих пор смеюсь.
Не забывай про меня! Пиши!
Письмо Витьке я отнес на почту по пути к школе утром на следующий день. А возвращаясь с занятий, опять проверил наш почтовый ящик. Я открыл его створку, похожую на нижнюю челюсть робота. В пасти виднелись «Сальская степь», свернутая почтальоном, и письмо со штемпелем. Мое сердце учащенно забилось. Я протянул руку, вытащил конверт… и с удивлением обнаружил, что подписан он моей рукой. Сверху на штемпеле значилось: «Адресат не найден».
Я отнес письмо домой и долго не мог понять, почему так произошло. Может быть, само провидение помешало моему признанию. Я спрятал нераспечатанный конверт в самом дальнем углу своего шкафчика. И думал о том, что вернулось письмо неспроста.
Вечером по телевизору показывали отборочный этап «Песни года». А это всегда нервы и быстрый бег. Потому что нужно моментально ориентироваться и скакать к телевизору, если ведущие Ангелина Вовк и Евгений Меньшов, которых моя бабушка упорно считала мужем и женой, называли какого-то приличного исполнителя. В этот момент я большими кенгуриными скачками прыгал к телику. Около него стоял магнитофон «Романтик» с подсоединенными проводами. Не успеешь нажать вовремя красную кнопку «Запись» – песня на кассете будет не сначала. А это ерунда получается, а не музыка.
Мало того: если с телевизора музыку пишешь, только одна магнитофонная колонка потом песню играет. Папа это явление объяснял некими загадочными словами: «Звук на телевизоре моно. Стерео будет, если на хорошем оборудовании запись делать». Но для меня это все равно китайская грамота. Я понимал так. Одна колонка играет – плохая запись. Две – намного лучше. Хорошее качество можно было купить в «Звукозаписи» на входе во Дворец культуры. За маленьким окошком виднелись большие бобинные магнитофоны, переписывавшие музыкальное добро на кассеты. Могли и на твою старую записать за день-другой. Стены вокруг «Звукозаписи» обклеили списками исполнителей и их альбомов, набранными на печатной машинке. Особенно популярные группы и певцы подавались с перечнем песен. Там, у «Звукозаписи», можно было проводить время часами. Но и в ней не хватало многих свежих композиций. Поэтому приходилось писать с телевизора.
Я смотрел «Песню года» ради нескольких исполнителей, но ждал всегда только одного – чтобы радостные ведущие изрекли: «Поет Алексей Глызин!» В это мгновение нельзя медлить. Вот и вчера, когда я уже потерял надежду, программа подходила к концу, услышал долгожданное. Одним прыжком я долетел до «Романтика», нажал, посмотрел в окошко магнитофона, где крутилась кассета, – значит, все в норме. Успел! Сердце стучало от радости, как после выигрыша в лотерею, хотя мне ни разу не посчастливилось – разве что рубль выпадал, да и то один раз.
Алексей Глызин в белой рубашечке с гитарой раздвинул блестящие вьетнамские занавески. Такие у нас теперь почти у всех дома висят. Мода на них началась недавно, но стремительно, как лавина. Кто-то показал, что если скрепки обернуть полосочкой от разрезанной открытки и соединить друг с другом – получится невообразимая красота и экзотика как в «Песне года». И мухи боятся сквозь лететь, и шикарно!
Глызин спустился по разукрашенной сценической лестнице и запел:
Лампа настольная слабо мерцает в доме твоем…
Ну почему я опять коротаю ночь под окном?
Я подумал о том, что теперь всегда, если хожу в магазин, смотрю чуть выше вывески «Магазин № 9. Продукты» – в окна квартиры, где живет Света. Меня грела надежда, похожая на ту, которую испытывал, когда слушал очередное объявление ведущих «Песни года». Только ждал я не слов Ангелины Вовк и Евгения Меньшова, а появления Светы у окна. Она увидит меня, а я ей помашу рукой в знак приветствия. И все станет ясно: смотрю я в ее окна не просто так, не случайно. А потому что мне кто-то очень нравится.