Света стояла передо мной. Она улыбалась и немного была смущена. Пауза затянулась. Я судорожно пытался найти выход из ситуации. Нужно было продемонстрировать интеллект и чувства. Я посмотрел на Свету, бросил взгляд на замерших зрителей. И вдруг понял, что мне надо произнести. Посчитал свою идею очень остроумной и изысканной. Блестящий выход нашелся. Подтолкнул меня к нему сюжет передачи «Что? Где? Когда?», просмотренный вчера поздно вечером.
– В одном племени североамериканских индейцев, – начал я дрожащим голосом, – самым лучшим комплиментом для девушки была фраза: «У тебя глаза как у коровы, а уши как у свиньи!» Поэтому я хочу сказать, Света…
В зале зашумели, кто-то заржал, Дашка хмыкнула. А Юрка от смеха чуть не лопнул. Ржал своим отвратительным козлиным смехом. Мне даже ударить его захотелось еще раз. Но меня опередил Вовчик. Он толкнул его в бок и убедительно показал кулак.
– Чуешь, чем пахнет, беззубый?
Тот мгновенно успокоился и сделал вид, что поправляет свой значок с американским флагом на груди.
Я стоял посреди сцены актового зала красный как рак и чувствовал себя полным идиотом. Боковым зрением видел растерявшуюся Ирину Петровну. Она не могла вымолвить ни слова.
Ко мне тихонько подошла взволнованная Света и сказала:
– Спасибо, мой рыцарь, за такой прекрасный и оригинальный комплимент! Я тоже восхищена тобой! В Бразилии самой лестной похвалой является то, что я скажу тебе в ответ. – Света загадочно улыбнулась. – Ты, Димка, старая обезьяна! Старые обезьяны очень-очень умные. А ты учишься очень хорошо. А еще у тебя походка как у слона! Так говорят в Индии.
Света сделала шаг ко мне и чмокнула прямо в губы.
В зале стало на мгновение тихо-тихо, а потом послышался гром смеха и аплодисментов.
Это был мой первый поцелуй. С девочкой, которая мне очень нравилась. «Сбылось!» – подумалось мне в тот миг. Выходит, не зря билет в том автобусе съел. Я стоял ошарашенный.
Потом все закрутилось. Не очень помню, как в тумане досидел до конца «Осеннего бала». Ярик через ряд от меня что-то пытался показать. Только потом я понял, что он держал в руках наш альбом с марками. Зрители, учителя, одноклассники – все вертелось перед моими глазами. И я плыл по этому бурлящему потоку. Реплики, фразы, музыка, Светины глаза. В ушах гудело, в груди бу́хало.
Потом все остались дожидаться своих родителей после собрания, а мне ждать было некого, и я поплелся домой, размышляя обо всем произошедшем. О Свете и дурацком комплименте, об Осле Ивановиче, оказавшемся самым крутым. Вот как бывает, когда думаешь, что человек не от мира сего, космонавт, а он просто выше всего заурядного. Сложнее и тоньше, чем многие.
Около «девятки» стоял милицейский «воронок». Рядом – два сотрудника в форме.
– За что вы меня сюда пихаете? – чертыхалась побагровевшая бабка Зинка. – Я пенсионерка. Руки уберите!
– Проходите, гражданка, проходите в машину. Сейчас разберемся.
Старуха оглядывалась по сторонам и неуклюже карабкалась в уазик. А милиционеры уже складывали ее имущество: табурет, столик, чашку с семечками, пастилу, сумку с грохочущими бутылками.
– Наконец-то задержали эту самогонщицу! – услышал я комментарий какого-то любопытного зрителя. Они собирались кучками вокруг.
Я заметил, как мимо магазина прошла Елена Павловна. Она увидела происходившее, а затем опустила глаза и засеменила в сторону дома. Через дорогу спокойно наблюдала за задержанием баба Нонна. Милиционеры закрыли дверь фургона и уехали.
Я испытывал смешанные чувства от увиденного, став свидетелем горькой победы над злом, долгожданного и справедливого наказания, которое дарит радость и стыд одновременно. Размышляя обо всем этом, дошел до нашего двора и поднялся в квартиру.
Мама уже была дома и готовила на кухне. Оттуда доносился запах жареного цыпленка.
– Как все прошло?
Не зная, что ответить, я пробормотал «нормально», хотя произошедшее было совсем не нормой для меня.
– Пионерию нашу закрыли. Старший Никифоров об этом известил… Я теперь больше не номенклатурный работник, а самый обычный школьник.
Мама улыбнулась и взъерошила мои волосы.
– Не переживай, главное – быть хорошим человеком, а должности – это не самое главное. Они не всегда счастье приносят. Ну а ты, если захочешь, еще успеешь любые должности приобрести.
Я посмотрел на маму. Не верить ей у меня не было оснований.
– За хлебом сходишь в «девятку»? Только если ты будешь по дороге край объедать, две буханки покупай.
Пока я собирался, в комнате зазвонил телефон. Я мигом подскочил к нему:
– Алло!
Но на том конце трубки неожиданно услышал голос географички:
– Дима, добрый вечер! Это Елена Павловна. Хотела бы поговорить с твоей мамой.
Мое сердце застучало. Наверное, она расскажет о моем «комплименте» на «Осеннем балу», подумалось мне. Я параллельно стремительно перебирал все остальные возможные причины, по которым мог получить нагоняй.
– Мам, тебя!
Я передал трубку.
– Алло, – произнесла мама.
– Здравствуйте… – начала Елена Павловна, тяжело вздохнув. – Звоню сказать вам спасибо. Очень жалею о том разговоре на даче первого сентября. И теперь, когда пришли эти странные новости из Москвы, я переосмыслила ситуацию. Поняла, что ошиблась. Была неправа, когда рекомендовала отказаться от пионерской дружины. Дима, хоть и работал около месяца, справился. Но главное другое. У руководителя, пусть даже общественной организации, должно быть сердце. Опыт появится, а если вместо души – камень, тут уже ничего не поделаешь. Вы знаете наверняка, что у нас произошло дома. Дима тогда очень поддержал Дашу. У него оказалось доброе сердце. Я очень переживала за дочку. Над ней смеялись в школе из-за лишнего веса, а тут еще и синяк под глазом. Для меня эта ситуация стала страшным стрессом. Но мы справимся. Даша словно ожила. И даже больше скажу – у нее появился какой-то интерес, новое стремление. Все это благодаря тому, что она нашла дружеское понимание и поддержку. Хотя мне казалось, раньше они не очень ладили. Теперь Даша бегает по утрам несколько километров и сбросила уже не меньше пяти килограммов. А я смотрю на нее и, знаете, тоже решила не отставать.
Они еще поговорили несколько минут, а я стоял рядом и пытался понять суть разговора. Глаза моей мамы стали влажными. Но не от огорчения, а как-то по-другому.
После она положила трубку, обняла меня, украдкой вытерла глаза и поцеловала в макушку.
– Беги за хлебом, а то магазин закроется.
Я вышел во двор. На улице дул несильный осенний ветер, поднимавший опавшую листву. Знакомые улицы, где ходил уже тысячи раз, сами вели меня. А я все думал, размышлял, спорил сам с собой. Сегодня случился тот самый чудесный и долгожданный, невероятный миг: ее губы коснулись моих, пусть даже на одно мгновение.
Окна в квартире Светы спали – ни огонька. Остановившись на площади перед магазином, я сделал вид, что ищу в карманах деньги. Сам же посматривал на сонные темные окна.
– Димка, привет! – Рядом стояла Света. В руках она держала хлебную булку и смотрела на меня ясными глазами.
Ее появление вывело меня из полусна. Я виновато улыбнулся и спросил:
– Ты не обижаешься на меня?
Света засмеялась:
– Нет, конечно. Это было забавно. Ну а зная твою любовь к свиньям, действительно считаю эти слова комплиментом высшей пробы.
Тепло разлилось у меня в груди.
– У нас в соседнем доме видеосалон открылся. Завтра будут показывать «Робина Гуда» с Ке́вином Ко́стнером. Не хочешь сходить?
Я чуть не поперхнулся от предложения:
– Конечно! Я очень хочу!
– Отлично! – Глаза говорили о желании произнести что-то еще, но Света предпочла просто улыбнуться.
Я стоял как истукан. Она дотронулась до моей руки:
– Побегу. Меня родители ждут ужинать. А ты тоже иди, магазин закроется. Завтра в 17.00.
Она махнула мне рукой и поскакала в свой двор.
Я купил теплую булку хлеба и, нарушив традицию, не откусил от нее ни разу, пока шел на ватных ногах домой. Для одного дня событий было достаточно. Весь мой предыдущий мир пришел в движение, и это было крайне волнительно. Я не мог поверить – моя тайная симпатия, похоже, нашла невероятный отклик.
А еще с сегодняшнего дня можно начинать отсчет взрослой жизни – состоялся мой первый поцелуй и завтра свершится нечто очень похожее на первое свидание. Эти мысли приводили к головокружению. Я плыл по осенним улицам, слабо воспринимая реальность. С другой стороны, в момент рождения этого нового мира рушился прежний, пионерский. И щемящее чувство горькой потери не покидало м еня.
Во дворе я увидел вожатую. Она стояла у подъезда и выглядела взволнованной. Я подошел к ней:
– Как теперь быть, Лариса?
Она пожала плечами, а на ее лице читалась растерянность.
– Не знаю, Дим…
Повисла пауза. Я набрал полную грудь воздуха.
– Лариса, мы обязательно что-то придумаем! – произнес я. И когда говорил, почувствовал подкатывающийся к горлу комок – меня душили непрошеные слезы.
Перед глазами плыли картинки с площади, где меня принимали в пионеры, где развевались красные знамена и алели галстуки. Где чувствовалось торжество момента во всем – в солнечном свете, отражавшемся в медалях ветеранов, музыке, звучавшей далеко за пределами площади. Тогда было понятно, где добро, а где зло. «Как же так? – размышлял я. – Закрыть, запретить то, чем занимались десятилетия. Растоптать и уничтожить…»
Я увидел, как из глаз Ларисы покатились слезинки, а за ними еще и еще.
– Мы что-нибудь обязательно сообразим, Лариса! – повторил я и неловко приобнял ее за плечи. – Будем делать добрые дела и без пионерии!
Лариса вытерла слезы:
– Обязательно! Будет только лучше!
Я боковым зрением увидел, как из-за угла неожиданно появился Василий Иванович в новом костюме с букетом цветов. Он заметил меня и Ларису. И, как говорит моя бабушка, расцвел майской розой. Мне стало так радостно от увиденного, так тепло, что я кивнул в знак приветствия, попрощался с Ларисой и двинул домой. Пройдя к своему подъезду, открыл дверь и шагнул внутрь.